― Чаю выпью, ― согласился майор, ― но через полчасика. Хочу по путям пройтись. Может, что-то есть. Василенова, съезди в зверосовхоз, там есть такой Капитанов Олег Борисович, специалист по рогатому скоту. Покажи ему фото.
― А вы уверены, что Капитанов захочет на это смотреть?
― Уверен. Во-первых, он уже пару раз мне помогал. А что касается нынешнего дела. Раны как будто от рогов. По его части.
― Почему вы так уверены, что это рога?
― Года три назад завёлся тут бешеный бык, пару человек на рога посадил. Раны похожие на эти. Надо выяснить чьи они, а там по ситуации… Хм, мне кажется, я уже что-то такое видел. Где бы только вспомнить…
Глубоко-глубоко зарыто воспоминание. Там на ветру колышется луг синецветов, трепещут колокольчики, ромашки от солнца чахнут краями лепестков, и детский смех струится сквозь сосны, и звонкие стрекозы рассекают воздух, и девочка плачет…
― Ладно, ― Василенова хмуро взяла ключи от машины, крутанула их на пальце, и брелок-медвежонок мягко лёг в её ладонь. Медвежонка она сама вязала, чтобы под шарф подходил.
А майор пошёл обыскивать пути. Григорий Константинович, напевая песенку, заторопился ставить самовар.
Осмотр железной дороги мало что дал, но всё-таки удалось найти место, где ночью, видимо, лежал труп. Там на шпалах засохли едва заметные красные пятна. Конечно, кровь могла взяться и по другой причине, поэтому майор отковырял кровавую щепку и положил в пакет для экспертизы. Искать следы было бесполезно – пространство между шпалами да и сам откос уложены гранитом, серым с тёмно-малиновыми, как кровь, вкраплениями; следы ног тут не сохранятся. Ещё следы крови? Обломанные ветки, если тело тащили из леса? Или драка случилась на путях?
Майор огляделся. Лес начинался дальше.
Николаев прошёл по рельсам до кромки леса, но не увидел ни капли крови. Осмотрел опушку, но ни сломанных веток, ни клочков ткани, которые могли бы зацепиться. На свежей траве следов волочения тоже не наблюдалось. Правда, несколько васильков были втоптаны в землю. «Здесь лежало тело или просто кто-то пикник устраивал?»
Васильки колыхались на ветру, девочка плакала сидя на поваленном дереве, ощетинившемся сухими обломками сучьев, а вокруг неё паслись белые козы. Майор тряхнул головой, отгоняя навязчивое воспоминание.
«Лезет же в голову всякая муть».
Уже хотел уйти, как заметил лист лопуха, вдавленный в почву, и на нём отчётливо виднелся след копыта, но большего, почти в половину человеческой ступни.
«Корова?» ― подумал майор. Огляделся, но ни других следов, ни обглоданных кустиков. Сфотографировал.
Обратно пошёл по другой стороне рельс. Но там вообще глухо: небольшая луговая прослойка, васильки, иногда вереск, одуванчики, колючки чертополоха, высокие заборы, а за ними особняки и таблички «Осторожно. Злая собака». Судя по старой одежде, пострадавший вряд ли жил в одном из особняков или был знаком с кем-то из богачей. Хотя чёрт его знает. Так или иначе, обойти и опросить жильцов придётся.
Майор остановился перед высоким каменным забором, из-за него едва выглядывала крыша кирпичного дворца, и надавил на кнопку звонка.
― Кто? ―– спросил голос из динамика.
― Полиция. Майор Николаев Павел Антонович. Нужно задать несколько вопросов.
― А что стряслось?
― Несчастный случай на путях. Как раз напротив вашего дома.
― Ждите.
Минут через десять на воротах открылось смотровое окошко, и оттуда показалась половина загорелого лица с чёрными усами и густыми бровями.
― Спрашивайте.
― Этой ночью вы видели или слышали что-нибудь подозрительное?
― В плане?
― Может, проходил какой-то подозрительный человек. Или странные звуки?
― Тихо и безлюдно. Последняя электричка около шести отгремела. А кроме молодёжи, тут больше никто не проходил. Кстати, вы бы поговорили с этой шпаной из зверосовхоза. Есть тут такой с ирокезом, уже всех своим мотоциклом достал!
Примерно так прошли разговоры и с жильцами остальных особняков. Жаловались на шпану и особенно на Женю-Пулю, их вожака. Последнего майор прекрасно знал: двадцатилетний детина из зверосовхоза, который время от времени появлялся в Зелёномховске и ошивался рядом с тату-салоном. Пару раз майор арестовывал его за хулиганство, но отпускал, пожалев мать его, женщину тихую, торговавшую кислым творогом и вязавшую шали из овечьей шерсти.
Никто из богачей ничего не видел. Камеры наблюдения были направлены на ворота, вдоль заборов и во дворы, и, скорее всего, тоже ничего не засняли. Но все жильцы согласились предоставить записи, кроме одного, у которого камера оказалась муляжом.
Часам к двум-трём майор вернулся к Григорию Константиновичу, время пить чай, да лучше бы и пообедать.
― Что-то вы не полчаса ходили, а дольше. Совсем запропали, ― сказал председатель. ― Не бережёте себя, Павел Антонович.
― Щи со сметаной? ― встряла его жена, в ярко-рыжей растянувшейся кофте.
― Спасибо, со сметаной. А моя стажёр ещё не вернулась?
― Никак нет, товарищ майор. Да вы не волнуйтесь. Может, её там, в зверосовхозе, молоком козьим отпаивают. Да и вообще – жара. Охота ей куда-то ехать. Она же чай не дурочка?
Дом у Григория Константиновича приятно пах свежей смолой. Стол добротный, с резной столешницей. Председатель всё прошлое лето хвастал работой: целую зиму трудился. От времени стол чуть-чуть потемнел, а в углу остались пятна от компота, внуки постарались. Сами внуки сидели наверху лестницы на второй этаж, жевали пирожки и о чём-то перешёптывались.
Майору нравилось у Григория Константиновича. Он часто и без повода приезжал, просто в гости, уютом подзарядиться и отдохнуть от мрачной однушки в Зелёномховске, где даже вода не каждый день лилась из крана.
Очень давно майор жил здесь, проводил каждое лето, пока родители не продали участок. Потом долго сюда не приезжал. А когда вернулся по долгу службы, то увидел, что его старый дом перестроили. Из прежнего осталась только толстая яблоня, которая не плодоносила, но отбрасывала тень, защищала в жару, и никто не решался её срубить.
Майор рассматривал уже не свой дом, думал, построил ли Григорий Константинович его полностью из новых досок, или использовал и старые, которые, может, помнили детство майора.
Прочесть историю полностью можно по ссылке.
