Роман. Продолжение
V
- Когда начинаешь, кажется, что в любой момент можно остановиться, - Димка рассказывал Ладе все честно, потому что шило уже выскочило из мешка, и смешно было запираться. – Думаешь, ну, вот только раз, один-единственный, просто для удовольствия. Потом второй раз. И с теми же мыслями: завяжу завтра. Завтра все повторяется. И понеслось. Это как работа, ма. Каждый день, без выходных, без праздников. Сначала все, как праздник, но уже очень скоро – не для радости, а чтоб не загнуться. И понимаешь, что в говне по самые уши… прости, в … дерьме! Но сделать уже ничего не можешь. Есть только одна мысль: «Надо!» А это «надо» денег стоит, и очень больших денег. Хорошо, если есть силы работать, что-то делать. Но это редко. Чаще приходится красть. Ну, а где кража, там и тюрьма рядом…
Лада слушала Димку. У них иногда случались такие разговоры, но не часто. Таким разговорчивым Димка становился тогда, когда очень уставал от всего, когда становилось невмоготу от такой жизни, если наркоманское существование можно «жизнью» назвать.
- Ма, ничего бы не было! Друзья помогли…
- Друзья? Заставили, что ли? – недоверчиво спросила Лада.
- Да, нет, не в этом дело…
Друзей у наркоманов нет. В этом мире каждый за себя. Но случаются порой у них приступы любви братской, и тогда они готовы одарить весь мир. Савельев и Прыткин – Димкины одноклассники, с которыми он случайно встретился в городе, были, как они сами о себе сказали, «на большом подъеме». Как вороне где-то бог послал кой-чего, так они по случаю разжились таким количеством наркоты, что им не жалко было бы угостить весь мир, не то, что школьного приятеля Димаса. Правда, как Димка ни пытался вспомнить, так и не вспомнил ничего доброго про их отношения. Их просто не было никогда! Привет – привет, и все!
А тут увиделись, узнали друг друга, и, поди, ж ты! – лепшие корефаны! Даже облапались, как родные! Когда лапались, Димка пытался вспомнить, как зовут Савельева. Прыткин был Валериком. Всегда был маменькиным сынком. Валерием – по-взрослому – его никто не звал. Валерик! Как будто с горшка детсадовского так и не слезал.
Савельев всегда был шустрым, но все привык делать исподтишка. Да еще так, чтоб самому из воды сухеньким выйти, а все остальные чтоб отвечали. Но в дерьмо героиновое влез с головой, не смог уберечься. Хотел только «бизнес поставить», поторговать, но не вышло, соблазнился. Для первого раза сказал себе, что это ему нужно для дела: надо ж знать, что так тянет в эту яму?! Второй раз был для закрепления и полного понимания. Ну, а дальше понеслось, как у всех.
Ромка – вот как его звали. Точно, Ромка! Димка обрадовался, когда вспомнил имя, а то уже даже неудобно было перед одноклассником!
- По пивку? – спросил Ромка.
- Можно и побольше, чем по пивку! – весело отозвался Валерик.
- Мужики! Я ж за рулем! – возразил Димка. – Если хотите, давайте ко мне.
Два раза предлагать не пришлось, одноклассники согласились сразу. Купили пива, водки, закуски какой-то и рванули к Димке. Белка была на работе, и что-то там у нее со зверьем серьезное было, разболелся кто-то, поэтому Белка позвонила и предупредила: «буду поздно».
- Это твоя? – спросил Димку Валерик, кивнув на фото в рамке, где красивая Белка в шапке с белым пушистым мехом и в такой же шубке стояла под елкой.
- Моя, - кивнул Димка, и его укололо где-то внутри: неприятно было, что чужие руки прикасаются к его Белке. Белка была из другой жизни, и не фиг трогать ее, даже одноклассникам, даже щедрым таким.
- А помнишь Зойку Мищенко? Ну, нашу старосту класса?!! – спросил его Ромка. – Ну, она еще в пятиэтажке за школой жила, и из ее окна было наш класс видно. И когда она придуривалась, что заболела, и не ходила на уроки, то торчала весь день на балконе, и рожи нам строила!
- Ага! – Валерик противно хихикнул. – Один раз даже жопу голую показала! Такая оторва была!
- Не голую! Ты чо?! Это у нее трусы такие были, стремные! И название похоже – чо-то типа «стремы»!
- Стринги!
- Да ладно, не в том суть. Любила она тебя, Димас! Сына Димкой назвала. С мужем жить не стала, потому что тебя любила! Так вот, померла Зойка-то твоя…
- Как «померла»? – Димка поперхнулся. Как-то выпал он из жизни. Из своего района уехал, впрочем, и раньше-то мало с кем из одноклассников общался. Зойку помнил. Было дело, любила она его. А он серьезно ее не воспринимал. Потом слышал, что на игле она сидела крепко. Лечилась, но только выходила из больницы, как снова шла в компанию.
- Померла, значит… - задумался Димка.
- Да, ладно, Димас! Чо уж там! Из нашего поколения, говорят, осталось тридцать процентов в живых. Подсчитали ученые. Во! Остальные уже червей кормят. Да и те, что живы, тоже в группе риска. А еще ведь СПИД, Димас, и гепатит, и чего только…
- Ладно! Хорош о грустном! – перебил Валерика Ромка. – Давайте, за упокой Зойки, и всех, кто там…
Выпили. Закусили. Закурили.
- Доставай, давай! – скомандовал Валерик, и Ромка зашуршал в сумке. Наконец, он положил на уголок стола увесистый пакет с порошком и шприцы в упаковке.
Димка присвистнул:
- Это у вас что, лавка, что ль своя?!
- Лавка – не лавка, брат, но не бедствуем!
У Димки лишь на минуту возникло сомнение: зачем?! И тут же мозг, который хорошо помнил первый раз, доверчиво шепнул: « Разик-то можно! Только сегодня!»
- Ладно, только разик! – разрешил себе Димка.
Когда Элла утром пришла с работы, одноклассники дружно пускали пузыри.
- Белка, - беспомощно проблеял Димка. – Прости меня, Белка! Один раз – и все! Слово!
Белка посмотрела на развал, устроенный приятелями. Присела к столу, на котором, как подарок Деда Мороза, стоял увесистый мешочек из плотного полиэтилена с белым порошком.
- Ну-ка, как тут все это делается? Показывайте! – приказала Белка, закатывая рукав кофточки.
Где-то в глубине сознания у Димки метнулась мысль, страшная, с черным хвостом, длинным, как у кометы: Белка, только не это!!! Но мозг, который был похож на пресное тесто, подсказал ему: не суйся, куда не надо! И то, правда: Белка – девочка большая, сама знает, что делает! А вслух Димка заказал:
- Белка! Только, чур: один раз, и все! Попробуешь и забудешь, как страшный сон!
Белка с этого первого раза ничего не поняла. Ей просто было плохо. И тогда ее еще немножко «полечили». Удачно. На три года вперед…
- Ну, а потом все понеслось, как санки с горки. Ма! Я не про себя. У меня немного все не так. Я умею как-то обходиться без этого. Есть – хорошо, нет – ну, и ладно! А Белка привыкла быстро, и ей «лечиться» надо было каждый день. А достать – это ведь не так просто. Нужно и места знать, и деньги иметь. Ну, лучше тебе этого не знать! Я плакал, глядя на то, как она мучается! Мама, это невыносимо – видеть, как любимому человеку плохо! Я ведь знал, как оно происходит все! Это ты не знаешь, и не дай бог тебе знать. А я-то был в курсе того, что она испытывает. Мною все было пройдено. Но у нее все было втрое сильнее и больнее...
Когда Димка не мог достать «лекарство», Белка умирала у него на глазах. Она тихо плакала в подушку. Ей хотелось орать, чтобы заглушить собственную боль, но остатками сознания понимала: нельзя орать, надо терпеть. К этому времени они уже переселились к Ладе, в Димкину комнату, и надо было держаться и терпеть. «Своих надо беречь!» - втолковывал ей Димка, имея в виду мать, которая не догадывалась, что происходит за стенкой.
- Хорошо, что ты услышала, мам, как Белка плачет, хорошо, что вызвала скорую! И хорошо, что родители ее забрали! – Димка незаметно смахнул со щеки слезу, которая внезапно назрела и пролилась. – Они ее вытащат, я знаю! Только я ее потерял… Да и не только ее. Я и себя потерял…
* * *
Если бы не Лада тогда, то Димка бы не выжил. Это он хорошо понимал. С работой было плохо: то – есть, то – нет. А нет работы, нет и денег. А была еще и тайная жизнь, в которую он мать не посвящал. Думать о ней Димка не хотел. Ему казалось, что если не думать, то она и отступит потихоньку. Ан, нет! Если б так просто все было! Если б только от его желания зависело!
А еще где-то была Белка, из-за которой у Димки болело сердце, стоило подумать о ней. Тоска наваливалась тяжестью, под которой невозможно было шевельнуться. Она снилась ему по ночам, все время в одном и том же сне: будто бы Димка лежал в белой палате, на хрустящей простыне, укрытый одеялом, заправленным в такой же хрустящий белый пододеяльник. От этой белизны было никуда не деться! Она была везде: на постели – бельем, на тумбочке – салфеткой, на окнах – занавесками, на стене – фаянсовой раковиной и квадратами кафеля. И даже за окном – белым снегом. Димка – весь в белом и просторном - как в саване, одеянии, смотрел за окно, и видел как от него, по нетоптаному снегу, в никуда, уходит Белка. Уходит, не оборачиваясь, не простив и не простившись, и следов не оставляя…
«Это я виноват перед тобой, Белка! Только я. Я же знал, как все начинается. Я знал, что такое любопытство до добра не доводит, но я не остановил тебя. Это я привел домой людей из прошлого, которым плевать было на нашу любовь. Они сначала хватали своими липкими лапами твое фото, а потом с грязными носками завалились в нашу постель! И «угостили» от всей души»! Жри - не хочу! Давись, но жри, потому что халява, плиз!»
Димку немного спасло то, что после исчезновения Белки он лечился, лежал дома и болел «на сухую». Это было очень тяжело. Порой ему хотелось бросить все, купить побольше, закрыться в своей комнате, помолиться, и…
Димка вспомнил, как однажды у них с Белкой было такое. И деньги были. Но вдвоем трудно было принять решение: они видели в глазах друг друга надежду. А вдруг ты сейчас опустишь занавес, а завтра все изменится. И солнце будет, и летний грибной дождь, а за ним гроза, и дети будут бегать по лужам, и мама высадит под окном гладиолусы. И только нас уже не будет, и всего этого мы не увидим! А так хочется увидеть! Ну, сегодня не получается, но может … завтра?... Бывают же чудеса! И почему бы им не произойти с нами?!!
Все-таки, в нем желание жить перевешивало все остальные желания. И инстинкт самосохранения у него был развит, поэтому дорогу он переходил исключительно на зеленый свет. И жил. Паршиво, болея, почти умирая, но все-таки жил.
Спустя какое-то время Димка узнал, что Белку родители вытянули. Сначала больница, потом реабилитационный центр, потом психолог, который лечил ее от психологической зависимости. Все это Димке рассказала старая Белкина приятельница Маруся, которую он случайно встретил.
Маруся не знала, где Белку держат родители. А, может, и знала, но не говорила. В загородном доме семья Белки по-прежнему не жила.
У Маруси Димка буквально вырвал телефон Белки, и позвонил. Белка не сразу ответила: видела, что номер не знаком ей. Наконец, в трубке раздался характерный щелчок, и до головокружения, до боли знакомый и родной голос ответил:
- Слушаю вас!
Димка даже отодвинул трубку от уха и посмотрел на нее внимательно. Голос Белки, а вот ответ… Белка никогда раньше так не говорила. Привычное веселое «Алё!» - это была Белка. А тут, хоть и Белка, но какая-то чужая.
А она и была чужая. Стоило Димке открыть рот и сказать первое слово, как она узнала, и, не выслушав, оборвала его:
- Больше не звони! – и пронзительные гудки отбоя забили ему в ухо. И можно было больше не звонить, все сказано…
Он, конечно, звонил, снова и снова, но она больше не отвечала, а на следующее утро он услышал, набрав ее номер, «абонент временно недоступен»…
* * *
Продолжение следует