Я себя помню с 2 лет. Ну сначала я была маленькая, и меня растила бабушка Настя.
Утром я просыпалась в перинах от запаха свежих пышек. Спала я в угловой комнате, очень светлой. По утрам я рассматривала узор цветного ковра на стене и блики света на потолке. Стены были светло-розовые, а шторы - коралловые, и белые занавески из кружевного хлопка.
В комнате стоял большой шкаф из дерева, моя кровать, бабушкина кровать у другой стены. И еще! Там был сервант из карельской березы и настоящий сундук. А по центру комнаты было все равно дофига места. И я там плясала для бабушки, надев на голову кружевную накидку для подушек. И бабушка радовалась жизни.
Там же стояла бабушкина швейная машинка, а на стене над ней висело зеркало в дубовой раме.
В квартире еще была гостиная с арочным балконом, кухня и холл метров 10, с кладовочкой в углу и большим зеркалом над этажеркой. По этой квартире я иногда каталась на велосипеде.
Бабушка вела меня на кухню и ставила на табуретку тарелку с кашей, пышки, чаек. Я садилась на скамеечку для ног и ела кашу с табуретки. С детской мебелью никто не заморачивался. На кухне была плита и милый бело-голубой буфет, мойка и обеденный стол со стульями.
Потом бабушка чистила мне зубы в ванной, одевала, и мы шли гулять в мир, открытый настежь бешенству ветров. Но бешенства ветров нигде не было. Был двор с огромной клумбой под окнами, которую поливал дядя Толя, лысый мужчина в белоснежной майке и элегантных пижамных штанах в белую и голубую полоску. Чтобы штаны не упали с его пуза, они крепились на дяде Толе подтяжками. Треники? Никогда!
Дом был двухэтажный, сталинский, на 8 квартир. Прям клубный, можно сказать. Дядя Толя жил на первом этаже и по утрам со шлангом в руках поливал свои клумбы: по центру тюльпаны, по краям анютины глазки. После тюльпанов, по сезону, дядя Толя высаживал космеи, а осенью - астры. У дяди Толи была дочь невероятной красоты: девушка с оленьими глазами, типа Одри Хепберн, только еще красивее.
В нашем дворе под акацией была шмелиная норка. Шмели вылетали из норки и летели на дядь-Толины клумбы завтракать.
По синему небу плыли белые башни облаков. Вокруг дома росли серебристый лох - это прямо под нашим балкончиком, - и клены. Летом в квартире был тенек. Во дворе была песочница без грибка, пара лазалок, скамейка под ивовым деревом и скамейка у подъезда.
Мы с бабушкой шли гулять.
Под ногами у меня мусора не было. По утрам дворник подметал наш двор метлой. Потом по двору проезжала поливальная машина, чтобы там было свежо. Летом в нашем городе всегда было жарко.
Гуляли мы по бульвару с цветами. Шли вместе, держась за руку. Я любила львиные зевы, в просторечьи бобики, и петуньи. Пятна света танцевали на асфальте.
Бабушка ходила в гости к своим подругам. Они все были раскулаченными, из одного поволжского села под Астраханью. У них у всех были внуки. Любимой подругой мой бабушки была баба Феня Коржавина. В их селе все были или Коржавины, или Назаровы, или Ивановы. Речь бабы Фени перемежалась словами, которые я не понимала: это были поволжские архаизмы. У бабы Фени я обжиралась конфет и играла с чужими игрушками. Ее внуки любили меня: два мальчишки постарше. Из игрушек у них только машинки были.
На обратном пути из гостей я приводила бабушку к киоску с мороженым. Днем меня заставляли спать. В качестве предоплаты за дневной сон я выпрашивала мороженое.
Всю мою жизнь до 89 года было понятно, что и сколько стоит. Пирожные были маленькие по 15 копеек, а большие - по 22 копейки. Это касалось картошек, трубочек, заварных пирожных, бисквитов, эклеров и корзиночек. А проезд всегда был 5 копеек:в метро, на трамвае, в троллейбусе и в автобусе.
Такие же воспоминания есть и о булочных, и о молоке, и о сыре. Сыра вообще было 4 вида: Пошехонский, Российский, Швейцарский и Сулугуни. Плюс сырки в шоколаде, плюс творог. Тоже не запутаешься выбирать.
Советские овощные магазины были ужасны. Лук, капуста, картошка, свекла и морковь. Свежие овощи и фрукты были только летом. Обычно их продавали на улице.
Но на рынке можно было купить все, что угодно, просто дороже. Чимкентские дыни. Алма-атинские яблоки. Виноград кишмиш. Огромные южные помидоры. Ранние персики. В целом, такими незрелыми мелкими фруктами, которые едят в северных городах, на юге угощают кур.
Мясо я терпеть не могла. Вынимала из пельменей и выбрасывала, а тесто съедала. Но в детстве я любила куриные ножки. Куры, принесенные из магазина, были синие и мускулистые. Были еще такие магазины: Океан. Там продавалась мороженая рыба. Хек, минтай, скумбрия. В баночках икорное масло. Морская капуста. Консервы.
В Астрахани у нас осталась родня. Они присылали нам в посылках реальную астраханскую воблу. Для меня с сестрой всегда подкладывали в посылку шоколадные конфеты, так что потом эти конфеты пахли воблой.
Однажды мать и тетушка поехали туда, на Волгу. Их встретили все родственники. Многие помнили бабушку. Было много слез. Было много рассказов потом. Они вернулись обратно с несколькими трехлитровыми банками черной и красной икры. Мы долго ели ее большими столовыми ложками.
Мороженое в моем городе было очень вкусное: пломбир в вафельных или в картонных стаканчиках,или шоколадное, по 20 копеек. На сдачу мы пили газировку: 3 копейки с малиновым сиропом. Но этот город был шахтерский, промышленный. Его снабжали чуть хуже, чем Москву, но я не помню острого дефицита ни в чем.
Коржики медовые и коржики молочные. Ну что ж, тогда вот вам стихи Андрея Туркина:
Она ломала коржик,
а коржик не ломался.
Тогда столовый ножик
Ей на глаза попался.
Она схватила ножик,
поставила на коржик,
на ножик надавила
и коржик разломила!
Училась я в Москве, в Литинституте. В год моего поступления конкурс в этот ВУЗ был 114 человек на место. У меня был только пучок стихов и лауреатский диплом с республиканского конкурса поэзии. И я поступила.
Студенческая стипендия в институте у меня была 50 или 70 рублей в месяц, в зависимости от того, как я сдавала сессию. Зарплаты у моих родителей были- 200-250 рублей в месяц. Самая маленькая зарплата у людей была 80 рублей в месяц( например, вахтером или в библиотеке),и пенсия тоже. Но скорее уж все начиналось со 100 рублей в месяц. А шахтеры в нашем городе зарабатывали 600-800 рублей в месяц. Столько же получал кандидат, и уж тем более доктор наук.
За свою первую книжечку стихов, изданную в алма-атинском издательстве, я получила 1300 рублей. За публикацию в журнале подборки стихов я получала, в зависимости от количества строк, от 200 до 600 рублей. Публиковали меня часто. Издавали много альманахов поэзии, журналов, антологий. Всем были нужны стихи. В общем, опять не получается, что я бедствовала.
Еще всегда можно было зайти к Юрию Лопусову, он занимался молодыми литераторами. Этот святой человек сидел в ЦДЛ на Поварской. Ему нравились мои стихи.
Поговорит со мной, выпишет рублей 100 материальной помощи, я получу их в кассе, пойду и проем их в Шоколаднице на Дмитровке. А вообще в ЦДЛ буфет тоже был хороший. Я иногда и там кушала. Ну, это уже когда я училась в Литинституте.
Это было блаженное время, когда у всех все было хорошо.
А так, 200-250 рублей была нормальная зарплата. Квартплата была 3-5 рублей. 10 рублей в месяц стоила музыкальная школа.
Одежда стоила от 10 рублей, наверное. Хорошая обувь и одежда стоили подороже, и всегда были в московских магазинах. В Казахстане все можно было достать по блату.
Словом, никто не ходил голодный, голый и босый. Летом в детстве меня возили в Крым, всегда в Гурзуф.
Иногда маме или папе давали путевки в Боровое. Или на Алтай. Я много где побывала еще ребенком, за Уралом места интересные.
Мое детство было безмятежным из-за безусловной любви взрослых - бабушки и тетушки. Мама и папа много работали, я больше любила жить у бабушки.
Вот такие они были, цифры и факты. Но у всего этого внешнего благополучия была и обратная сторона. О ней в следующий раз! Не стесняйтесь лайкать и подписываться.
