Капитан Гамзатов спрыгнул из Ми-8 на взлетку. Горы наполняли душу восторгом и сулили опасность. Схватившись за кепку и пригнувшись, капитан поспешил подальше от винтов. Гамзатов был начальником. Недавно его назначили руководить финансовой частью 291-го горного полка.
Пункт управления полетами не наблюдался (и, как выяснилось позднее, вообще отсутствовал). У черного BMW на краю взлетки колеса казались бесформенными из-за налипшей глины. На его крыле расселся краснолицый старлей, весивший, на беглый взгляд, не меньше, чем полтора центнера. При появлении Гамзатова толстяк встал, рессоры испустили вздох облегчения. Старлей открыл новому начальнику пассажирскую дверь.
- Заместитель начальника финансовой части старший лейтенант Приходько, - представился офицер, пытаясь в порыве услужливости отобрать у Гамзатова сумку.
- Привет, «финик», - сказал капитан, рассматривая потолок салона, отделанный алькантарой. – И откуда бы у офицера с зарплатой двадцать пять тысяч взяться пятой «бэхе»?
- Так это служебная, тащ капитан. И не «пятерка», а «семерка». Фильм «Бумер», не видели?
- Не видел.
- Короче, с блок-фарой, всем таким. Сережа, - повернулся старлей к солдату-водителю, - дуй в контору. Я тут приготовил, в честь прибытия. Коньяк «Багратион», доставлен нарочным из Кизляра.
Старлей оставил попытки отобрать у Гамзатова сумку. Теперь он протягивал новому начальнику серебряный рог с коньяком. Капитан посмотрел на подношение весьма равнодушно.
- Спасибо, старлей, не пью. И тебе не советую. К тому же, одиннадцати еще нет.
- Так и я, тащ капитан, тоже не пью. Только пиво. Строго по восемь банок в день.
BMW-«семерка» скребла днищем суглинок между рядов палаток. Бойцы потягивали сигареты с фильтром, пытаясь что-то высмотреть в тонированных окнах. У командирской палатки автомобиль остановился. На траве, осоловевшие от жары, сидели солдаты комендантского взвода.
- Гвардейская финчасть, - пояснил Приходько, указывая на палатку. – Должна быть в штабном здании, но его еще не достроили.
Капитан впервые видел финансовую часть с брезентовыми стенами.
- Расцветали яблоки и гру-уши-и, - запел вдруг старлей, медленно отодвигая выгоревший полог палатки, - по-оплыли тума-аны над рекой.
Внутри нового начальника встретили ряд столов, на них - пачки чековых книжек, стопки жалоб, над ними - карта передвижений 42-ой Гвардейской Евпаторийской дивизии, за одним из столов - девушка в аквамариновом платье. Размер груди Гамзатов сходу оценил, как четвертый.
- Катюша, - представил девушку Приходько. – Наш делопроизводитель.
Девушка отложила в сторону журнал закупок. Улыбаясь, она встала. При виде открывшихся спелых прелестей у капитана перехватило дух.
- Кхм. А где кассир? – спросил Гамзатов, тщетно заставляя себя отвести взгляд от V-образного разреза.
- Гребенкин, что ли? Так под стражей. С ним беда, - сообщил Приходько, постукивая коньячным рогом о потную ладонь. - Зимой привез я из Ханкалы полевые выплаты. Полный рюкзак, двадцать лямов. Ночью, пока камендачи давили массу, финчасть распороли ножом, рюкзак ушел. Мать-перемать, компот, прокуратура, все на головах. Так и не нашли! А весной Гребенкин вдруг в отпуск запросился. Уехал к себе на Ставрополье и пропал. Через три месяца отправили за ним дознавалу. Приехал тот в деревню Кочерга…
- Кучерла, - поправила Катюша, скромно потупившись.
- Так вот! А в Кочерге этой сраной возле хибары покосившейся - нулевый «крузак». А сам Володька бухой. Начали его вязать, а он отбивается, кричит, что фермер.
Значительную часть времени Гамзатов думал о Катиной груди. Та вздымалась под легкой тканью, и материя волновалась, напоминая бурный, каменистый Аргун.
Капитан обвыкся, разобрался с жалобами, наладил перечисление довольствия на чековые книжки. Впрочем, была одна проблема. Земляки-аварцы, служившие здесь по призыву. Они стали целыми делегациями осаждать Гамзатова, желая познакомиться поближе. Чтобы отвадить их, Приходько запустил «дезу», будто начфин – «кобра». То есть, кабардинец.
В конце лета новый начфин держал первую проверку. Из штаба округа прибыл полковник Меркулов. Проверяющий был коренаст, на рубахе в районе нагрудного кармана расплылись чернила из потекшей ручки. Полковник зачем-то хотел увидеть полигон «Альпийский», предназначенный для отработки навыков ведения боевых действий в условиях горной местности. Гамзатов слышал об этаком диве вообще впервые.
Полковому командиру Бякушеву хорошо удавалось скрывать эмоции за пышными усами, но по ряду признаков Гамзатов понимал, что «компот» удивлен не меньше.
- Дался он вам, этот полигон! Мотолыга на Альпийский не зайдет, дорогу размыло, - увещевал проверяющего Бякушев. - Я вам фотки покажу, увидите, что там все ровно. Пойдемте быстрее в столовую. У нас там сейчас рок-группа будет выступать. «Там, за туманами» послушаем, порыдаем.
Кроме Меркулова, командира полка и примкнувшего к ним Гамзатова осетинскую водку пил начальник штаба полковник Терляев. Пятым был Приходько, который, как выяснилось, знал наизусть семь сотен тостов. Иногда на старлея находил кураж, и Приходько мог вдохновенно завернуть что-нибудь поэтическое, про какие-нибудь безвозвратно ушедшие дни.
Была еще и Катюша в своем умопомрачительном аквамариновом платьице, поверх которого она набросила официантский передник. Делопроизводительница носила товарищам офицерам водку и сыры.
Из-за упрямства проверяющего разговор то и дело сворачивал на танковый бой в горной местности.
- В условиях здешних глинистых почв, - без запинки отстреливал слова подвыпивший начштаба, - горный полк воюет на малых тягачах легко бронированных (МТЛБ). А танки у нас вообще Т-62. Надежные, начинка механическая.
- Каменный век! – негодовал проверяющий. – А где же семьдесят вторые?
- У семьдесят вторых в этих говнах электрику клинит.
- С этим надо разобраться, - встрепенулся проверяющий. – Немедленно едем на полигон!
- А покушать? – отчаянно бросилась спасать ситуацию Катя.
- Успеем! Кстати, Катя, вы едете с нами. Со мной! Прямо на броне!
- Разрешите предупредить, - Комполка Бякушев принялся быстро наполнять рюмки. – На дворе у нас ночь. В горах бродит банда Ассадуллы. А за вашу безопасность я отвечаю головой, погонами. Всем!
- Хорошо. Но утром – обязательно поедем! – подвел итог дискуссии проверяющий.
Но утром никто никуда не поехал. Осетинская водка – лучшее снотворное. Так что весь следующий день офицеры проспали, а к вечеру стало опасно снова. На следующее утро полк отправился на учения и парк опустел. Остался только проверяющий, который нарезал круги по плацу, хищно разглядывая гору Ламамаисти, у подножия которой как раз и располагался полигон, знаменитый, как оказалось, своей танковой директрисой. На следующие сутки коварный Асадулла принялся бродить со своими кунаками по раскисшей дороге прямо с утра пораньше.
Все думали: пронесло. Но Меркулов вдруг решился на подвиг.
- Гамзатов, берешь «калаши» и сухпай, идем с тобой пешком, - озадачил начфина неугомонный проверяющий, выжимая насквозь промокший от пота платок.
Гамзатов говорил что-то про десятый уровень жары, но Меркулов его не слушал. Зной заставлял его бредить полигоном. Состояние танковых директрис превратилось в идею-фикс.
Вышли быстрым шагом. Вскоре увидели впереди унылого человека, волочившего за собой общевойсковой защитный комплект. Он плелся в ту же сторону.
- Все кончено, - отчаянно прошептал начфин. – Это Асадулла!
Меркулов и не подумал испугаться. Он молча продолжил движение. Нагнали унылого гуляку с ОЗК. Оказался свой - отбившийся от роты сапер это был.
Остановились только у подвешенной на цепи гильзы от 120-мм снаряда. На ней белой краской было выведено: «АЛЬП».
- Итак, приступим! - глумился проверяющий, доставая пленочный фотоаппарат. - Пункт-наблюдения – отсутствует. Колейный мост – где он?
Гамзатов пожал плечами.
- Я деньги считаю, - жалобно сказал он полковнику.
Меркулов некоторое время поиспепелял начфина взглядом, затем злобно продолжил ревизию.
- Кирпичные преграды – отсутствуют. Площадка ожидания, огороженная шинами - есть. Ну, надо же! Хоть что-то есть! Что-то еще? Может, я чего-то не заметил?
- Брод не заметили, тащ полковник! – сказал Гамзатов, указывая бурую лужу, в которой булькало непонятно что.
- Подписывайте акт, товарищ капитан. Здесь. И еще здесь.
На утро проверяющего, наконец, проводили. Вертолет взлетел, тревожа кусты бересклета. С собой полковник Меркулов увозил двести тысяч рублей, а заодно и девушку в аквамариновом платьице.
В доме повешенного не говорят о веревке. А после ревизии не говорят о финансах.
О Катюше не было никаких известий. Зато всех достал ее муж, гвардии лейтенант Авдеенко.
Каждый день, после совещания, он появлялся, грустно и вопросительно мотал головой.
- Авдей, не ходи к нам! - бесился Приходько, порою разливая от злости пиво. - В командировке Катя твоя. Отчет повезла в Ростов. Не ходи.
Через две недели Катюша вернулась. И первым делом развелась с лейтенантом Авдеенко.