Герои Союзного государства
100 лет назад уже известный хирург, доктор медицинских наук, профессор Валентин Феликсович Ясенецкий-Войно стал священником. Позже он, как священнослужитель, под именем Лука, будет пострижен в монашество, станет Епископом, потом – Архиепископом, а как учёный – получит Сталинскую премию первой степени «За научную разработку новых хирургических методов лечения». В судьбе этого удивительного человека наука и религия слились самым чудесным образом.
Я не ошибся в написании фамилии, древний белорусский шляхетский род, из которого происходил Архиепископ Лука, звался Ясенецкие-Войно. Нам неизвестно, почему в 1929 году Валентин Феликсович поменял очередность в своей двойной фамилии. По словам тех, кто его знал, сделал он это по личным мотивам, о которых не пожелал рассказать даже в своих воспоминаниях, написанных в 1958 году.
С другой стороны, это не единственный момент, о котором он не стал вспоминать. К счастью, многое мы знаем по рассказам его друзей, родственников, прихожан, людей, которым посчастливилось общаться с «учёным попом». Привожу лишь малую часть.
Точность – сестра таланта
Валентин Феликсович обладал величайшим хирургическим даром и исключительной твердостью руки. Его сын рассказывал, что папа, когда они жили в Переславле-Залесском в 1910-е годы, часто показывал фокус. Он брал пачку листов бумаги и просил кого-нибудь из детей назвать любую цифру. После чего острым скальпелем прорезал в пачке именно столько листов, сколько загадали дети.
Не крестити, а благовестити
Своей веры Валентин Феликсович не скрывал никогда, ни в гимназии, ни в пору студенчества, ни будучи уже известным профессором. Священнический сан он принял в 1921 году в Ташкенте, где занимал пост главного хирурга Ташкентской городской больницы и одновременно возглавлял кафедру оперативной хирургии Туркестанского Государственного Университета.
Возглавлявшему тогда ташкентскую епархию Владыке Иннокентию нужны были союзники в борьбе с наступавшими на церковь «обновленцами». Валентин Феликсович подходил на эту роль как нельзя лучше: он успешно громил «живоносную церковь» на приходских собраниях, заступался за истинное Православие и призывал христиан бойкотировать приходы, в которых засели «вепри». После очередного церковного собрания Владыка сам предложил профессору:
- Доктор, вам надо быть священником!
- Владыко, я об этом думал, но я же хирург. А священник не может проливать кровь.
- То кровь врачевания, а врач – профессия от Бога данная. Вспомните книгу Премудрости Иисуса, сына Сирахова, там сказано: «Почитай врача честью по надобности в нем, ибо Господь создал его». Я вас благословлю на пролитие крови при операциях во благое дело. Что же до времени, так вам требы не творить. Как Апостол Павел сказал: «Ваше дело не крестити, а благовестити». Вы Богу послужите своими проповедями. Ваш долг — защищать проповедью оскорбляемого Спасителя нашего и восхвалять Его безмерное милосердие к роду человеческому.
- Хорошо, Владыко! Буду священником, если это угодно Богу!
Спустя неделю профессора Ясенецкого-Войно посвятили в чтеца, певца и иподиакона, ещё через несколько дней — в диакона, а в феврале — в иерея. Он был поставлен четвёртым священником кафедрального собора с обязанностью чтения воскресной проповеди. Через два года Валентина Феликсовича тайно постригли в монахи под именем апостола-целителя Луки, после чего рукоположили в сан Епископа Ташкентского.
Забегая вперед можно сказать, что Владыка был прав: за 40 лет священства отец Валентин, а позже – Архиепископ Лука таинство крещения совершил всего три раза.
Но пока, после рукоположения, отец Валентин отнёсся к священству очень серьёзно и уже на следующий день после принятия сана пришел в Университет на лекцию в рясе и с наперсным крестом на груди. Почти все студенты и преподаватели встретили такое облачение профессора, как вражеский выпад. Одна из его любимых учениц заявила:
- Я неверующая, и что бы вы там не выдумывали, я буду называть вас только по имени-отчеству. Никакого отца Валентина для меня не существует.
В ответ профессор лишь снисходительно улыбнулся.
Резать во спасение
Из историй, связанных с Архиепископом Лукой, эта – пожалуй, самая известная. Однако обычно она приводится в до безобразия искажённом виде, как диалог якобы произошедший между Войно-Ясенецким и Сталиным на церемонии вручения Сталинской премии в 1946 году. Есть даже вариант, в котором исторический вопрос хирургу и священнику задаёт Никита Хрущев. В действительности все произошло значительно раньше – летом 1921 года, спустя всего несколько месяцев после принятия хирургом священнического сана.
Ташкентское ВЧК в то время возглавлял один из самых известных и воинственных большевиков – латыш Яков Петерс. Для укрепления советской власти ему необходима была «маленькая победоносная война». И повод для неё подвернулся достаточно быстро.
У нескольких раненых красноармейцев в городской клинике профессора Ситковского под повязками обнаружили личинки насекомых. Сведения об этом дошли до чекистов. Сразу были арестованы врачи клиники и три специалиста из Наркомздрава. Всем им было предъявлено обвинение в «явном вредительстве», «контрреволюционном заговоре» и «потворстве белому охвостью». Петерс решил провести показательный процесс, на котором сам выступил как общественный обвинитель. В зал суда пускали исключительно по пропускам, большую часть которых, разумеется, получили рабочие и солдаты. Однако кое-что досталось и врачам. О том, что происходило во время процесса мы знаем по их многочисленным рассказам.
Самого авторитетного в городе хирурга профессора Валентина Ясенецкого-Войно вызвали в суд как эксперта. Как и предполагалось, в зал он явился в полном священническом облачении. Петерс, будучи уверенным в беспроигрышности своих позиций, планировал одним ударом расправится с двумя «змеями» - «гнилой интеллигенцией» и «контрреволюционной поповщиной». И первый его вопрос к эксперту был предельно конкретен:
— Поп и профессор Ясенецкий-Войно, считаете ли вы, что профессор Ситковский виновен в безобразиях, которые обнаружены в его клинике?
— Гражданин общественный обвинитель, если вы говорите о том, что творят в клинике раненые красноармейцы, о пьянстве, драках, о блудовстве, кражах и так далее, то десяток врачей и медсестёр просто не в состоянии справится с сотнями буйных пациентов. В моей клинике царит такой же беспорядок, поэтому прошу по тому же делу арестовать и меня.
— А вы не спешите, придёт время и вас арестуем!
В ответ на это эксперт вздохнул и перекрестился:
– Ну что ж, если это будет угодно Господу Богу, я готов. Впрочем, - профессор обвёл взглядом судей, - я надеюсь, что за решёткой буду не одинок и многие из сидящих здесь составят мне компанию.
В зале раздался смех и аплодисменты. И аплодировали смелому попу совсем не только врачи. Но Петерс продолжил своё наступление:
– Скажите, поп и профессор, в вашей клинике в рабочих и красноармейских геройских ранах тоже черви копошатся?
– Товарищ обвинитель, никаких червей под повязками у красноармейцев не было, а были там личинки мух. Хирурги не боятся таких случаев и не торопятся очистить раны от личинок, так как давно замечено, что личинки действуют на заживление ран благотворно. Английские медики даже применяли личинок в качестве своеобразных стимуляторов заживления.
— Какие ещё там личинки… Откуда вы все это знаете?
— Да будет известно гражданину общественному обвинителю, — с достоинством парировал Ясенецкий-Войно, — что я окончил не двухлетнюю советскую фельдшерскую школу, а медицинский факультет университета Святого Владимира в Киеве.
Железный чекист начал выходить из себя:
— Скажите, поп и профессор Ясенецкий-Войно, как это вы ночью молитесь, а днём людей режете?
— Я режу людей для их спасения, а во имя чего режете людей вы, гражданин общественный обвинитель?
И опять – смех и аплодисменты попу, перешедшему в наступление на обвинителя. Пытаясь уже хоть не выиграть, но просто забить гол престижа, Петерс задал последний вопрос, тот самый, который молва теперь приписывает то Сталину, то Хрущеву:
— Как это вы верите в Бога, поп и профессор Ясенецкий-Войно? Разве вы его видели, своего Бога?
— Бога я действительно не видел, гражданин общественный обвинитель. Но я много оперировал на мозге и, открывая черепную коробку, никогда не видел там также и ума. И совести там тоже не находил.
Зал просто взорвался хохотом, сквозь который звон председательского колокольчика был почти не слышан. Всем было ясно, что «дело» провалено. Тем не менее, судьи, изначально нацеленные на расстрельный приговор, дали каждому из подсудимых по 16 лет. Город, в котором позиции советской власти и так были не слишком сильны, встретил такую «революционную справедливость» ропотом. Чтобы он не перерос во что-то большее, «врачей-убийц» уже через неделю стали отпускать на работу, а через месяц – вовсе выпустили из тюрьмы.
Друзья и не друзья
На одном из многочисленных допросов, через которые пришлось пройти хирургу-епископу, следователь спросил его:
— Так кто же вы — друг наш или враг наш?
— И друг ваш и враг ваш, если бы я не был христианином, то, вероятно, стал бы коммунистом. Я тоже полагаю, что власть рабочих есть самая лучшая и справедливая форма власти. Но вы воздвигли гонение на христианство, и потому, конечно, я не друг ваш.
Гордость и смирение
Всякую свою операцию главный врач городской больницы и председатель Союза врачей Туркменистана Войно-Ясенецкий начинал с того что молился на висевшую в углу икону, крестился, крестил ассистентов и больного и рисовал йодом крест на месте, где должен был провести первый разрез. Один из пациентов попросил:
— Доктор, меня крестить не надо, я мусульманин.
Профессор дочитал молитву и повернулся к лежавшему на операционном столе пациенту:
— Хоть религии разные, а Бог один. Под Богом все едины.
Икону в операционной Войно-Ясенецкий повесил еще до того, как принял священство. Однако внимание на неё начальство обратило лишь спустя несколько лет. К тому времени хирург и епископ даже уже успел отбыть первую из трёх своих ссылок. Очередная комиссия потребовала убрать предмет религиозного культа из госучреждения.
— Если вы уберёте икону, я откажусь оперировать. Я не буду работать в помещении, где не нашлось место образу Господню.
— Это будет уже саботаж, товарищ профессор, - усмехнулся председатель комиссии, красный комиссар Гельфгот. - А саботаж по революционным законам карается расстрелом.
— Расстреливать – ваша работа, и тут вам помогает сатана. Я лечу, и мне помогает Бог. Там, где вершат кощунство над иконой я работать отказываюсь.
После того, как икону всё-таки убрали, профессор и правда не вышел на работу. Не вышел и на следующий. Дело явно шло к аресту. Чтобы этого не произошло друг и коллега профессора Моисей Слоним обратился напрямую к председателю Среднеазиатского бюро ЦК РКПб Исааку Зеленскому:
— Товарищ Зеленский, поймите, если будет арестован выдающийся хирург, ученый и педагог Войно-Ясенецкий, ущерб от этого понесет прежде всего рабоче-крестьянская республика, ее медицина и наука. Но без иконы он на работу не выйдет. Уверяю вас, я его принципиальность знаю.
— Моисей Ильич, дорогой мой, я это всё понимаю. Но и вы нас поймите. Совершенно нетерпимо, чтобы советский хирург превращал операционную не то в православную часовню, не то в молельный дом старообрядцев. Сделаем так. С арестом мы повременим, но уж со своим профессором вы сами разберитесь. Найдите выход из вашего хирургического кризиса. Может вам стоит связаться с его начальством? Я имею в виду – по религиозной линии.
Совет коммуниста показался дельным, и уже на следующий день делегация из трёх врачей отправилась к Митрополиту Ташкентскому и Туркестанскому Архиепископу Никандру. Выслушав посетителей, он неодобрительно покачал головой и велел позвать к себе «бунтаря».
— Дошла до меня, Ваше Преосвященство, весть, что овладела вами гордыня. Что вы пренебрегаете дарованным вам Господом Богом талантом и отказываетесь оперировать больных и немощных. Так ли это?
— И так, Владыка, и не так. Я действительно перестал заходить в операционную. Но произошло это не по моей вине и не из гордости. Это случилось по вине нашего комиссара здравоохранения Гельфгота, в которого вселился бес. Он учинил кощунство над иконой, приказал вынести её из больницы.
Митрополит вздохнул:
— Гордыня это, брат мой во Христе, гордыня. Великий грех ты совершаешь, ибо даже Господь наш Иисус Христос претерпел с кротостью и смирением ещё не такие надругательства со стороны нечестивых. Не здоровый нуждается во враче, но больной, так сказано в Евангелие. Ты же пытаешься сойти с пути, уготованного тебе Господом.
Никандор еще долго вразумлял подчинённого и закончил своё наставление так:
— Благословляю тя, отче, на подвиг смирения; иди и твори помощь страждущим, несмотря на надругательства и хулу нечестивых.
На следующий день хирург Войно-Ясенецкий вышел на работу и приступил к операциям, будто нескольких дней иконоборческой забастовки не было.
Наука и религия
Хирург всегда мечтал, чтобы на титульном листе главного его медицинского труда – монографии «Очерки гнойной хирургии» (за которую ему впоследствии и дали сталинскую премию) авторство было обозначено как «Архиепископ Лука». Отправляя её в печать, он просил об этом особо. Разумеется, сделано это не было. Не помогло и обращение к Наркому просвещения Луначарскому, который ответил решительным отказом. В конце 1923 года профессор отправил в немецкий медицинский журнал большую статью, подписанную Bichof Lucka (Епископ Лука). Однако немцы не поверили, что автором является священнослужитель и посчитали, что Бишов – фамилия, ошибочно поставленная в начало. «Ошибка» была исправлена, и автором статьи стал Lucka Bichof
Материя и сознание
В случае с Архиепископом Лукой очень сложно определить, что можно назвать чудом, а что – результатом работы талантливого врача. Хотя возможно, талант хирурга как раз и был тем большим чудом, которое в его лице было явлено человечеству.
Известный советский терапевт и гематолог Иосиф Кассирский, знавший профессора Войно-Ясенецкого еще со времён Ташкентского университета, в последний раз встретился с ним в Москве в 1944 году. Архиепископ приехал в столицу из Тамбова, где руководил военным госпиталем и Тамбовской епархией, на очередное церковное совещание в патриархии.
В номере гостиницы «Москва» почти ничто не напоминало о войне, которая шла уже третий год. Два профессора, один – в гражданском сером костюме – другой – в просторной рясе и с крестом на груди сидели друг напротив друга и пили чай с баранками.
— Завидую я вам, - улыбнулся гостю Архиепископ, - вы можете заниматься только медициной, а у меня рядом с нею дела духовные. Со мною говорили об избрании в Академию медицинских наук, но поставили условием прекратить церковную деятельность. Не могу это сделать.
— Я думаю, Валентин Феликсович, Академия пошла бы вам навстречу, если бы вы пообещали приходить на заседания, на конференции, симпозиумы и прочие гражданские мероприятия не в церковном облачении, а в гражданском костюме. Тем более, насколько я знаю, церковные правила этого не запрещают. Вон, говорят, что друг детства Сталина грузинский протоиерей Пётр Капанадзе на встречу с Иосифом Виссарионовичем пришёл в светском.
— Ну да, и бывший его сокурсник по Тифлисской семинарии Иосиф Джугашвили правильно ему сказал: «Бога не боишься, а меня боишься».
— Вы, значит, Бога больше боитесь?
— Нет, я просто Сталина не боюсь. И никого не боюсь. Раньше не боялся, а уж сейчас и подавно. И рясу с меня можно только вместе с кожей снять. Одного я боюсь, что не успею или не смогу сделать всего того, на что меня Бог управит. Хотя в этом мне Господь всегда помогает. Взять, хотя бы, недавний случай. Вы же помните моего младшенького сына Валентина. Вы знаете, он в Намангане, где работал, заболел сыпным тифом. Семнадцать дней длилась болезнь, и почти с самого начала он потерял сознание, очевидно, развился тяжёлый энцефалит. И вот, как не быть верующим, как не верить во всемогущество воли божьей. Последние критические дни были совсем тяжёлые, положение безнадёжное — температура больше сорока, сердце отказывало, кровяное давление упало до очень низких цифр. Лена, дочь, дала мне телеграмму... И чем я мог помочь, находясь за тысячи километров? Я молился. Просил и святейшего патриарха молиться за выздоровление Валентина — и, представьте, о чудо — вдруг на 17-й день наступил кризис (в медицинской терминологии «кризис» - изменение течения болезни, обычно – к лучшему, - В.Ч.), и Валентин стал выздоравливать.
Профессор Кассирский вежливо промолчал. На самом деле, он совсем недавно разговаривал с Валентином Валентиновичем и тот рассказал ему свою версию «чудесного исцеления». По словам младшего сына Владыки, в часы, когда артериальное давление упало до критического уровня, Лена нашла дома припрятанные ампулы строфантина и ввела его больному. Это Валентина и спасло. Сказать об этом профессору казалось бестактным. Кроме того, он прекрасно понимал, как ему ответит Архиепископ: «Ну, что же, тем более, Господь Бог внял нашим молитвам и помог найти строфантин». Однако Лука словно бы сам услышал мысли старого товарища, и ответил на них:
— Поймите, Иосиф Абрамович, верующие никогда не отрицают материальных фактов, но считают, что ими руководит высшее начало — всемогущий Бог, и само материальное переходит в дух, а дух — в материальное. Вот почему тело бессмертно.
— Позвольте вам возразить. Я полагаю, что человек смертен и его тело умирает. Бессмертие возможно, но лишь в сотворённых им делах, в его духовном наследстве. Это духовное наследство рождает материальные ценности, но дух, душа где-то в загробном мире не может переходить в тело и оживлять его. В иное бессмертие я не верю...
Профессор-священник выслушал коллегу спокойно, лишь последние слова его опечалили. Он опустил глаза и тихо сказал:
— Отложим спор, тем более я утомлён, а убедить в нескольких словах трудно. Может быть, я буду иметь возможность дать всем моим друзьям почитать своё сочинение «О духе, душе и теле». Внимательное изучение его многое разъяснит. Я только хочу привести вам пример того, как едины дух и тело. Мне, как вы знаете, много пришлось претерпеть. Однажды там, за Полярным кругом, нас свели в одно небольшое помещение — должно быть, человек сто... О том, чтобы лечь, не могло быть и речи. Мы стояли много часов впритык друг к другу. И знаете, многие падали и умирали. А я обратился к вере Божьей, и она меня спасла... Выдержал.
ЗЕМНАЯ ЛЕСТВИЦА
Архиепископ Лука(в миру Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий)
Родился в 1877 году в Керчи
В 1904 году окончил медицинский факультет Киевского университета
С 1904 года – заведующий хирургическим отделением эвакуационного госпиталя (Чита)
С 1905 по 1908 год – земской врач в Симбирской, затем – в Курской губернии
1908 год – экстернатура Московского Императорского университета
1909-1917 годы – главный врач нескольких клиник в Переславле-Залесском
С 1916 года – доктор медицинских наук
1917-1923 годы – главный врач Ташкентской больницы, руководитель кафедры хирургии Ташкентского университета
В 1921 году рукоположен в чин иерея. В 1923 – тайно пострижен в монашество с именем Лука, после чего возведён в сан Епископа Ташкентского.
1923 – 1925 годы – первая ссылка в Туруханский край
1929 – 1934 – вторая ссылка в Архангельскую область
1937 – 1941 – третья ссылка в Красноярский край
С 1941 – главный хирург Красноярского эвакгоспиталя
С 1942 - Архиепископ Красноярский. а с 1944 – Архиепископ Тамбовский
Январь 1946 года – Сталинская премия первой степени
С 1946 года – Архиепископ Симферопольский и Крымский
С 1947 – консультант и хирург Симферопольского военного госпиталя
Занятия хирургией оставил в связи со слепотой в 1955 году
Умер 11 июня 1961 года в воскресенье, в день Всех святых, в земле Российской просиявших
В 2000 году Архиерейским Собором Русской православной церкви прославлен как святой в сонме новомучеников и исповедников Российских.
Валерий ЧУМАКОВ
© "Союзное государство", № 7, 2016
Дочитали до конца? Было интересно? Поддержите журнал, подпишитесь и поставьте лайк!