Eсли умение хорошо стрелять было важно для тяжелой пехоты, к числу которой относились и Павловские гренадеры, еще важнее оно было для легкой пехоты (егерей), чья задача состояла в том, чтобы точным огнем уничтожать офицеров и артиллеристов противника. Здесь, однако, следует быть осторожным. История легкой пехоты эпохи наполеоновских войн в определенной степени обросла мифами и приобрела идеологический налет. Принимая во внимание несовершенство применявшегося в то время оружия, следует отметить, что в большинстве случаев все-таки только тесно сомкнутые ряды достаточно многочисленной пехоты могли создать огневую мощь и нанести удар, способный обеспечить победу на поле боя. К тому же не всякий егерь был свободолюбивым вооруженным гражданином. Легкая пехота существовала еще до появления революционных армий во Франции и Америке. В 1812-1814 гг., вероятно, лучшей легкой пехотой в Европе являлись стойкие профессиональные бойцы легкой дивизии Веллингтона, которые были настолько далеки от образа вооруженного гражданина, насколько это вообще возможно себе представить.
Генерал Георг Каткарт сражался вместе с российской армией и обладал необходимым опытом для того, чтобы проводить международные параллели. Его замечания, касающиеся егерей российской армии, взвешены и реалистичны. По мнению Каткарта, применительно к легкой пехоте «…главным требованием являются личные умственные способности; и французы, бесспорно, по природе своей являются самыми умными легкими пехотинцами в мире… Русские, как и англичане, превосходят остальные народы в позиционной борьбе; однако сложно быть лучшим во всем, и прочность их строя, которая в конце концов является весьма ценной характеристикой, наряду с усвоенными ими ранее у себя дома привычками делают их менее пригодными, чем другие, более подвижные народы для выполнения задач, стоящих перед легкой пехотой: хотя отдельные корпуса, должным образом обученные именно в этом ключе, уже доказали, что способны в результате тренировок стать вровень с любым противником».
Русские егерские полки вели свою историю со времен Семилетней войны. К 1786 г. в российской армии насчитывалось почти 30 тыс. егерей. М. И. Кутузов командовал егерскими полками и фактически составил общие правила егерской службы. В инструкции по подготовке егерей 1789 г. подчеркивалась необходимость выработки навыков меткой стрельбы, подвижности, применения хитрости и умелого использования особенностей рельефа в целях маскировки. Например, егерь должен был уметь перезаряжать оружие лежа на спине, стрелять из-за препятствий и при необходимости падать на землю. Он должен был обманывать противника, притворяясь мертвым или используя собственный кивер в качестве мишени. С какого-то момента егеря стали ассоциироваться с Г. А. Потемкиным и войнами России против Османской империи. Потемкин ввел удобную и практичную униформу, соответствовавшую климатическим условиям южных степных районов России и Балкан и боевым задачам, стоявшим перед российской армией в этих районах. В инструкциях для егерей указывалось, что солдаты не должны были тратить время на чистку ружей.
Ничто из вышеперечисленного не усилило привлекательность егерей в глазах Павла I: численность легкой пехоты при нем сократилась на две трети. Хотя и следует с подозрением относиться к выпадам российской патриотической историографии в адрес немецкого педантизма, в этом случае русские историки справедливо полагали, что одержимость Павла I сложной муштрой на плацу вредила российской армии в целом и егерям в частности. Георг Каткарт справедливо полагал, что крепостное право служило не лучшей предпосылкой для развития легкой пехоты. То же самое можно сказать и о дисциплине, которой должен был подчиниться рекрут, чтобы превратиться из крестьянина в солдата. После 1807 г. необходимость увеличения количества егерей и проведения их переподготовки получила признание в среде высшего армейского руководства. Как и М. Б. Барклаю де Толли, П. И. Багратиону также приходилось командовать егерскими полками. Однако некоторые старшие офицеры сомневались в том, что из русских крестьян можно сформировать хорошую легкую пехоту. Подобные доводы, несомненно, могли быть использованы в качестве оправдания их собственных неудач по части разумной подготовки личного состава. Как отмечал Гнейзенау весной 1812 г., подготовка российских егерей часто была излишне суровой, сложной и формальной.
Тем не менее не стоит и преувеличивать недостатки, свойственные российским егерским полкам. В целом егеря хорошо проявили себя в арьергардных боях во время отступления к Москве и при Бородино. Главная причина этого заключалась в том, что к 1812 г. в российской армии действовало более пятидесяти егерских полков, вместе насчитывавших более 100 тыс. человек. Различия в уровне подготовки отдельных полков были неизбежны. В октябре 1810 г. четырнадцать полков тяжелой пехоты были переформированы в легкую пехоту, и, как и следовало ожидать, поначалу стреляли они плохо: все источники свидетельствуют о том, что в российской армии настоящие егерские подразделения по отдельности действовали гораздо лучше, чем отряды тяжелой пехоты. С другой стороны, вполне вероятно, что лучшими среди всех егерских полков являлись те, что участвовали в боях в Финляндии, на Кавказе или против Османской империи в 1807-1812 гг.
В условиях реальных боевых действий егеря имели перед собой многочисленные мишени и не были ограничены в использовании боевых патронов. Историк 2-го егерского полка писал, что кампания в лесах Финляндии стала прекрасной тренировочной площадкой для легкой пехоты, которая могла практиковаться в стрельбе, использовании рельефа местности и ведении мелкомасштабных военных операций. Генерал А. Ф. Ланжерон вспоминал, что 12-й и 22-й егерские полки были лучшими стрелками в его корпусе, поскольку у них имелся многолетний опыт службы в рядах снайперов на Кавказе. По мнению историка 10-го егерского полка, то же самое можно было сказать о войнах с Турцией, в ходе которых полк порой был вынужден преодолевать более 130 км за пять дней, ведя свою «маленькую войну», состоявшую из перестрелок и засад в предгорьях Балкан. Совершавшие набеги турки часто имели лучшие ружья и стреляли лучше русских егерей, по крайней мере до тех пор, пока те опытным путем не обрели необходимые навыки.
Разница в уровне подготовки между отдельными российскими полками в 1812 г. часто не могла укрыться от глаз противника. Первыми стрелковыми подразделениями русских, с которыми столкнулась саксонская армия после вторжения в Россию, были неопытные войска из корпуса генерала Ф. Ф. Эртеля. Офицер саксонской армии сделал запись о том, что «русская армия была еще не та, какой она стала в 1813 г. <…> они не понимали, как вести огонь в открытом порядке». Несколько недель спустя саксонцы испытали настоящее потрясение, впервые столкнувшись с егерями-ветеранами Дунайской армии, которые находились в прекрасной форме после многочисленных балканских кампаний. Это были «превосходные русские егеря из корпуса Сакена. Они одинаково умело перемещались и хорошо стреляли и нанесли нам серьезный урон, используя гораздо лучшие ружья, которые били в два раза дальше наших».
*Доминик Ливен - британский историк, лектор Лондонской школы экономики и член Британской академии, специалист по теме участия России в наполеоновских войнах.