"По щучьему велению"
Здешняя местность отличается зарослями ивняка и высокой травы, торфом в болотинах и рыжевато-коричневой водой в ручьях. Они то петляют в осоке, то вдруг пропадают в густом ольшанике, а выныривают из него в сотне метров, поменяв направление. Или превращаются в мелиоративные канавы и лениво скатываются в широкое зарастающее озеро, а в половодье и дождливое лето через единственную протоку вытекают в реку. Чтобы добраться до чистой воды сквозь заросли – надо десять пото́в пролить и тучу комаров накормить. Поэтому летом на нём мало кто рыбачит. Зимой – другое дело. Но необходимо знать места́, если озеро забито топляками. Лишь середина да два-три залива более или менее пригодны для рыбалки.
Приветствую вас мои подписчики и гости канала.
Этот рассказ написал гость моего канала - писатель Владимир Пронский. Это новый формат на канале. Надеюсь вам понравится, ведь рассказ получился очень интересный и увлекательный.
Всё это имел в виду Лёха Нырков по прозвищу Нырок, когда отправлялся поживиться зубастыми щуками. На вид обычный невысокий мещеряк: остроносый, светловолосый и говоривший скороговоркой. Возраста неопределённого, жил неровно, можно сказать кособоко – мечтательный и застарелый холостяк единым словом. Его отец работал машинистом тепловоза на узкоколейке, пока она действовала, мать до конца жизни крутилась на лесоскладе учётчицей. Кое-как окончив восьмилетку, Лёха болтался по селу, любил заводить разговоры со стариками о жизни, спрашивал, есть ли она на иных планетах, и в каком виде. В общем, чудил парень. Ему бы жениться, но за него не очень-то цеплялись. После армии мать устроила его на сезонную работу в питомник лесничества – какой-никакой, а всё-таки заработок.
Когда же не стало родителей, зимой Лёха перебивался случайным калымом да рыбалкой на озере: себя обеспечивал рыбой и на трассе продавал; в глухозимье мог месяц-другой поработать на лесопилке, но не более. К женщинам имел особое отношение, и при удобном случае не терялся. Из-за этого нарывался на скандалы. Как-то в драке с мужем москвички, в отпуске спутавшейся с ним, Лёха, уступая в силе и праведном гневе, даже схватился за вилы. Еле остановили его мужики. С той поры он осторожничал, но приезжим женщинам спуску не давал.
– Когда угомонишься-то?! – шпыняли бабы в магазине. – Из-за тебя одни скандалы. Уж седой наполовину, морщины одна за другую цепляются, а всё туда же!
– У меня верх коряжистый, а всё остальное молодое! – ухмылялся он и горделиво смотрел на сельчанок. – Всё как по щучьему велению работает!
С местными дамами он озоровал только на словах, с мужиками не бузил, зная, что они относятся к нему с опаской, считая «вольным стрелком», способным на каверзы, но при случае могут и накостылять, поэтому о Ныркове частенько забывали до очередной свары. И он радовался этому, душа его тогда рвалась ввысь, словно хотела избавиться от сплетников, тесно и душно ему становилось среди них. Лёха особенно страдал от невозможности заглянуть за горизонт, его взгляд постоянно утыкался то в кусты, то осоку. И, чтобы не мелькать на улицах, он соорудил нынешним летом смотровую площадку на высоченном ясене, росшим за двором, и, если накатывало мечтательное настроение, в выходные забирался по приставной лестнице и сучьям на макушку. Он будто жил среди птиц, частенько отдыхавших на ясене и не ожидавших встретить здесь человека, поэтому совершенно не остерегавшихся. Часто прилетали из лугов стаи скворцов – отдохнуть, почистить пёрышки. Они шумно окружали его, а он рассматривал переливчатое оперение и удивлялся его чистоте. А вот касаточки молниями проносились мимо, прежде чем скрыться в гнезде под карнизом его избы, и он не успевал их рассматривать. А как-то голову повернул – сокол чеглок замер столбиком на ветке и удивлённо вперился огромными чёрными глазами, будто спрашивал «Ты кто?». Лёха от такого нахальства перестал моргать, а моргнул – чеглок пропал в листве.
Если птицы не прилетали, он, поудобнее устроившись на сидушке, подолгу смотрел вдаль, словно кого-то ожидал. Когда же отыскал в чулане отцовский бинокль, то всё село оказалось на виду, раскинувшееся между озером и стеной сосняка и разбегавшееся вереницами неровных улиц. Он будто летал над ними вместе с касаточками, скворцами, охватывая взглядом нескончаемую красоту зелёного горизонта, терявшегося в кучерявых облаках.
Интересное занятие придумал Нырков. С ясеня не только можно любоваться небесными птицами и открывающимся раздольем, но и наблюдать за ничего не подозревающими соседями, открывая их неприглядные замашки. Взять соседку Дарью. Как-то, думая, что Лёха ничего не видит, она запросто зашла в его сад, набрала в подол груш-тонковеток; наклонялась за ними тяжело из-за полноты, а к себе нырнула по-воровски ловко и закрыла лаз приставным колом. Лёха хотел её окликнуть, остановить, но не посмел из-за неожиданно навалившегося стыда, словно воровал он сам, да и не хотелось выдавать «гнездо». И жалко её почему-то стало. Ведь она много лет ухаживала за лежачим мужем, одна крутилась, не надеясь на детей. Иная давно бы оформила мужа в интернат, а она, страдая от давления и диабета, с утра до вечера колупалась с ним, и никогда никому не жаловалась. Поэтому и ничего не сказал ей, не окликнул. А через день всё-таки прибил кол к прожилине, набрал миску груш и отнёс Дарье, оставил на крыльце. Поняла она намёк или нет, но более Лёха не замечал её в своём саду.
Сосед с другого бока, Слава Потапов, – шофёр, этот тоже проявил себя большим любителем груш, и сливами не брезговал. А как-то загнал грузовик во двор и ссыпал полкузова добытого где-то зерна. Подобные картины переставали быть тайными не так уж редко и не только с участием соседей. Многие сельчане словно соревновались в пронырливости, умении положить глаз на всё, чем можно втихомолку поживиться.
Из-за этого высотные бдения вскоре перестали приносить радость. Лёха остерегался окончательно разувериться в земляках, хотя всегда думал, что они вполне обычные. И хорошо, что лето вскоре закончилось, а осенью на ветру да под дождём не очень-то поблаженствуешь на ясене. Да и домашние заботы никто не отменял. Хотя, кроме кур, у него из живности никто не водился, не считая кота, но хватало других хлопот: запастись дровами, перекопать под зиму грядки – и не только. Это в жару́ ничего делать не хотелось: сидел бы и сидел на ясене, обдуваемый ветерком, а теперь только успевай крутиться. А после того, как выбрал картошку, иное волновало: новая соседка Анюта, купившая дом напротив. Как-то поговорил с ней мельком и узнал, что она работала медсестрой, а теперь вышла на пенсию и оставила квартиру сыну с семьёй.
– Я сама деревенская, с Иртыша, ваше привольное место на наше похоже, – нахваливала она село, изучая Лёху из-под пегой чёлки серыми глазами. – И до города недалеко.
– Есть такое дело, но надо обаркаться… – сказал Нырков, не зная, что ещё сказать.
Это был их первый разговор, а следующим вечером она сама пришла, попросила о помощи:
– Алексей, как оказалось, у меня очень мало дров, а ведь зима впереди!
– Ничего удивительного. Когда дома продают, то о дровах не думают.
– Сможете организовать? Естественно, всё оплачу!
– Всё как по щучьему велению будет. Сосновая обрезь из леспромхоза устроит? Если устроит, то и машина найдётся! – пообещал он, вспомнив о Потапове.
– Как бы я рада была этому.
Дрова привезли Анюте в конце недели. Полный КамАЗ свалили у дома. Лёха исполнил обещание, потому что её просьба растревожила, заставила по-иному посмотреть на себя. Сколько он помнил прежних женщин, то всегда будто воровал их с чужого стола: хапнул – и в закуток. И чем он в таком случае лучше односельчан, за которыми наблюдал с ясеня? Значит, он такой же, как все. Вот это как раз и не нравилось. К тому же соседка – не дачница. Она казалась яркой люстрой в магазине: любоваться можно, а прикоснуться боязно. В какой-то момент родилась дерзкая мысль о том, что Анюта послана свыше именно для него, и робеть перед ней стал по-настоящему.
Когда она заплатила по квитанции за дрова, а Вячеславу отсчитала приличную сумму за доставку, то спросила:
– Ребята, может, крупные распилите и поколете? А то куда уж мне одной!
– Запросто. Бензопила есть, – пообещал Нырков. – Сам разберусь. А у него жена дотошная, проходу не даст! – и, усмехнувшись, кивнул на соседа.
В ближайший выходной он распилил крупные обрезки, отбракованные брёвна, сложил кругляши под навес и пообещал Анюте:
– Когда работы в питомнике не будет, тогда и переколю.
В ноябре он за несколько дней расправился с этим делом. С утра до вечера махал топором, а когда темнело, Анюта звала в дом и усаживала за стол. Лёхе простая еда казалась необыкновенно вкусной, а если рюмку махнёт – вообще благодать. Раскраснеется с холода, захочет рассказать о себе, но духа не хватало. Ещё рюмкой разжиться, тогда, глядишь, и язык бы развязался, но хозяйка более не предлагала, а нахальничать – совесть не позволяла. Молчал, слушал, млея от слов собеседницы. Потом благодарил и уходил, а уходить совсем не хотелось.
В дни, когда махал топором да убирал поленья в сарай, частенько выслушивал подначки Вячеслава – худого, прогонистого, так и крутившегося перед глазами – будто разбирало мужика.
– Это чего же, в женихи, что ли, набиваешься? А что, бабёнка ловкая, мелкая – прокормить легко, такая вполне сгодится для хозяйства и всего прочего. Так что не теряйся. Я бы и сам запрягся, да жена грызть начинает, как увидит около её дома. Видишь, опять столбом у веранды маячит! – уныло косился он, мусоля зубочистку из гусиного пера.
С весны Потапов пропадал в хозяйстве, бывшем совхозе, чуть ли сутками не вылезая из-за руля, а к зиме чаще стал мелькать перед глазами. Слушать его не хотелось, ведь не от души говорил, будто насмехался. Всегда он такой: что-то хорошее от него не услышишь, а если и услышишь, то сперва будто крапивой острекает. И всех мужиков в селе бездельниками считал и очень не любил, когда они что-то просили. Недавно Лёха заикнулся, увидев его, о зерне для кур, но сразу же получил отказ.
– Откуда же у меня зерно-то, мил-человек?! – словно у подозрительного чужака спросил Потапов.
– Да ведь пару вёдер всего прошу, курам на морозы. Видел же, как сгружал. Чего уж таишься-то. Соседи всё-таки.
Вячеслав посмотрел злой прищуркой, понимая, что деваться некуда, процедил:
– Послезавтра жена к детям поедет. Когда автобус отчалит, тогда и приходи с мешком. А при ней и думать не моги. И вообще поменьше языком-то мели! Пузырёк не забудь – обмоем это дело.
Через день Лёха удачно разжился зерном, успокоился и стал ждать ледостава.
Ныне зима, как обычно в последние годы, запоздала, поэтому более или менее надёжный лёд появился лишь к началу декабря, и Нырков начал ставить жерлицы. С первого же улова отнёс щуку Анюте. Себе же за неделю столько натаскал, что за месяц не поесть. Нажарил, накрутил котлет – полностью морозилку забил, немного засолил, опасаясь оттепели, а щук помельче развесил вялить. Запас сделал, но продолжал рыбачить: какой смысл дома сидеть, если можно кое-чего на продажу наловить.
Вскоре пришли настоящие морозы. Лёха ходил на озеро по будням, когда не было чужих, съезжавшихся в выходные со всей округи. Но за день до Нового года припозднился, обнаружив в курятнике погибшую курицу. По обгрызенной голове понял, что наведался хорёк. Пришлось заделывать лаз в полу, проверять подозрительные места. На озеро собрался только после обеда. В другой бы день не пошёл, да обещал Анюте щуку к Новому году, зная, что она ждёт сына с семьёй. Завтра уж новогодняя ночь, нельзя до последнего откладывать. А теперь всего-то и оставалось два-три часа, чтобы успеть до темноты. Из избы вышел – Анюта убирается у своего крыльца. Увидев его с рыбацким снаряжением, окликнула:
– Не поздновато собрался-то?
– Обещание надо выполнять.
– Тогда другое дело! – улыбнулась она.
Вскоре он был на льду, насверлил лунок, насадил живцов и расставил жерлицы; лёд стал почти полуметровым, поэтому времени ушло немало. Ожидая отстрела флажков, он поднял воротник, сел на ящик спиной к ветру. Одинокие рыбаки, видневшиеся вдалеке, ушли, и он от скуки закрыл глаза и задремал. Даже увидел сон. Вот возвращается с озера и стучится к соседке. Она мелькнула из-за герани в окне и, рассмотрев гостя, всё-таки спросила из сеней: «Кто?» – «Это я… Щуку принёс!» Соседка распахивает дверь, а он гордо преподносит ей увесистую рыбину: «Кила на три будет!» Приврал, конечно, но какой он тогда рыбак, если не приврать. Анюта после его радостных слов что-то говорит, а что именно – не разобрать, но что-то ласковое и приятное…
Очнувшись, Лёха осмотрел пригнутые ко льду сигнальные флажки и не увидел ни одного сработавшего. Обидно сделалось. Зря, получалось, притащился на озеро. Надо бы дома отсидеться, если уж день с утра не заладился. Тем более что погода начала меняться, а при смене погоды щуки ленивые. Это он давно знал, изучив их повадки, и даже хотел уйти, особенно когда начался мелкий, колкий снег, но и пустому уходить не хотелось.
Тепло одетый, он неуклюже поднялся, прошёлся вдоль жерлиц, черпаком очистил подмёрзшие лунки от снега. Заметив, как сгущаются сумерки, подумал: «Всё-таки пора собираться – толку сегодня не будет!» И сразу увидел вздыбившийся флажок. Жарко сделалось. Подбежал, рухнул на колени, рукой очистил лунку и потянул леску. Сперва показалось, что она зацепилась, но вдруг скользнула в ладони, и он перехватил её, слегка отпуская. А отпустив, понемногу начал выбирать, но вновь почувствовал рывок, и по его силе понял, что рыбина попалась знатная. И сразу сердце заколотилось по-особенному. Он помаленьку вываживал добычу, то слегка отпуская, то позывая леску. И вот наступил момент, когда вода заволновалась, слега вспучилась – ещё немного и покажется зелёная щучья морда. Попытавшись вытянуть добычу, он понял, что щука попалась огромная, не проходившая в лунку. Ему попадались такие. Тогда он двумя пальцами подхватывал рыбину под жабры и выдирал наружу. Подняв рукав куртки и свитера, он и теперь попытался подцепить добычу, пока приспосабливался – четыре пальца оказались в сомкнувшейся рыбьей пасти. И сразу полоснула боль. Чертыхнувшись, он попытался освободиться, но чем сильнее шевелил пальцами, тем больнее впивались кривые щучьи зубы; а тройник, похоже, проколол мякоть большого пальца. Получалось, что он не мог ни вытащить щуку, ни отпустить её, словно попал в капкан.
Продолжение следует.
Друзья, если понравилась статья то ставьте нравится. Не забудьте подписаться, чтобы не пропустить следующую часть рассказа.
Удастся ли Лёхе выбраться с щучьего капкана или нет?
С уважением, Дмитрий