- Баба Зина, да не трогал я твою Бурку! – ухмылялся светловолосый мужичек, оголяя позолоченный зуб.
- Ах ты же паразит! Бурка как родная мне была, растила ее еще с жеребеночка, а ты увел ее ирод! – чуть не плакала старушка.
- Баб Зин, да причудилось тебе! – продолжал отбиваться мужичек.
- Причудилось?! А кто ночью у меня во дворе лазил, если не ты! Репа твоя блескучую в темноте как фонарь светится! – ругалась старушка. – Я в полицию пойду!
- Баб Зин, а свидетели то у тебя, то есть? – снова ухмыльнулся мужичек.
- Да вся деревня знает, что вам есть нечего, и что воруешь ты. Скотину уведешь у кого-нибудь и едите потом котлетки!
- А что делать баб Зин? Жизнь она штука такая. – засмеялся золотозубый. – Приходится выживать.
- Иди да работай! И будет у тебя все! А ты воруешь, ирод!
- Не пойман, не вор баб Зин. – широко улыбнулся наглец и собрался уходить.
- Ну ладно Антошка, устрою я тебе. – злобно прошептала баба Зина и ушла домой.
Антон же шел довольной походкой и пританцовывал. Он нисколько не боялся угроз старушки. Он настолько приноровился воровать деревенский скот и оставаться безнаказанным, что окончательно успокоился и потерял всякие опасения.
Деревенские уже второй год пытались поймать Антона с поличным, но он как-то по волшебству быстро избавлялся от краденного. Полиция стала уже частым гостем в его доме, но он всегда увиливал от обвинений. Доказательств не было. Антон умело заметал следы своих преступлений.
Довольный своей безнаказанностью, Антон зашел в свою обветшалую избушку, и развалился на скрипучей до жути кровати. Такой же старой, как и его изба. Антон довольно потянулся и прикрыл глаза.
Вряд ли у Антона была совесть, но малейшие позывы вины он успокаивал тем, что его семья бедствовала. Он искренне верил, что зло совершенное ради выживания уже не зло, а выход из ситуации, поэтому совершенно спокойно захрапел и отдался сну.
***
- Папа! Папочка! Мы хотим есть! – кричали дети.
- Ну так вон на столе котлетки, берите и кушайте!
- Кончились пап! А мы еще хотим.
Антон с удивлением посмотрел на стол. Действительно, он был пуст. На этот раз на нем не оказалось даже корочки хлеба.
- Странно. – прошептал почти про себя Антон и пошел к выходу из дома.
Несколько раз он попробовал плечом дверь, но та не открывалась, словно ее подперли, с другой стороны.
- Вот же старая… - прошипел Антон. – Отомстила называется. Ну ладно, я сейчас тебе устрою.
Он оживленно направился к окнам, рассчитывая на выход из ловушки через окно, но вдруг ставни начали захлопываться, создавая полумрак в избе. Пути были отрезаны. Неужели у старушки появились сообщники. Они что собираются нас поджечь?
Антон ошарашено метался от окна к окну, пытаясь разглядеть хоть что то, но сквозь щели ставен совсем чуть-чуть просматривалась улица. Наступила тишина. В чем-то он все-таки оказался прав. Деревенские не стали поджигать дом вместе с детьми, но и отпускать тоже не торопились.
Прошел день, второй, неделя, а Антон вместе с семьей сидел в избе изолированный от всего мира.
- Пап, мы хотим есть. – не умолкали и плакали дети.
- Да где же я вам поесть то возьму. – гневно разразился Антон.
Не успев договорить, он вдруг получил по голове чем-то тяжелым и отключился.
Очнулся Антон на кровати и почему-то привязанным. Он попытался освободиться, и вдруг осознал, что у него не было рук. Их не было совсем. На месте где они должна была продолжаться, оставались лишь тесно затянутые ремни, и ало-багровые тряпки.
На месте где должны были быть его ноги, повторилась та же картина, - тесно затянутые ремни и ало-багровые тряпки. Кажется, он узнал эти тряпку, которые ранее были белоснежными занавесками на окнах.
На стоны и мычание отца дети отреагировали оживлено.
- Папа! Папа! Мама нажарила нам котлеток! – весело кружили они. – Попробуй!
Они насильно пихали в рот Антона котлеты, но он не хотел их. Он с ужасом понимал, откуда взялись эти котлетки. В какой-то момент не в силах терпеть ужаса происходящего Антон закричал и вдруг проснулся.
В избе была тихо. Ни детей, ни жены не было дома. Окна по-прежнему пропускали солнечный свет, и все было по-обычному. Антон с облегчением выдохнул. Такие кошмары не снились ему давно. Видимо бабка Зина сильно озлобилась на конокрада, раз даже по ночам ему снится такое.
Антон хотел было стереть пот со лба, но вдруг осознал, что не может пошевелить руками. Ноги тоже его не слушались. Они были на месте, и внешне выглядели в порядке, но сам Антон не мог пошевелить конечностями. Он был парализован.
Осознав свое положение Антон закричал еще сильнее чем во сне, и его крик проникая сквозь стены его избы разносился по всей деревне. Крик Антона достиг и бабки Зины, которая сидела за столом, попивала чай с баранками и довольно улыбалась.
