Нет ни малейших сомнений, что своей архетипической вершины Андрей Тарковсий достиг в "Солярисе". Пан Станислав дулся, ворчал и даже ругался... Ведь его замысел Тарковский перевернул наизнанку:
- Солярис» — это книга, из-за которой мы здорово поругались с Тарковским. Я просидел шесть недель в Москве, пока мы спорили о том, как делать фильм, потом обозвал его дураком и уехал домой… Тарковский в фильме хотел показать, что космос очень противен и неприятен, а вот на Земле — прекрасно. Но я-то писал и думал совсем наоборот".
Однако каждый в своём праве. У Лема спета своя песня, а у Тарковского - своя. В каком-то смысле даже удачно получилось: очень плавный и толковый переход от первого архетипа ко второму.
Увы, поднявшись на вершину архетипических прозрений, Тарковский вынужден был попытаться выйти на следующий, третий архетип. Пролог "Зеркала" именно об этом. Вместо смутного мычания Мокреца должна появиться способность говорить...
-Ты будешь говорить! Только громко и чётко, свободно и легко, не боясь своего голоса и своей речи...
-Я могу говорить!
Увы, хождение в грядущий архетип очень опасное дело. Ничего толком не найдешь, да и себя потеряешь. Преодоление границы запрещено. Нельзя!
Запрет номер один - это обращение к вражескому для Мокреца третьему возрасту, с его гипертрофированным преувеличением роли матери. Собственно весь фильм только о матери, о нелепом совмещении образа матери и жены. Лишь в конце фильма что-то в мозгу автора на этот счёт проясняется.
Запрет номер два - это постоянное присутствие в фильме отца, ярчайшего представителя третьего архетипа. Особенно опасны стихи в авторском исполнении.
Запрет номер три - страстишки, которые железной рукой были пресечены в "Иванове детстве", отвергнуты в "Андрее Рублеве" и так ловко переплавлены в нечто космическое в "Солярисе", здесь полноправные хозяева. Все со всеми выясняют отношения. Жизнь, с её мелкими переживаниями и смешными обидами, вышла из болота, обсохла и убила Мокреца. Сожгла!
Живительные дождички и даже ливни уже не спасают. Ибо вода нужна для оживления идей первого архетипа. А тут первый архетип надежно отсечен. Никакого космоса, никакого масштаба... Разве что иногда музыка Эдуарда Артемьева отсылает к "Солярису".
Над всем фильмом довлеет материнское требование:
-И перестань фантазировать, я тебя очень прошу
Мокрец пытается вспомнить что-то очень важное, обрести вселенский масштаб... Война, Испания, поверженный Берлин, китайцы...
Нет, ничего не получается - болотце, разросшееся в "Солярисе" до размера планеты, снова сузилось до крошечного прудика, в котором мальчик плывёт по-собачьи...