В Союзе могли посадить за что угодно – был бы человек, а статья найдётся.
Одним из популярных поводов для посадки было обвинение в «тунеядстве», ст.209 УК РСФСР. По ней сажали не только бомжей, «прилип» даже Бродский. Государство не могло позволить гражданину не работать, нарушались устои социализма: «От каждого – по способностям, каждому – по труду».
В бомжи есть два пути – случайный и осознанный. По первому шли, вернее, катились слабые и неприспособленные: выгнали из дома, с работы, пропали документы… Второй же путь люди выбирали сознательно: религия, любовь к свободе или протест на уровне диссидентства, да и просто странники. Сажали и тех, и других, не глядя на убеждения.
Как-то осенью к отцу на объект зашёл один из таких сидельцев. Из документов только справка об освобождении. Согласен был на любую работу, хоть землекопом: надзорные органы дали три дня на трудоустройство, иначе – новый срок. В тюрьму он больше не хотел.
Таких кадров на стройке повидали предостаточно: поработают до зарплаты, а потом пускаются во все тяжкие, пьянка, дебош, хорошо, если не поножовщина. Но этому человеку батя отчего-то поверил.
Бомж оказался сварщиком, и сварщиком «от Бога», за смену выполнил дневную норму бригады. Варил всё, всем, везде и всяко, на загляденье. Ночевал в бытовке, пока не выделили койко-место в общежитии. Никто не видел, чтоб он что-то ел, пока не выяснили, что просто не на что. Насильно всучили «пятёрку» до зарплаты и отвели в столовую.
Работником был безотказным: на любой объект, в любую погоду, хоть ночью подними – помчится не глядя. Им буквально затыкали дыры, он с улыбкой спасал авральные стройки. Получал по самому высокому разряду, премии тоже были мощными. Ему выправили паспорт и сделали прописку. Пытались «повесить» на «Доску Почёта» - фотографироваться отказался наотрез. От бригадирства отбрыкался с матом.
Через два месяца жил в отдельной комнате. Выпивал редко, да в общаге особо не разгуляешься. На известие о постановке в очередь на квартиру не отреагировал вообще никак. Общался со всеми ровно, особую дружбу ни с кем не водил. При вопросах о семье и личной жизни мягко уходил от ответа и менял тему разговора. Золото, а не работник.
В его отсутствие предприимчивые обитатели общежития пару раз инспектировали комнату на предмет денег, но находили только квитки на почтовые переводы и аккредитивы – почти все деньги отправлял детям и бывшим жёнам.
Настала весна, снег сошёл, и у отца на столе оказались бутылка армянского коньяка и заявление об увольнении по собственному желанию. Батя схватился за голову – лучший работник беспричинно уходит! На все вопросы, увещевания и соблазны сварщик не отвечал и молча улыбался.
Резолюция на заявлении «с отработкой 2 недели» ситуацию не спасла, работник не передумал. В день расчёта и сдачи комнаты в бой был брошен последний аргумент: ключи от квартиры в новостройке, хоть сегодня заезжай!
«Вы не понимаете, - сказал теперь уже снова «бомж», - я Вам процитирую классика!» Произнёс фразу, развернулся и ушёл. Батя как запомнил, записал услышанное, взял презентованный коньяк и отправился к знакомому филологу.
За распитием бутылки поведал учёному о случившемся. Тот с интересом выслушал, нацепил очки, дважды прочитал фразу, удивлённо посмотрел на отца и сказал: «Кафка».
Вот эта цитата: «Свобода! Слов нет, свобода, в наши дни, растеньице чахлое. Но какая ни есть, а свобода, какое ни есть, а достояние…»