Популярная повесть-сказка «Рождественская песнь в прозе: святочный рассказ с привидениями», чаще называемая просто «Р́ождественская песнь», великого писателя Чарльза Диккенса - классика рождественской литературы, вышедшая в свет в 1843 году.
Это сказка про злого и жадного Эбинизера Скруджа, получившего жизненный урок доброты в канун Рождества. Старик, преклоняющийся перед деньгами и презирающий бедных, смеялся над теми, кто верил в силу добра.
И вот перед Рождеством возникает призрак бывшего компаньона Скруджа и сообщает ему о трех духах, которые должны явиться к нему. С их появлением случается чудо: в сердце злого старика поселяется добро и любовь.
Очень поучительная история, да и мистические персонажи повести в образах призрака и духов вполне в стиле современной литературы.
Эту книгу лучше читать в печатном варианте, а еще лучше - с замечательными иллюстрациями Патрика Джеймса Линча. Благодаря маленьким шедеврам этого художника вы сможете на время переместиться вместе с Диккенсом в зимний рождественский Лондон.
Отрывок из «Р́ождественской песни».
"Однажды — это было в один из лучших дней в году, а именно накануне Рождества Христова — старик Скрудж занимался в своей конторе. Стояла резкая, холодная и притом очень туманная погода. Снаружи доносилось тяжелое дыхание прохожих; слышно было, как они усиленно топали по тротуару ногами, били рука об руку, стараясь как-нибудь согреть свои окоченевшие члены. День еще с утра был пасмурный, а когда на городских часах пробило три, то стало так темно, что пламя свечей, зажженных в соседних конторах, казалось сквозь окна каким-то красноватым пятном на непрозрачном буром воздухе. Туман пробивался сквозь каждую щель, чрез всякую замочную скважину и был так густ снаружи, что дома, стоявшие по другую сторону узкого двора, где помещалась контора, являлись какими-то неясными призраками. Смотря на густые, нависшие облака, которые окутывали мраком все окружающее, можно было подумать, что природа сама была здесь, среди людей, и занималась пивоварением в самых широких размерах...
.... — С праздником, дядюшка! Бог вам на помощь! — послышался вдруг веселый голос.
Это был голос племянника Скруджа, прибежавшего так внезапно, что это приветствие было первым признаком его появления.
— Пустяки! — сказал Скрудж.
Молодой человек так нагрелся от быстрой ходьбы по морозу, что красивое лицо его как бы горело; глаза ярко сверкали, и дыхание его было видно на воздухе
— Как? — рождество пустяки, дядюшка?! — сказал племянник. — Право, вы шутите.
— Нет, не шучу, — возразил Скрудж. — Какой там радостный праздник! По какому праву ты радуешься и чему? Ты так беден.
— Ну, — весело ответил племянник, — а по какому праву вы мрачны, что заставляет вас быть таким угрюмым? Вы ведь так богаты.
Скрудж не нашелся, что ответить на это и только еще раз произнес:
— Пустяки!
— Будет вам сердиться, дядя, — начал опять племянник.
— Что же прикажете делать, — возразил дядя, — когда живешь в мире таких глупцов? Веселый праздник! Хорош веселый праздник, когда нужно платить по счетам, а денег нет; год прожил, а побогатеть и на грош не побогател — приходит время подсчитывать книги, в которых за все двенадцать месяцев ни по одной статье не оказывается прибыли. О, если б моя воля была, — продолжал гневно Скрудж, — каждого идиота, который носится с этим веселым праздником, я бы сварил вместе с его пудингом и похоронил бы его, проколов ему сперва грудь колом из остролистника [1]. Вот чтоб я сделал!
— Дядя! дядя! — произнес, как бы защищаясь, племянник.
— Племянник! — сурово возразил Скрудж, — справляй Рождество, как знаешь, и предоставь мне справлять его по-моему.
— Справлять! — повторил племянник. — Да разве его так справляют?
— Оставь меня, — сказал Скрудж. — Поступай, как хочешь! Много толку вышло до сих пор из твоего празднования!
— Правда, я не воспользовался как следует многим, что могло бы иметь добрые для меня последствия, например Рождество. Но, уверяю вас, всегда, с приближением этого праздника, я думал о нем как о добром, радостном времени, когда, не в пример долгому ряду остальных дней года, все, и мужчины и женщины, проникаются христианским чувством человечности, думают о меньшей братии как о действительных своих спутниках к могиле, а не как о низшем роде существ, идущих совсем иным путем. Я уже не говорю здесь о благоговении, подобающем этому празднику по его священному имени и происхождению, если только что-нибудь, связанное с ним, может быть отделено от него. Поэтому-то, дядюшка, хотя оттого у меня ни золота, ни серебра в кармане не прибавлялось, я все-таки верю, что польза для меня от такого отношения к великому празднику была и будет, и я от души благословляю его!"
Приятного чтения!