Сайшет
Рассвет над Грозным - мрачен и прохладен;
Октябрь был осенью уже глубоко ранен.
Деревья, в прошлую войну что уцелели,
Огнем бездымным тихо шелестели
Между домов на черно-сером фоне
Пятиэтажек в Заводском районе.
Одна на улицу чуть выходила вбок:
«Урус-свинья» шла надпись поперек.
- Бабуль, ты как?.. - Ох, Сашенька, да плохо… -
В квартире верхней – разговор и вздохи
Чуть доносились сквозь провал за раму…
- Ты погоди, я что-нибудь достану…
**
Там жили русские – последние изгои.
Из всей семьи теперь осталось двое –
Больная бабка…. Та почти уж не вставала.
И внучка Саша, что ей помогала.
Отец и мать год, как погибли здесь.
Был старший брат, но все не слал он весть.
Еще перед войной уехать он решился, -
В Ростове в войсковом училище учился.
**
Для внучки с бабкой дни кромешной тьмы настали.
Кто знает как, они не жили – выживали.
Все, что в квартире их хоть чуть могло цениться, -
Все на базар ушло, чтоб как-то прокормиться.
А бабка вскоре без лекарств слегла,
Вставать сама почти уж не могла.
И Саше, хоть ей только вот исполнилось пятнадцать,
Пришлось самой, чтоб выжить, продаваться.
За хлеба булку, за пакет тушенки
Чеченцы брали русскую девчонку.
А то и так…. Давали денег редко.
Бывало, били и порою крепко.
**
В то утро Саша торопилась в парке быть.
Окопы там всех заставляли срочно рыть.
Все ближе русские войска к «Джохару» подходили,
И каждый день полгорода бомбили.
Аллеи, площади, земля, что оставались,
Окопами как сетью всюду покрывались.
А в их районе ведал обороной
Арби Бараев – командир «прожженный»!
Вчера в окопе у блиндажной дверцы
За саботаж троих он расстрелял чеченцев.
**
Полдня уж Саша ход вдоль улицы копала…
- Эй, русская!.. Иди сюда!.. – с дороги услыхала.
Машина у завала вбок остановилась,
И дверца к ней передняя открылась.
В штанах затертых подошла она несмело,
Лопату сжав, и озираясь то и дело.
В машине той, чуть приглушив приемник,
Смугл на лицо, араб сидел, наемник.
Абу-Муслимом стал он прозываться,
Как из Ирака прибыл на Кавказ сражаться.
По-русски он свободно, без акцента говорил, -
В свое им время институт в Москве окончен был.
Девчонку эту в Грозном он давно уже приметил,
Похожую на тех в Москве, чей волос дивно светел…
- Женою третьей будешь!.. – сказал вдруг после Саше он,
Везя ее от площади обратно к бабке в дом.
- Как звать?.. – Я – Саша… - Саша?.. Нет.
Я буду звать теперь тебя Сайшет.
**
С тех пор он часто в дом к ним приезжал,
Всегда продукты, деньги, вещи оставлял.
И даже бабке, распухавшей жутко,
Медикаменты он достал и «утку».
- Когда закончим мы с неверными войну,
Тебя с собою в Басру я возьму, -
Сайшет он, то, бишь, Саше, говорил…
Меж тем, весь город уж войной охвачен был.
Сомкнули русские вокруг него кольцо
И пробивались в центр уже со всех концов.
С Бараевым Абу-Муслим держал свой край,
Но все трудней держаться, как там ни стреляй.
Сайшет два раза бегала к нему,
Рискуя страшно, принося ему еду.
А когда ранило в бою одном его –
Гранитным крошевом всю ногу посекло,
В подвале с ранеными дни все проводила,
Проведать бабку лишь на время уходила.
А бабка, та совсем уж не вставала,
И силы не было стащить ее в подвалы.
Ее проведать Саша прибежит,
Покормит и назад скорей спешит.
(продолжение следует... здесь)