Привет. Продолжаю углубляться в тему маскулинности, мужества и мужской идентичности. Сегодня предлагаю вашему вниманию еще один материал на эту тему. Любопытно, что Рэйвин Коннелл - имя, которое неоднократно встречается в статье - женщина. И ее позиция в отношении темы немного не вписывается в распространенный стереотип.
Социальное неодобрение
За последние несколько лет токсичная мужественность стала универсальным объяснением мужского насилия и сексизма. Привлекательность термина, который отличает «токсичные» черты, такие как агрессия и самоутверждение, от «здоровой» мужественности, выросла до такой степени, что Gillette применил его в вирусной рекламе против издевательств и сексуальных домогательств. Примерно в то же время Американская психологическая ассоциация представила новые рекомендации для терапевтов, работающих с мальчиками и мужчинами, предупреждая, что крайние формы определенных «традиционных» мужских черт связаны с агрессией, женоненавистничеством и негативными последствиями для здоровья.
Возникновение этого термина сопровождалось предсказуемым конфликтом. Многие консерваторы утверждают, что обвинения в токсической маскулинности являются атакой на мужское достоинство. Между тем многие сторонники прогресса утверждают, что детоксикация маскулинности - важный путь к гендерному равенству. На фоне этого горячего дискурса газетные и журнальные статьи обвиняют ядовитую мужественность в изнасилованиях, убийствах, массовых расстрелах, бандитских действиях, онлайн-троллинге, изменении климата, Брексите и избрании Дональда Трампа.
Мужественность действительно может быть разрушительной. Но как консерваторы, так и либералы в этом вопросе часто неправильно понимают, как действует термин «токсичная маскулинность». Когда люди его используют, они склонны диагностировать проблему мужской агрессии и прав как культурную или духовную болезнь - то, что заразило современных мужчин и побуждает их к подобному самовыражению. Но сама токсическая мужественность не является причиной. За последние 30 лет, по мере того как концепция трансформировалась и изменялась, она служила скорее барометром гендерной политики своего времени - и стрелкой к более тонким, меняющимся причинам насилия и сексизма.
Откуда растут ноги
Несмотря на недавнюю популярность этого термина среди феминисток, ядовитая мужественность возникла не в женском движении. Он был придуман в мифопоэтическом мужском движении 1980-х и 1990-х годов, отчасти мотивированным как реакция на феминизм второй волны. Через семинары только для мужчин, уединения в пустыне и кружки по игре на барабанах это движение продвигало мужскую духовность, чтобы спасти то, что оно называло «глубокой маскулинностью» - защитной, «воинственной» маскулинностью – в отличие от токсичной мужественности. По мнению движения, мужская агрессия и разочарование были результатом того, что общество феминизировало мальчиков, отказывая им в необходимых обрядах и ритуалах, позволяющих реализовать себя как мужчин.
Это утверждение об исключительной, настоящей маскулинности категорически отвергается с конца 1980-х годов новой социологией маскулинности. Возглавляемая социологом Рэйвин Коннелл, эта школа мысли представляет гендер как продукт отношений и поведения, а не как фиксированный набор идентичностей и атрибутов. Работа Коннелл описывает множественные мужественности, сформированные классом, расой, культурой, сексуальностью и другими факторами, часто конкурирующими друг с другом за то, что может претендовать на звание более аутентичного. С этой точки зрения, которая в настоящее время является преобладающим социально-научным пониманием мужественности, стандарты, по которым определяется «настоящий мужчина», могут сильно различаться в зависимости от времени и места.
Коннелл и другие предположили, что общие мужские идеалы, такие как социальное уважение, физическая сила и сексуальная потенция, становятся проблематичными, когда устанавливают недостижимые стандарты. Неудача может сделать мальчиков и мужчин неуверенными и тревожными, что подталкивает их к применению силы, чтобы чувствовать себя доминирующими и контролирующими. В этом сценарии мужское насилие не исходит от чего-то плохого или токсичного, укоренившегося в самой природе маскулинности. Скорее, это происходит из-за социальной и политической среды этих мужчин, особенности которой настраивают их на внутренние конфликты по поводу социальных ожиданий и мужских прав.
«Популярное обсуждение мужественности часто предполагает, что у мужчин есть фиксированные типы характера», - сказала Коннелл. «Я скептически отношусь к типам персонажей. Я думаю, что важнее понимать ситуации, в которых действуют группы мужчин, закономерности их действий и последствия того, что они делают ».
Однако по мере популяризации этого исследования его все чаще трактовали неверно. К середине 2000-х, несмотря на возражения Коннелл, ее сложные теории изображались таким образом, чтобы отражать мифопоэтические архетипы деструктивной маскулинности. В исследовании мужчин-заключенных в 2005 году психиатр Терри Куперс определил токсичную маскулинность как «совокупность социально регрессивных мужских черт, которые способствуют доминированию, обесцениванию женщин, гомофобии и бессмысленному насилию».
Ссылаясь на работу Коннелл, Куперс утверждал, что тюрьма выявляет «токсичные» аспекты мужественности у заключенных, но эта токсичность уже присутствует в более широком культурном контексте. Куперс сказал, что, по его мнению, критики его исследования ошибочно предположили, что он утверждал, что мужественность сама по себе токсична.
С тех пор возврат к токсичной мужественности просочился из академической литературы в широкое культурное распространение. Сегодня эта концепция предлагает привлекательно простой диагноз гендерного насилия и мужских неудач: это «токсичные» части мужественности, отличные от «хороших». Новые сторонники этой концепции, иногда не зная о ее происхождении, склонны соглашаться с тем, что мужчины и мальчики страдают от социальной «болезни» и что лекарство - это культурное обновление, то есть мужчинам и мальчикам необходимо изменить свои ценности и взгляды.
Что делать и куда бежать?
Существуют программы наставничества как решение «обреченной на провал модели быть мужчиной», в которой уважение достигается посредством насилия. Ряд занятий и программ побуждают мальчиков и мужчин проникнуться своими чувствами и развить здоровую, «прогрессивную» мужественность. В некоторых образовательных учреждениях эти программы становятся обязательными.
Безусловно, эти программы могут иметь положительное влияние. Исследования неизменно показывают, что мальчики и мужчины, придерживающиеся сексистских взглядов, с большей вероятностью совершат гендерное насилие. Сама Коннелл отмечает, что «когда термин токсичная маскулинность относится к утверждению мужских привилегий или мужской власти, это имеет смысл. В насильственном и жестоком поведении есть хорошо известные гендерные модели ».
Возникает вопрос: откуда берутся эти сексистские взгляды? Являются ли мужчины и мальчики всего лишь жертвами культурного «промывания мозгов» женоненавистничества и агрессии, требующих перевоспитания в «правильные» убеждения? Или эти проблемы более глубоко укоренились и вызваны несметным числом неуверенности и противоречий в жизни мужчин в условиях гендерного неравенства? Проблема крестового похода против токсичной маскулинности заключается в том, что, ориентируясь на культуру как на врага, он рискует упустить из виду реальные условия и силы, которые поддерживают культуру.
В этом неправильном восприятии есть настоящая опасность. Сосредоточившись на культуре, люди, выступающие против токсичной маскулинности, могут непреднамеренно вступить в сговор с институтами, которые ее поддерживают. Например, алкогольная промышленность финансировала исследования, чтобы отрицать связь между алкоголем и насилием, вместо этого обвиняя «мужественность» и «культуру употребления алкоголя». В этой связи индустрия повторяет аргументы либеральных феминисток о токсичной маскулинности. Однако есть убедительные доказательства того, что плотность магазинов спиртных напитков в данном географическом районе увеличивает уровень домашнего насилия.
Концепция токсичной маскулинности поощряет предположение, что причины мужского насилия и других социальных проблем везде одинаковы и, следовательно, одинаковы и решения. Но, как Коннелл и ее коллеги годами демонстрируют, материальные реалии имеют значение. Хотя темы насилия, прав и сексизма повторяются в разных сообществах, в разных местах они проявляются по-разному.
Меры реагирования на гендерное неравенство на рабочих местах, такие как программы искоренения сексизма в культуре и практике занятости, особенно ценятся в сообществах среднего класса. Это не универсальные решения, и они не должны быть универсальными. Признание различий в жизни мужчин и мальчиков имеет решающее значение для эффективности усилий по преодолению гендерного насилия и неравенства.
Если вы дочитали до конца, не забудьте поставить лайк и подписаться на канал.