Историю эту рассказал мне дед. Было то в 52-м году. Время было послевоенное, тяжелое, многие не вернулись с фронта, бабы одни с детьми оставались. Дров нет, кормить чем - то нужно. А не чем. Кто мог помогали конечно, но тогда ни у кого не было. А зимы стояли лютые, снежные. Снега бывало по самые крыши насыпало. Дверь открываешь и снег в сенцы загребаешь, чтоб тропинку прочистить, да то и не тропинки получались, а тоннели. Ребятне развлечение с крыш на салазках съезжали, да дырки в том снегу делали и, если сахар был, его туда растопленным заливали, конфеты получались, да яблоки, мороженные на ура шли.
Вот в такое время и случилась та история с местной учительницей.
Зоя Кузьминична была 30 летняя женщина. Все умела и могла. Красива, многие ее сватали, да не шла она. По мужу горевала. Сгинул в войну, как в воду канул. Ни похоронки не писем, а не известность, она то же убивает. Детишек пятеро. Вот и тащила она на себе все. И детей, и дрова, и хозяйство, а оно большое было по тем временам. Корова, лошадь, поросят штуки три и птица. А их всех то же прокормить надобно. Крутилась, как белка в колесе. Вставала до зари и ложилась перед полуночью.
А тут ей надобно ехать в райцентр, а он за 30 км. По делам, значит по учительским вызвали. Зоя младших деток с старшими оставила, а за старшими просила соседку Аннушку приглядеть. Собралась, лошадь в сани запрягла и поехала. А дело было в январе. Думала за день обернется, да задержали ее в отделе образования. Все планы ставили, да повестки раздавали. Благо хоть учебников выписали.
Закончила, а уж смеркаться начинает. Ей предлагали остаться местные, не ездить. Да разве ее уговоришь? Там дети, хоть и попросила Аннушку, так у неё у самой четверо, по лавкам, а еще и на дойку идти, она в колхозе дояркой работала. Да печку растопить, корову подоить. Старшому Петьке 15 минуло в том месяце. Нет поедет она до дома, к ночи доберется.
Мороз крепчал, только за околицу свернули, ветер налетел и снег посыпал, да такой, что не видно ни зги. Зойка, зарылась в солому поглубже, натянула на себя шкуру по сильнее и тронулась дальше, подбадривая ласковыми словами свою кобылку Рыську.
- Давай, Рыська, смелее, милая! Умница ты моя, к ночи дома будем! - Кобыла только фыркала в ответ. Они ехали по еще набитому санному пути. Кузьминична перебирала в уме, что ей завтра сделать надобно. Как прошло собрание, вспомнила, как обсуждали они сегодня дефицит учебных материалов, тетрадей и чернил. Да, теперь то с этим полегче. Не все себе могут позволить покупать, но все же. А вот в войну приходилось тяжко, писали на газетах, старых тетрадях, на полях, чернил не было, заточенные палочки окунали в свекольный сок или сажу. В классах, по 40 человек полуголодных и полураздетых детей. Справились, выстояли! А теперь то легче. Жизнь почти нормальной стала.
За этими раздумьями и не заметила, что Рыська еле бредет, утопая по колено в переметах. Санный след, еще заметен. От размышлений ее оторвал холод. Казалось он проникал всюду сколько она не пыталась укутаться. А ветер все крепчал метель кружила, вьюжила, снег сыпал не переставая. Кругом все стонало и выло.
Зоя начала считать верстовые столбы… сороковой, сорок первый, сорок второй…, пятьдесят первый, пятьдесят первый…
- Рыська, что -то я со чета сбилась! – Кузьминична натянула повод, -да нет, пятьдесят первый. – поехали дальше. На каком повороте они сбились, сказать сложно, но через 10 минут столб снова был с табличкой 51. Дорогу замело окончательно. Зоя стала сильно замерзать,коченели руки и ноги, губы тряслись. От ветра спрятаться было негде. «Ну как так?» - думала женщина. - «Я ведь тепло одета и носков суконных двое, и штаны ватные, валенки, две толстые кофты и тулуп. Платок матерен, пуховый.» - Но скрюченные от холода пальцы уже не могли держать повод, снег залеплял глаза, рот, нос. Вьюга забиралась по всюду. Лошадь, еле бредущая так же страдала от холода и снега.
-Рыська, не уж то мы заблудились? – Шептала Зоя посиневшими губами. – Не можем, там дома дети! У них окромя меня нет никого. Я должна.
Мать с отцом сожгли заживо, оккупировавшие их деревню немцы. Всю деревню сожгли. Живой, почитай Зойка одна и осталась, и то потому что замуж вышла в другое село. Свекра прилюдно расстреляли, когда узнали, что помогает партизанам. А свекровь не выдержала, пережила мужа на неделю. Муж пропал. Зоя осталась одна.
Где - то выли волки, в тот год их много было. Но Зое уже было не до того, она провалилась в беспамятство или уснула, она не помнила. А когда очнулась поняла, что кобыла идет, как-то более бодро. Хотела повод найти, а нет его.
Смотрит, а впереди мужчина идет в военной форме, причем в одной гимнастерке. И лошадь ведет в поводу. Шагал так уверенно, словно дорогу знает и сугробы, ему не помеха.
- Вы кто? Вам не холодно? – спросила Зоя своего проводника. Мужчина молчал.
- Вы меня слышите? Где ваша шинель? – пыталась перекричать ветер женщина. Что мужчина одет по военному ее не смущало, тогда многие донашивали в чем пришли, другого то не было.
Опять тишина. Зоя попыталась подняться, да не смогла. Как придавило ее что.
- Спасибо вам за помощь, если бы не вы, сгинули бы мы с Рыськой.
-Лучше поспи, - откликнулся вдруг мужчина. И что-то в голосе показалось Зойке знакомым, пригляделась, а и разворот плеч и наклон головы, и эти кудри, вдруг показались знакомыми!
- Витенька, родной! – кинулась женщина из последних сил выбраться из саней, да провалилась обратно в беспамятство.
Нашли ее уже под утро у собственного двора. Рыска была привязана к воротам, а Кузьминична, сладко спала, завернутая в шинель, как ребенок… Мужчины не было.