Не важно какого декабря, экстренно попал в больницу с диагнозом «острый флегмонозный аппендицит». Это заболевание позволило посмотреть на нашу медицину изнутри. Не каждому такое счастье удается пережить. Лучше бы, конечно, посмотреть со стороны, но воля случая, ничего не поделаешь. И так оказалось, что медицина у нас в стране страшно содержательная, а её содержание на эти пять дней стало главной мелодией моей жизни, потом с этой мелодией прожил ещё тридцать три дня. Хватило первых пять дней, чтобы в них отразилась жизнь нашего огромного государства, как будто я её увидел голой, без прикрас телевизионных каналов.
Вечером поднялась температура, появились боли справа внизу живота. К утру температура нормализовалась, боли поутихли, но жена настояла на посещении врача. Доктор меня выслушала, уложила на кушетку, попросила показать, где болит, и стала ощупывать живот. Но почему-то осмотр начала с левой половины живота. Так же в этот день делали ещё три врача, но они были хирургами, у них получалось сделать больно, а вот терапевту еще надо совершенствовать свои методики. У нее никак не получалось вызвать тянущуюся за рукой боль. Или я еще не мог понять, что означает «тянущаяся боль».
Закончив осмотр, доктор сказала, что направляет меня к хирургам, и назвала предварительный диагноз (озвучен выше).
- Вот только куда Вас направить? Вчера лишь две больницы принимали. Посидите пока здесь, я уточню.
Как будто я куда-то мог уйти из кабинета через окно. «О, так на нем решетки», - изучил я кабинет в отсутствии хозяйки. Она вернулась.
- К хирургам.
- Значит, резать будут? – уточнил я.
- Как они решат.
- А можно тогда ближе к дому?
- Нет. С сегодняшнего дня из «нековидных» только одна больница принимает, первая.
- Понятно. У меня сейчас почти не болит. Можно завтра с утра поеду?
- Да Вы что? Вам ещё вчера надо было ехать. Поедете? Или скорую вызывать?
Пообещав доктору, я сел в машину и поехал. Предварительно позвонил жене и описал ситуацию с возможной госпитализацией.
Больница находилась в другом районе города, и до этого дня мне была известна тем, что в ней оперировали моего друга несколько лет назад. После выписки оттуда и оказанного «лечения» его еле спасли. И как раз в то время на её территории Путин открывал новый перинатальный центр.
Нужное мне приемное отделение нашел не сразу. Сначала зашел не в тот корпус. Спасибо людям в медицинской форме, сидевшим у лифта, сориентировали. В хирургическом корпусе – фойе советского времени, народу – никого, гардероб закрыт, аптека и банк открыты, но там никого. Спросить не у кого. Прохожу фойе, из лифта выходит девушка в белом халате и садится в кресло, тоже из советских времен.
- Извините, с этим направлением мне куда?
- Сейчас направо, а в конце коридора справа будет дверь с надписью «Приемное отделение».
- Спасибо.
В коридоре я ожидал увидеть толпу пациентов, но было всего два человека. Перед дверью приёмного отделения сидела только пара, вероятно, муж с женой. На мой вопрос: «Вы сюда?», они ответили: «Мы уже были. Заходите, там никого».
Постучав в дверь и не услышав ответа, я распахнул её и увидел много медицинских работников.
- Вам чего?
Мне, наверное, показалось, что они все спросили разом. Я протянул бумажку.
- У Вас направление?
- Да.
У меня забрали бумажку и сказали ожидать в коридоре. Сначала мне показалось это странным, ведь там никого не было. Но через несколько минут коридор у приемного отделения начали заполнять пациенты. Таких здоровых на вид, как я, там не было, все чувствовали себя явно хуже меня. Этот вывод я сделал по ощущениям, отождествляя свои боли с болями других пациентов.
Где-то через час пришел врач и пригласил меня в кабинет. Врач выглядел лет на тридцать с небольшим. Сев за стол, он крикнул мне, что за спиной стоять не надо, а надо присесть на кушетку. А я и не стоял, я куртку снимал, чтобы присесть на кушетку. Кушетка стояла здесь не первое десятилетие и была затерта до дыр. Врач начал задавать мне вопросы и что-то записывать на листе бумаге. Потом вымыл руки над раковиной, повидавшей жизнь не меньше кушетки. Ощупав живот и определив место, где боль чувствовалась сильнее, сказал, чтобы я ожидал в коридоре, что у меня возьмут анализ крови и сделают УЗИ, а потом решат, что со мной делать. Мне особо понравилась фраза, что кто-то будет решать, что со мной делать. Оказывается, лечить меня никто не собирался, со мной планировали что-то делать.
Минут через пятнадцать меня пригласили в помещение, где берут анализ крови. Мне показалось там чистенько. Кровь взяли быстро и безболезненно. Ватка так и осталась в кармане куртки, так как в коридоре не было урны, и многие такие ватки валялись на полу или на стульях.
Прошло еще минут сорок. Медработник вышла из приемного отделения и сказала, что мне нужно идти с ней на УЗИ. Оказалось, что УЗИ делают в другом корпусе. Не спеша мы прошли фойе, вышли на улицу и зашли в другой корпус. В коридоре лежали люди на каталках. Такое ощущение, что до них никому не было дела. Кто-то тихо стонал, кто-то орал в полное горло. Мы подошли к лифту и поехали на четвертый этаж. Над уютной просторной комнатой было написало «Отделение ультразвуковой диагностики». Послевоенные стулья стояли в просторном помещении. Дверь в комнату, где делали УЗИ, была открыта. Было хорошо слышно, как врач описывала словами внутренние органы мужика. Это, наверное, был тот бедолага, который сидел перед дверью приёмного отделения, когда я к нему (отделению) подошел.
- Следующий, - крикнули из помещения.
Мой живот помазали гелем, покатали и пожали той штукой, которой делают УЗИ. Врач сказала, что похоже на аппендицит, но точного заключения по результатам УЗИ сделать нельзя. Не предложив ни салфетки, ни полотенца, мне объявили, что УЗИ окончено. Я встал с кушетки, вытерся футболкой, заправился и пошел в тот корпус, из которого пришел.
Больных там добавилось. Грузная женщина лет семидесяти постанывала в кресле-каталке. Её дочь говорила: «Мам, от того, что ты стонешь, тебе что, легче будет?». Женщина ей ничего не отвечала, а, как мне виделось, полностью закрывалась в себе. Не знаю, правда это, или мне показалось, но эта грузная женщина смотрела на свою дочь, и в её глазах читалось: «Иди домой, дай мне побыть одной». Гардероб обеих женщины давно не обновлялся, особенно у старшей, и был замызган малообеспеченной жизнью.
Грузную женщину покатили в палату. Её дочь почему-то посмотрела прямо мне в глаза, будто мы знакомы, и сказала, как бы обращаясь к себе: «Мне на работу идти или домой? Пойду на работу». А глаза смотрели прямо в мои. Я не отвернулся. Она поднялась и пошла, уж не знаю куда.
Через пару минут в «приёмное» на кресле-каталке ввезли еще одну бабушку. Она не стонала, она смотрела куда-то внутрь вселенной. Её сопровождали двое. Они расположились рядом со мной. Наверняка это были дочь и зять. Мне показалось, что здесь они не в первый раз. Зятю кто-то позвонил. Он подставил локоть под голову бабушки и начал разговаривать о каком-то бизнесе, в котором все хорошо. Через несколько минут его жена вернулась из приемного и сказала:
- Кирюша, нам на пятый этаж.
- Я тебе так сразу и сказал. А ты паникуешь.
- Кирюша, может поедем?
- Да, да, поедем. Извини.
Мне тогда многое могло показаться. Но тут я явно увидел, что она ему безразлична и уже давно.
Еще до двух этих пациенток в «приёмное» вошла молодая женщина с пакетами, в которых были вещи для пребывания в больнице. Передвигалась она очень неуверенно, да и выглядела очень уставшей, а в руках держала направление. Я не знаю, какова её судьба в этой больнице, так как меня во вторую хирургию забрали в то самое время, когда её направили на УЗИ.
А случилось это так. В «приёмное» вошел врач, и вскоре меня вызвали. Часы показывали половину седьмого вечера. Врач спросил: «Что у Вас?» Я показал на низ живота и сказал: «Здесь болит». Он попросил прилечь на кушетку, прощупал мой живот, уточняя, где болит. Потом резко провел рукой от центра живота к месту, где были неприятные ощущения. Сильная боль пронзила меня. Он увидел это по лицу и сказал, обращаясь к медработникам «приёмного»: «Оформляйте». А меня попросил ожидать в коридоре.
Я позвонил жене и сказал, что меня, наверное, будут оперировать. Попросил привезти вещи. Минут через пятнадцать из «приёмного» вышла женщина, которая сопровождала меня на УЗИ, и спросила: «У Вас пакет есть, чтобы куртку положить?» Как ни странно, но пакета у меня не оказалось. Она вернулась в «приёмное» и вышла с квитанцией на куртку. Забрав мою верхнюю одежду и дав мне квитанцию, сказала: «Пойдемте».
На лифте мы поднялись на 4 этаж. В отделение хирургии пахло испражнениями, кровью и еще чем-то. Полы были грязными. По этажу ходили люди. Кто-то был похож на пациентов, кто-то – на медработников, а кто-то – не понятно на кого. Женщина вела меня и того мужика из кабинета УЗИ к сестринскому посту.
- Мужчина, а Вы почему в обуви? - закричала на меня молодая девушка с ярко-оранжевыми волосами.
Я опешил, обернулся и посмотрел на пол. Может, шлейф грязи шел за мной? Но нет, пол был таким же, как и перед тем, как я наступил на него. Я попытался оправдаться и сказал, что у меня с собой нет сменной обуви. В ответ услышал: «Так хоть бы бахилы надели!» «Знать бы, где купить эти бахилы?» - подумал я.
- Давайте схожу, где их можно купить? – спросил я.
- Не надо никуда идти, - сказала, вероятно, старшая медсестра, - присядьте на диванчик.
Диванчик был, по всей видимости, одногодком кушетки с первого этажа, но при этом почти в идеальном состоянии. Умели в СССР делать диваны из кожзама.
- Успокойся, Валя, пусть в обуви будет. Сходи лучше, посмотри, у нас где-то тапки были. Не помнишь, у нас на этаже местечко есть? А то сразу двоих привели, - обратилась старшая медсестра к Вале, - куда же мне их разместить?
Я вспомнил эти ярко оранжевые волосы. Они были у одной из медсестер, вывозивших тела умерших людей. Пока сидел в «приёмном», два человеческих тела провезли на каталке мимо меня. Теперь мне стало ясно, из какого отделения их вывезли.
Валя принесла мне тапки и велела переобуться. Да, это была не просьба, это был приказ.
На этаже раздался истошный крик. Валя побежала в направлении крика. Вернувшись через несколько минут, порылась в шкафчике за сестринским постом и достала какие-то тряпки. Это были разорванные на части лоскуты простыни. Крик не утихал. Тряпки были абсолютно грязные, валявшиеся внизу шкафчика. Валя начала рвать их на веревки.
- Бабушка буянит, - сказала Валя.
- Почему? - спросила старшая медсестра.
- Капельницу ставить не хочет. Сейчас все сделаем.
Схватив веревки из простыней, Валя побежала связывать бабушку. Минут через десять она вернулась.
- Всё. Связали. И капельницу поставили, - доложила Валя старшей медсестре.
- Бабушка лечиться не хотела, а мы вылечим! - сказала полная молодая женщина в красном медицинском костюме, - представляешь, меня опять от мутузили, - рапортовала она старшей медсестре, абсолютно не обращая на меня внимания, - заметь, третий раз за день.
«Такая могучая женщина, и кто её смог от мутузить?» - подумал я.
- Кто знает, и зачем это мне надо? - сказала женщина в красном.
«Наверное, такая работа», - подумал я, но промолчал.
Валя поддержала её и сказала, что её мутузили не меньше. Мне показалось, что они сейчас начнут спорить, кого меньше, а кого больше, но этого не случилось. Старшая медсестра просто сказала: «Бывает. И хватит материться.»
Да, весь этот диалог был матерным, что само по себе диссонировало с понятием больница, то есть забота и спасение.
Минут через пять после происшествия с бабушкой женщина в красном, проходя по коридору и держа жгут двумя руками на шее, подводя одну руку ко рту и зажимая жгут зубами сказала: «Проходите в процедурную». Я не сразу догадался, что обращаются ко мне, так как она даже не посмотрела в мою сторону. Я оставил ботинки и пошел в процедурную. «Совсем новые», - подумал я и еще разок взглянул на ботинки. А Валя сказала, - Ботинки заберите. На что старшая медсестра, сказала, - Пусть стоят.
Может, так и должна выглядеть больничная процедурная, но мне показалось, что там полная антисанитария.
- Присаживайтесь, - сказала женщина в красном.
Шкафчики напротив меня были открыты. В них горой лежали шприцы, какие-то ампулы и еще много чего медицинского. Пол в процедурной, конечно, мыли, и скорее всего даже сегодня, но капли крови, рассыпанные у порога, вводили в сомнение по поводу его чистоты. Подушечка, которую подкладывают под руку при взятии крови, была «бабушкой» по сравнению с кушеткой с первого этажа.
Женщина в красном достала шприц и пережала мою руку жгутом, который недавно был у неё во рту. Будто расстроившись из-за чего-то, она тащила в рот и прикусывала этот жгут, а после сказала, что мне нечего бояться. После вида процедурной я уже ничего не боялся, даже операции, все чувства притупились. Позднее я решил, что это специально придумано, чтобы любой пациент стремился выздороветь дома.
Шприц вошел в мою вену, но кровь не пошла. Шприц был на пять кубиков.
- А почему кровь не идет? – спросила, наверное, у Высшего существа женщина в красном.
- Не знаю, - ответил я сдуру.
- У вас что-то с веной не так, - сказала она и вытащила иголку из вены.
Я был полностью уверен, что она попробует этой иголкой еще раз войти в вену. Но она все же сменила иголку. Старую бросила на стол, достала новую и тоже положила её на стол. Проколола еще разок, кровь потекла.
- Ну вот, - со знанием дела сказала громадная женщина или всё же девушка в красном.
А что у неё за перчатки? Никак не мог понять. Синие, на первый взгляд резиновые, но какие-то не такие.
Я снова сидел на диване, прижимая ватку согнутой в локте рукой. Женщина в красном, проходя по коридору, обратилась к Вале: «Сказали, его побрить надо». Минут через десять Валя попросила меня показать живот, после чего повела меня в какое-то подсобное помещение.
«Склад старьёвщика», - подумал я. В помещении валялись одеяла, ватные матрасы из прошлого века, какие-то коробки, сложенные по полам. Ближе к двери в пол был вмонтирован унитаз без стульчака, но с бачком. Когда-то он, наверное, был белым, а сейчас винтажная поволока превратила его в предмет антиквариата. В помещении пахло старой барахолкой, пахло – не то слово – воняло чем-то неприятным.
- Футболку поднимите, - сказала Валя.
- Ватку куда можно выбросить? - осведомился я.
- Сюда, - ответила Валя, указав на унитаз.
Поскрябав меня по животу одноразовой безопасной бритвой, Валя сказала: «Все! Не больно?»
- Спасибо, не больно.
И действительно было не больно, только раздражение в этом месте мучило потом много дней.
Милый диванчик, на нем лучше, чем в вонючей комнате. Время приближалось к восьми вечера. Старшая медсестра попросила подойти и сказала: «У нас в отделение мест нет. Вас положим на второй этаж, в урологию, две палаты нам там выделили. Идите в 211 палату, там одно место свободно.»
Забрав ботинки, пошел на второй этаж. У лифта меня остановил хирург, второй из осматривавших меня в этот день.
- Вы куда?
- На второй этаж.
- Зачем?
- В 211 палату направили.
- А я уже подумал, сбежать решили.
Он, наверное, подумал, что его манипуляции с моим животом заставили меня подумать о бегстве из больницы. А что? Подумаешь, аппендицит. Смертность после операции – 0,1 процента. И почему не сбежать из больницы, в которой уже пять часов не могут установить, есть у меня аппендицит или нет? Хотя терапевт обещала, что хирурги «сразу определят». Тут из лифта вышел третий хирург. Второй обратился к третьему: «Вот еще пациент с аппендицитом, по-моему надо сегодня оперировать».
- Точно аппендицит? - спросил третий.
- Похоже, что да, сам посмотри.
- А кто оперировать будет? - спросил третий.
- Вроде …, - второй назвал фамилию.
- Пойдемте со мной, - сказал третий, обращаясь ко мне.
С ботинками в руках побрел за ним. На этаже уже почти ничем не пахло. «Принюхался», - подумал я. Хирург предложил прилечь на диванчик. И в четвертый раз за сегодняшний день врач начал задавать мне те же вопросы и давить на живот в той же последовательности. Хорошо, что мой организм это выдержал, и ничто не лопнуло где-то там в глубине моего сознания. Но я уже научился отвечать на вопросы медицины, то есть я уже знал, что ответить врачу, чтобы попасть в больницу.
- Так, - сказал хирург, - будем вас оперировать. Ни пить, ни есть.
И обратившись к старшей медсестре, он попросил провести меня в палату. Валя довела меня до палаты и, показав на свободную кровать, сказала: «Ваша. Стоп, я одеяло где?»
Валя вошла в азарт и начала озираться по палате. Ага, вот.
- Зачем забрали одеяло? - обратилась она к человеку, только что доставленному из операционной.
- Это не он, - сказал мужик, лежавший на соседней кровати, - знобило его, вот и укрыл, чтоб согрелся.
- Вы что, мужчина, не понимаете, что это чужое одеяло? – возмущенно ответила Валя. Не дожидаясь ответа, она схватила одеяло и бросила на мою кровать.
В палате стояло шесть коек. Пять были заняты, шестую закрепили за мной. Кровати металлические из круглого профиля, с пружиной, натянутой между профилем. На каждой пружине лежал сбитый из досок настил, на нем – матрас толщиной сантиметров десять из какого-то легкого материала, думаю, из поролона. Матрас застелен простынкой, которая постоянно съезжала с матраса, так как он был одет в чехол из какого-то скользкого материала. А поправить простынь после операции – задача очень непростая, в этом я убедился на следующее утро. Получается, пока ты не можешь поправить простыню, ты лежишь на матрасе, на котором до тебя пролежало много людей, не способных сделать то же самое. Легонькое одеяло в пододеяльнике и перьевая подушка, совершенно неприспособленная для лежачих пациентов. Возле каждой кровати стояла тумбочка для личных вещей. Большое окно, пластиковые рамы с двойным стеклопакетом. У двери в одном углу был умывальник с горячей и холодной водой, над ним на высоте метра висело зеркало размером сантиметров пятнадцать на тридцать. В другом углу стоял маленький холодильник. На четвертом этаже такой «роскоши», как холодильник, в палатах не было. На потолке слева и справа от двери над кроватями висело по два круглых плафона. Над изголовьем крайних кроватей было по две розетки. Стены были покрашены, на полу лежал линолеум. Похоже, что в этом году в палате был сделан какой-то ремонт.
Я прилег на кровать. Полное опустошение, ни одной мысли в голове. Оставалось только ждать. Жена привезла вещи. Пообщаться с ней не удалось, не выпустили с этажа. Через стекло посмотрел в её глаза. Что за чудная женщина, в любой сложной ситуация она полна уверенности. «Все будет хорошо», - прочел в её устах.
В девять часов две молоденькие медсестры ввезли каталку в палату.
- Раздевайтесь и ложитесь.
Я разделся до трусов и, обратившись к мужикам, спросил: «Трусы снимать?» «Снимай», - со знанием дела ответили они. А девочки добавили: «Не переживайте, мы Вас простынкой укроем».
Я лег на каталку. Меня накрыли простынкой, и мы поехали.
«А за что я должен был переживать?» - подумал я.
Каталки тоже были из СССР, но до сих пор исправно служили уже российской медицине. Двери на этажах не приспособлены для транспортировки пациентов, и медсестрам приходилось их придерживать, но длины их рук не хватало, чтобы держать дверь и не ударить ей пациента. Я стал придерживать двери, чтобы им было удобнее провезти каталку. После каждой двери они говорили мне «спасибо». И даже это (их благодарность) меня никак не трогало.
Возле операционной они остановили каталку и ушли, не сказал ни слова. Через несколько минут подошел какой-то мужчина, надел мне на голову шапочку, а на ноги – что-то вроде тапок с завязками. Каталку завезли в операционную. Я перелез на операционный стол и подумал о том, а как же я назад перелезать буду. На стол это, конечно, совершенно не похоже. Узкий, рассчитанный как раз на ширину человеческого тела, лежак. Справа и слева – примыкания для рук. Над столом – три мощных светодиодных светильника.
Сестра какой-то тряпкой привязала одну ногу и обе руки. На правой руке в вену поставила катетер.
- Ой, что-то у Вас вена синяя?
- Так в хирургии кровь брали, что-то там не получалось.
- «Худышка» брала, - спросила медсестра, - раза в два худее меня?
Не сразу догадался, что она говорила о женщине в красном.
- Да, худышка, слегка полноватая, - сказал я.
- Понятно. Не волнуйтесь, катетер поставлю хорошо.
И действительно катетер стал, что я даже не успел подумать, как он станет. Что у них за перчатки какие-то не такие? Медсестра перебежала на другую сторону и натянула на мою левую руку тонометр. В это мгновение над головой мелькнул мужчина в халате, он приложил маску к моему лицу, но тут у него зазвонил телефон. Он ответил и секунд тридцать говорил о каких-то делах. Я слышал просто слова и уже не хотел связывать их в предложения. Он опять приложил маску и крепко прижал нижнюю челюсть вверх.
- Открывай больше, - сказал он сестре в странных перчатках.
- Хорошо, - ответила она.
Это были последнее слова, которые я услышал перед операцией, и даже оно мне не принесло операционной удачи.
Солнечный свет, какой-то золотистый, наполненный ощущением счастья, спокойствия и доброты, увидел я, и радость наполнила мое сознание. Это продолжалось несколько мгновений. И я стал слышать голоса. «Герман, ты зачем таблетки выпил?» - спросил женский голос. «Неужели моя любовь к Пушкину в моей голове создала «Пиковая дама», - почему-то подумал я. Человек, которого называли Герман матерно на кого-то ругался и что-то несвязно говорил. Я попытался поднять голову, не получилось. «Точно не «Пушкин», - подумал я.
Во рту начала собираться слюна, она стала стекать по горлу, но глоток почему-то сделать было нельзя. Я стал захлебываться слюной, а так все радостно начиналось. Я попытался поднять руку, чтобы привлечь к себе внимание, не получилось. Ощущение, что не могу сделать глоток, начало вызывать легкую панику. Потом пришла мысль, что операцию ведь уже пережил, очень обидно будет захлебнуться в собственной слюне после пережитого. К счастью, медсестра с голосом, задававшим вопрос Герману, увидела, что я очнулся и сказала: «Сейчас трубочку достану, и станет легче». «Ничего себе, какой сервис», - подумалось мне.
Она что-то вытащила из горла, и перед глазами опять мелькнули эти толстые синие перчатки у нее на руках. «Что за наваждение с этими перчатками», - снова подумал я. Медсестра подняла мою голову, и я смог сделать долгожданный глоток. «Сплюньте», - сказала она. Сплюнуть у меня не получилось, а изо рта потекли слюни или не понятно что. Медсестра вытерла вытекавшее простынкой.
- А что это кровь у Вас? - спросила она.
- Не знаю, - сказал я и впервые услышал свой голос.
- А кто это у вас тут буянит? - спросил я.
- Да вот юноша таблеток наглотался. Спасаем, а он сопротивляется.
Я попытался осмотреть помещение. Оно состояло как бы из двух частей. В той части, где стояла каталка, было две кровати, возле кроватей – всяческие медицинские приборы. На одной кровати, что ближе к центру помещения, тихо лежала женщина, а на другой, возле стены, лежал Герман. Повернул голову, чтобы рассмотреть его. Это был молодой человек лет двадцати с круглым лицом и кучерявыми волосами. Он не прекращал материться и пытался вырваться с кровати. Мне показалось, что он привязан к ней. Медсестра продолжала с ним разговаривать: «Герман, успокойся и расскажи, зачем ты выпил таблетки?» Во второй части комнаты, дальней от моей каталки, также стояло две кровати. На одной кровати кто-то лежал, вторая была пустой. В помещении, где я очнулся, было две медсестры: одна занималась Германом и мной, вторая что-то перебирала в шкафчиках. Наконец до меня дошло, что каталка стояла в реанимации.
- За Вами пришли, - сказала медсестра и покатила каталку к дверям реанимации.
За дверью меня ждали те же молоденькие медсестры.
- Девчата, а который час? - спросил я.
- Двадцать минут двенадцатого, - ответили медсестры. И мы поехали в палату.
В палате, перебравшись с каталки на кровать, я взял телефон и написал жене, что уже в палате. Некоторое время полежал без единой мысли и уснул. Проснулся от боли часов в пять, может позже, а может раньше. Лежал и оценивал боль, она была какая-то мышечная что ли, но там, где болело до операции, боль уже не ощущалась, так мне показалось. Хотелось сходить по-малому. Я лежал и рассуждал над словами медсестер, которые они сказали, когда привезли меня в палату: «До утра не пить и не вставать». Так как было утро, то я пытался для себя установить, это то утро, когда можно вставать, или еще не то? Мочевой пузырь звал в туалет. Решив, что утро уже то, я попытался сесть на кровать. Боль, конечно, была сильная, но сесть получилось. Я потянулся к тумбочке за трусами.
- Эй, ты куда собрался? - сказал мужик, лежавший напротив меня.
- Пописать хочется, дойду до туалета.
- Рано тебе еще вставать, лежи. Сейчас посуду подам.
Он встал с кровати и подал мне что-то похожее на кастрюлю. С трудом маленькой струйкой сделав дело, поставил кастрюлю под кровать. Боль не уходила, но усталость сморила, и я заснул.
В восемь утра пришла медсестра и раздала градусники. Потом пришла другая медсестра ставить уколы. А перед ней еще одна принесла баночку для мочи и сказала, что собрать надо до девяти. Несколько раз пробовал выдавить хоть немного, но, видимо, всему свое время.
Палата ожила. На кровати, стоявшей у холодильника, лежал Перевозчик. За эти несколько дней всем пациентам нашей платы я придумал для себя прозвища. Перевозчиком был веселый мужчина лет пятидесяти или немногим более. Он постоянно шутил, а жену называл исключительно Валюшка. У него тоже оперировали аппендицит, но что-то пошло не так, и кроме шва от аппендицита был еще шов от грудины до пупка. Он хорошо разбирался в фурах, да и вообще в машинах. Потом с Американцем они частенько вступали в полемику по этому поводу.
Рядом с Перевозчиком стояла кровать энергичного мужика, у него прооперировали грыжу. Это он не разрешил мне встать утром. Он постоянно матерился по поводу и без повода, как бы выражая свое мнение по любому вопросу одной матерной фразой. Ему было лет сорок. Черные волосы, черные глаза. Он был очень деятельный, не мог усидеть на месте, ему постоянно надо было чем-то заняться или поговорить о чем-то. Никак не получалось придумать ему прозвище. Работал он на бумажной фабрике. Но когда в четверг ему сказали, что выписывают, его стало интересовать только одно – какую в выписке укажут стоимость лечения. И прозвище сложилось само собой – Бумажник.
На кровати, стоявшей у окна, расположился Коммерсант. У него оперировали аппендицит часов на пять раньше, чем мне. Молодой человек лет тридцати с пролысинами на голове и небольшой бородкой. Он руководил фирмой, которая занималась рекламой и каким-то продвижением в интернете, если я все правильно понял из его рассказов.
Напротив Коммерсанта справа от меня стояла кровать молодого человека лет двадцати пяти без явных признаков болезни. Потом узнал, что это был пациент ЛОР-отделения, ему надо было что-то поправить в носовой полости. Он почти ни с кем не общался, кроме своего смартфона, а поговорить по телефону выходил в коридор. Так и появилось прозвище Смартфон.
На кровати слева от меня и напротив Перевозчика лежал Сварщик. У него был запущенный панкреатит. По профессии он был сварщиком. Добрый, спокойный мужик лет тридцати пяти, может немного старше. Когда ему ставили капельницы, он внимательно следил, чтобы все было правильно. Как-то Перевозчик у него спросил: «Ты десантник?» «Я просто тельняшки люблю», - ответил Сварщик.
Вот таких людей болезнь привела в нашу палату 211.
Шов болел. Часов в одиннадцать начался обход в палате. Хирург спросил: «Жалобы есть?» Все молчали. «Вот и хорошо, что нет», - подытожил хирург и ушел.
- Что, обход был? - спросил я, очнувшись от полудремы.
- Да, - сказала Бумажник, - мы ж в урологии на втором этаже, а хирургия – на четвертом, поэтому приходят, как получится, вчера вечером вообще никто не приходил.
Нянечка начала уборку в палате. Протерла подоконник, продезинфицировала раковину, помыла пол и сказала: «Так, все выходим. Лампу буду ставить». И обратилась ко мне: «А ты одеялом укройся». Минут пятнадцать в палате работала инфракрасная лампа.
В обед приехала жена, и привезла термос куриного бульона и кисель. В отделение посетителей не пускали, поэтому передачки забирала нянечка на входе и разносила по палатам. Меня к ней тоже не пустили, как я не просил. Мы пообщались глазам через стеклянные двери.
За дверьми она была не одна. Так получилось, что еще несколько женщин просились повидать родных. Крик был сильным, но нянечек, охранявших дверь, ничто пронять не могло. И тут одна из женщин стала говорить, что будет жаловаться. Её сразу поддержали остальные. «Путину жалуйтесь», - резко посоветовала нянечка. Женщины налились злобой, но сразу приумолкли. Такие правила действовали во всех отделениях, но только в урологическом они выполнялись.
Вкуснее киселя я в жизни не пробовал. Весь день я то спал, то лежал. Часов в пять пришел лечащий врач с медсестрой и начал осматривать пациентов.
- Как Ваши дела? - спросил он у Перевозчика.
- Вроде нормально, только всё, что сверху входит, снизу выходит, - сказал Перевозчик.
- В смысле? - уточнил хирург.
- Получается, что бы не съел, сразу бегу в туалет.
- Понятно, это у Вас желудок еще полноценно не заработал после операции.
- Это мне может и понятно, но есть уже перестал вообще. Ложку съем и сразу в туалет.
- Все пройдет.
- У Вас как? - обратился хирург к Бумажнику.
- Все нормально, готов к выписке.
- Хорошо, завтра будем выписывать.
Бумажник сразу, не дожидаясь окончания обхода, начал звонить домой.
- Как Ваше самочувствие? - спросил хирург у Коммерсанта.
- Не плохо, - ответил он.
- Так, Вам повязку надо сменить. Да и Вам, - обратился врач к Перевозчику.
- Я не Ваш, - сказал молодой человек.
- А да, вы ЛОРа.
- Вам тоже повязку надо сменить, - сказал хирург, осматривая меня.
Медсестра спросила у меня и Коммерсанта, сможем ли мы сами прийти на четвертый этаж? Мы ответили утвердительно.
- Тогда через полчаса приходите на первый пост, - распорядилась медсестра.
Обход прошел. Я решил впервые посетить туалет. Он был напротив нашей палаты. На двери туалета была табличка «Мужской туалет». Две кабинки, в них – два унитаза, довольно свежие, но уже черные внутри, стульчаки стояли возле стенок кабинок. Умывальник с небольшим зеркалом и окно. На полу – плитка. Расположение унитазов в кабинках было такое, что если сесть на него, то дверь уже не закроется, так как будут упираться колени. На дверях кабинок, это я увидел только на следующий день, скотчем были наклеены бумажки. На одной из них была написана шариковой ручкой буква Ж, а на второй – М. Оказывается, вторая хирургическая палата в урологии была женская, и вот таким образом был решен вопрос с женским туалетом.
В четверг с утра на обход пришли два врача и медсестра. Начали как обычно с Перевозчика.
- У меня сегодня другая проблема, - сказал он, - желудок полный, а в туалет сходить не получается.
- А вчера какая проблема была? - спросил врач, который посетил палату впервые. Как выяснили в последствии, это был заведующий отделением.
- Вчера наоборот было. Что сверху зашло, то снизу сразу вышло.
- Понятно, - сказал заведующий и обратился к лечащему врачу, - антибиотики отменить.
И назначил какое-то лекарство пить с физраствором.
- Как дыхание? Не затруднено?
- Вроде затруднено.
- Рентген легкого еще надо сделать, - обратился он к лечащему врачу.
- Так, а Вы сегодня выписываетесь? – спросил он у Бумажника.
- Да, обещали сегодня выписать.
- Выписываем? - спросил заведующий у лечащего врача.
- Да, выписываем. С анализами все хорошо.
- У Вас что? - обратился он к Коммерсанту.
- Аппендицит.
- Показывайте.
Коммерсант поднял футболку. Заведующий отделением, не отрывая повязку, ощупал шов.
- У Вас что? – спросил он у молодого человека.
- Я ЛОРа.
- Понятно.
С моим швом заведующий поступил так же.
- А почему у Вас лицо красное? - спросил меня заведующий, ощупав шов.
- Не знаю. Может потому, что температура высокая?
- Какая температура? - спросил он у медсестры.
- 38,3, - ответила она.
- Тоже направьте на рентген легкого, - сказал заведующий лечащему врачу, - и повязки после обеда можно поменять всем троим.
Бумажник с утра стал готовиться к выписке. Собрал вещи. Доел, что можно было доесть из холодильника. Воду и туалетную бумагу пожертвовал палате. Пустые полуторалитровые бутылки отнес в комнату напротив. Это было какое-то хозяйственное помещение, там стоял большой ящик, куда собирали пластиковую тару.
- Зачем они эти бутылки собирают? – Бумажник задал риторический вопрос.
В десять в палату привели нового пациента с панкреатитом. Но так как кровать была еще занята, он присел на табуретке возле окна. Это был мужчина лет сорока с небольшим. С большим животом и крыльями жира на спине. Позже он получил прозвище Американец.
На улице пошел снег. Часов в одиннадцать пришла медсестра и пригласила на рентген. Оказалось, что рентген был в другом здании. На выходе с этажа нянечка посмотрела на наши тапки на ногах и отсутствие верхней одежды и спросила у медсестры: «Ты куда их ведешь?» «На рентген», - не задумываясь ответила медсестра. «А не заболеют они у тебя?» – задала вопрос нянечка.
Медсестра посмотрела на нас и уточнила, есть ли у нас обувь и верхняя одежда? Перевозчик сказал, что есть. У меня были только ботинки.
- У вас бушлата нет? – спросила медсестра у нянечки.
- У нас нет, иди в своей хирургии ищи.
- Подождите здесь, - сказала медсестра и ушла.
Я сходил в палату, переобулся в ботинки и стал ждать медсестру у поста. В это время рядом со мной две медсестры, молодая и пенсионного возраста, которая нам ставила уколы, делились друг с другом своими переживаниями.
- Представляете, я ещё и виновата. Позвонят и иди лекарства давать. Кому? Какие? Правильно фамилию и назначение записала? Неправильно? Может, не тому человеку лекарство дам? У нас даже карты назначений нет. Во всем виновата.
Более опытная коллега слушала и просто качала головой.
Прошло уже минут тридцать, как я ожидал медсестру на посту. Шов болел, и я пошел в палату, чтобы прилечь. Все начали спрашивать: «Что? Уже сделали?» «Нет, еще не вышли, одежду жду», - устало ответил я.
Еще минут через тридцать, медсестра вернулась с бушлатом и повела нас на рентген. Мне достался ватный стеганый засаленный халат, не одно десятилетие служивший пациентам и персоналу больницы. «Сколько же человек его одевали до меня», - подумал я.
На улице всё ещё шел снег, было морозно. Но как приятно выйти на свежий воздух из палаты. Медсестра довела нас до рентген кабинета и сказала ожидать, нас вызовут.
- Сами назад доберётесь? Не заблудитесь? – уточнила она.
- Не волнуйтесь, дойдем.
Рентген сделали быстро. На улице без присмотра мы постояли минуты три, воздух свободы бодрил. Мне показалось, что я уже готов к выписке. Перевозчик вернул меня к реальности, сказав, что в нашем состоянии лучше долго не быть на свежем воздухе. Мы поковыляли к корпусу. На ступеньках он остановился, вдруг мне понадобится помощь. «Все нормально, дойду», - сказал я.
Вернувшись в палату, мы увидели, что Американец лежит под капельницей на кровати Бумажника, которого в палате не было. Минут через двадцать в палату ворвался Бумажник.
- Всё, выписали! И сколько ж лечение стоило? Кто знает, где это написано будет?
- В выписке посмотрите, —сказал Коммерсант.
Часа в два приехала каталка за молодым человеком. Медсестры сказали раздеваться и ложиться на каталку. Молодой человек разделся и лег. В силу молодости и медсестры, и молодой человек не сообразили, что из палаты его вывезли ногами вперед. Палата сразу начала обсуждать этот казус, но все решили, что так получилось от неопытности.
Вечером нас опять попросили выйти из палаты, чтобы провести дезинфекцию. Это была последняя дезинфекция нашей палаты. Ни в пятницу, ни в субботу уже никто не делал даже уборку.
Питание в палату привозили три раза в день. Все блюда были диетические. Это, конечно, не шедевры кулинарии, но вполне сносная пища. Кому можно было есть, те ели с удовольствием. А кому привозили домашнюю еду, те предпочтение отдавали домашней еде, а иногда совмещали.
Через пару часов привезли молодого человека, его нос был забинтован. Он сам перебрался на кровать и уснул.
Обхода вечером не было. Все уткнулись в свои телефоны.
- Мужики, вы уж извините, но сегодня блевануть могу, - нарушил тишину Перевозчик.
- Да лишь бы на здоровье, - ответил Американец.
- Тебе емкость не нужна? - спросил Перевозчик и кивнул под мою кровать.
Тут я вспомнил о кастрюле, которую мне подавал Бумажник в первую ночь.
- Нет, не нужна, - ответил я и заглянул под кровать.
Кастрюлька оказалась горшком литра на три-четыре. Я передал его Перевозчику.
- Отлично, - сказал он, - а то вдруг не успею до туалета добежать.
Уже было темно в палате. Перевозчик разговаривал с Валюшкой, а может с дочерью, она у него по профессии была врачом. Он каждый день рассказывал ей, что ему сегодня делали, какие уколы ставили. А она ему говорила, какие вопросы задать врачу. Вдруг он бросил телефон и едва успел схватить горшок. «Рвота, как фонтан», - так он рассказывал на следующее утро. Но после этого ему стало легче.
В пятницу на завтрак давали творожную запеканку с изюмом, она немного пригорела и была суховата, но сметанный соус придал ей сочности. До больницы я не знал, что существует сметанный соус. Теперь знаю. Рецепт таков: берем сметану и разбавляем водой, добавляем немного (совсем немного) сахара, вот вам и сметанный соус.
Пятница прошла на ура, всем в палате стало лучше. Смартфона выписали. Но перед тем, как покинуть палату, он впервые обратился ко всем: «Я запахи чувствовать стал впервые в жизни». У меня даже слеза навернулась, как после первого слова мальчика в фильме «Мужики». Он так искренне это сказал, что я вспомнил свою молодость, а потом добавил: «Вовремя ты операцию сделал. Теперь если запахи продадут, будешь знать, что коронавирус подцепил». Все засмеялись, оценив шутку, но это была не шутка.
Из туалета был виден перинатальный центр. Окно в палате мы открывали или по времени, или по возможности, так как в туалете всегда можно было подышать свежим воздухом. Я приоткрыл окно и выглянул на улицу.
- Свои, - пошутил Сварщик, заходя в туалет.
Мы стояли вдвоем и наслаждались свежим воздухом.
- Я строил это здание, —сказал Сварщик.
- Перинатальный? – уточнил я.
- Не знаю, как он называется. Вот это, новое.
- Так это перинатальный центр, сам Путин его открывал.
- Да ты что? Не знал. Работы еще все не были закончены, а тут начальство начало подгонять, что заканчивать быстрее надо. Тогда случай трагичный произошел. Леса вот на этой стене снимать начали, сверху вниз подавали, они возьми и сложись. Принимающего внизу и придавило. Сразу милиция, врачи, прокуратура... Походили, посмотрели, в мешок черный засунули и разъехались. А всё спешка. Начальство сказало, что быстро надо снять. А леса спешки не любят.
- Кошмар, - сказал я, - прямо на этой стене.
- Да, вот там лежал.
Сварщик указал рукой на место трагедии и застыл в воспоминании.
- Я слышал, врач сказал, у тебя в десять раз превышение какого-то показателя?
- Да.
- Запустил что ли?
- А как это бывает: заболит – бухну – перестанет, опять заболит – бухну – опять перестанет. А что еще на стройке делать? Работу закончим, есть с мужиками приготовим, бухнем и по домам. Потом уже бухаю, а боль не проходит. Когда терпеть уже мочи не было, то в больничку и пошел. Но знаешь, решил: если выздоровею – брошу пить. Как говорится, «пока гром не грянет, мужик не перекрестится». Вот мой гром и грянул.
- Рад, что у тебя такие позитивные мысли.
- Не, брошу сто процентов. Даже не из-за боли нестерпимой, а ради другой жизни, хочется её попробовать.
Я пошел в палату, а Сварщик остался еще подышать свежим воздухом.
- Мужики, какое кино посмотреть? - спросил Американец.
- «Джентльмены»! Классный фильм, - предложил Коммерсант.
- Да, фильм хороший, но в сети бесплатно не найдешь. Лучше посмотри «Джанго освобожденный», - сказал я.
- А мне «Четыре комнаты» нравится, Тарантино, - сказал Перевозчик.
- Что за «Четыре комнаты»? У Тарантино нет такого фильма, насколько помню.
- Он про гостиницу. Коридорный вышел на работу в канун Нового года, и там всякие чудеса начались, - прокомментировал Перевозчик.
- А-а, вспомнил. Там в последней комнате Тарантино играет звезду Голливуда. И палец они там кому-то отрубают. Точно. Он и режиссер этого эпизода. Тед, вроде так звали коридорного, - сказал я.
- Да, точно Тед. По-моему, актера зовут Тим Рот, он еще в сериале «Обмани меня» играл, он мне тоже нравиться - сказал Перевозчик.
- А я «Терминатора» всегда смотрю, под него так хорошо засыпаю.
Американец подтвердил, что фильма «Джентльмены» бесплатно в сети не нашел. И тут у него зазвонил телефон.
- Привет, любимая, обнимаю тебя. Да, все хорошо, у меня уже не болит после капельниц.
Я ни разу не слышал имени его жены, хотя они созванивались, наверное, каждый час. Он всегда обращался к ней как «любимая» или «любовь моя». Никогда не видел эту женщину, но очень трогательно наблюдать, когда пузатый мужик лежит под капельницей и кого-то в телефон называет «любовь моя». Американцы они такие, подумал, никого не стесняются. Сварщик с женой разговаривал один раз за все время моего пребывания в палате, моя любимая звонила мне раза три в день, Американец общался с любимой почти каждый час. Это смотрелось наивно, но было очень трогательно наблюдать за их разговорами.
Почему Американец? Да все просто. Наш мужик пятнадцать лет уже там работает, работягой. И паспорта у него два, но он все равно наш, хотя уже немного и американец.
Вся палата уткнулась в свои смартфоны. Интересно на себя посмотреть со стороны, когда пялишься в смартфон. Ты этого не замечаешь, но, когда пялятся другие, ты понимаешь свою зависимость от этого предмета.
- Мужики, красиво лежите. Раньше байки в палатах рассказывали, а сейчас все уткнулись в телефоны.
Моя фраза не произвела на присутствующих никакого впечатления, никто не оторвался от смартфона. Но минут через десять…
- Я в этой больнице лежал с воспалением легкого зимой 2018, только в другом корпусе. А живу недалеко и на выходных решил сходить домой помыться, - начал свой рассказ Перевозчик, - помылся. Думаю, надо машину завести, а то стоит уже две недели на морозе. Завел, сижу наслаждаюсь. Прокачусь, что зря сидеть. И поехал. Квартал объехал. Счастье. Решил в магазин за сигаретами заехать. На улице мороз. Думаю, не буду машину глушить. Выхожу через пару минут – машины нет. Думаю, не может такого быть. Ведь не больше трех минут прошло! Оказывается, может. Звоню ментам, через пару часов приехали. А я в домашнем, ноги стынут. Хорошо, что хоть из магазина не гонят. Приехали, камеру посмотрели. Говорят, что это Князь машину увел. Ого, думаю, Князь – это круто! Наверное, какой-то серьезный чел. Мне запись показывают, а там скедух тощий и роста маленького. Спрашивают, не знаю ли я такого? А я в первый раз вижу. Менты сказали, что повезло мне, он машины часто угоняет, к любимой ездит. Правда, её еще никто ни разу не видел, но у него своя реальность. Он всегда рассказывает, что она его ждет, и он к ней должен ехать и сам себя Князем называет. Так что надеемся, что уже доехал. Главное, чтобы машину не разбил, а то у него это через раз случается. Пару недель назад КАМАЗ увел, но повернуть не смог, в столб врезался. Спросил, чего он на свободе? Может, подлечить надо? Говорят, что лечили, врачи считают, что он не опасен для общества. А тут, пока я с ментами стою, с работы мужик звонит и спрашивает: «Это твоя машина с открытыми дверцами стоит?» Спросил его, где стоит? А он отвечает, что только мимо нее проехал. Попросил его вернуться назад и сам поехал к тому месту. Действительно, стоит родимая. Дверца открыта, ключи на месте, машина в порядке. Звоню ментам сообщить, что машину нашел. Отвечают, что сейчас криминалисты приедут, на месте надо быть, а потом в отделение ехать документы оформлять. И спрашивают, как мне удалось машину так быстро найти? Нет ли у меня знакомых в полиции или в органах? А откуда у меня знакомые в органах? Только поздно вечером машину забрал. Вот так сходил помыться.
И тут началось. Каждый начал рассказывать житейские истории, как будто смартфонов и не было. Больше всего вопросов было к Американцу. Коммерсанта интересовал бизнес в Америке. Американец сказал, что все, кто хочет работать, там живут хорошо, не то что здесь.
- Не, а как бизнес там построить? А то у меня отчим в Торонто уже лет десять живет, у него и бизнес неплохой, но со мной вообще не делится.
- Так это Канада, - сказал Американец.
- Ну да, - ответил Коммерсант.
- А бизнес у тебя какой? - спросил я Коммерсанта.
- Перевозки двигаем в интернете и рекламой занимается, продвижением сайтов.
- Типа как «lexpot»? Такие перевозки? - уточнил я.
- Что? Как Вы назвали?
Я повторил.
- Не слышал о такой кампании.
- Серьезно? Это первая в мире компания, которая онлайн перевозки обеспечивает, включая экспедирование и растаможку. Любой груз виден в реальном времени. И стоит уже больше ярда.
Коммерсант так увлекся, изучая «конкурента», что за вечер не произнёс ни слова.
- Пожрать стоит долларов двенадцать. Это на завтрак. Он, как правило, состоит из двух яиц, бекона, двух сосисок, пюре картофельного, пары оладушек. В общем, я столько не съедаю за раз. Еще мясной ресторан мне нравится. Платишь двадцать долларов и ешь что хочешь. Свинина разнообразная, говядина и даже мясо крокодила, - продолжил Американец.
- Что и крокодила пробовал? – спросил Перевозчик.
- Конечно. На вкус как курица, мне не понравился. Мне стейки говяжьи нравятся. Они там большие, фунта полтора, вкусные.
На ужин были паровые котлетки с картофельным пюре. Перевозчик спросил:
- Осетрины сегодня не будет?
- Нет, - сказала разносчица, - завтра с утра обещали бутерброды с черной икрой. Вам заказывать?
- Спасибо, не надо. Черную икру с детства не люблю, - ответил Перевозчик.
Американец засмеялся.
- А мне можно?
- Конечно, даже белую! Заказывать?
Никогда не видел, чтобы люди так задорно смеются. Он лежал на кровати и ржал, а живот напоминал слегка застывший холодец, он его поддерживал двумя руками, но тот все равно колыхался.
Истории закончились к полуночи.
- Гасить свет? – спросил я, когда все замолчали.
Показалось, что как будто и не было этих разговоров. «Выдохлись истории», - подумал я и начал смотреть фильм на смартфоне.
В час ночи в палату привели нового пациента. Это был мужчина лет пятидесяти, очень крепкий физический, как боксер тяжеловес, с очень подтянутым телом. Ему показали его кровать, он лег и сразу уснул. Но минут через двадцать это боксерское тело свалилось с кровати и начало подвывать.
- Что случилось? - спросил я, - чем помочь?
Он ничего не ответил, с трудом встал на ноги и полусогнутый вышел из палаты.
Минут через двадцать он вернулся в палату с медсестрой. Она побрила его живот и сказала, что сейчас его заберут. Минут через десять приехала каталка. Он разделся и лег на каталку. Его повезли в операционную. Было два часа ночи.
В начале шестого Таксиста, такое прозвище он получил в дальнейшем, привезли обратно. Два шва: один – от аппендицита, второй – на весь живот. Под швом от аппендицита торчала трубка с пакетиком на конце. Через нос проходила еще трубка, наверное, в желудок. Он с большим трудом перебрался на кровать и уснул.
Часов в восемь пришла медсестра и сказала, что надо идти сдавать кровь на анализ. Мы побрели на четвертый этаж. Забор крови прошел как обычно.
Около десяти проснулся Таксист и сказал:
- У нас к собакам лучше относятся.
- Что случилось? - спросил я.
- Ночью спал и повернулся как-то неудачно. Чувствую, что-то внутри лопнуло. Сразу горячо в животе стало, и боль жуткая, аж с кровати на четвереньки сполз, а подняться не могу.
- Да, я видел, как тебя скрутило.
- Точно, скрутило так, скрутило. Думаю, надо как-то до поста дойти, а то помру прямо здесь. Поднялся и скрученный на пост двинул. Там медсестре рассказываю, что да как. А она мне в ответ: «Мужчина, идите в палату. Вы что не мужик? Потерпеть не можете?» Да терпел я, только мочи терпеть уже не было. Попросил хоть врача позвать, а она мне опять: «Мужчина, идите в палату». Ну, тут уж матом как начал на нее орать. Не со зла, от боли и обиды, что даже в больнице никому не нужен. Тогда позвонила врачу, а тот сказал готовить к операции.
Американец, заинтересовавшийся нашим разговором, поднялся с кровати и сел на табуретку возле окна поближе к нам.
- Долго тебя оперировали, - сказал я, - больше трех часов.
- Представляешь, лежу на операционном столе и просыпаюсь от боли. Смотрю, врач на живот давит. Боль сильная. Пытаюсь сказать: «Что ты там давишь? Больно же!» А сказать не получается.
- Попал ты капитально, вон как тебя располосовали. Наверное, запустил. С болью долго ходил?
- Да нет, только вчера болеть стало, к вечеру все сильнее и сильнее. Скорую вызвали. Приехала через шесть часов. У жинки «ковид». Они мне температуру измерили – 38. Повезли на КТ, а оттуда уже сюда.
- А на КТ зачем возили? – спросил Американец.
- А сказали, что больница чистая, без КТ не положат. Как сюда привезли, уже совсем без сил был.
- А ко мне скорая два часа ехала, хоть в трёхстах метрах от больницы живу, сам бы дошел, но боль такая, что на ногах не устоять - начал рассказывать Американец, - в приемное привезли, там сказали посидеть в коридоре. Это часов в шесть утра было. Я им говорю, что боль сильная. Потерпеть предложили, мол, врач скоро придет. Час где-то просидел, меня уже от боли скручивать начало. Потом со стула на коленки рухнул, и рвота началась. Только после этого активизировались, но врача еще час ждал.
- Ваши лекарства, - сказала медсестра, протягивая Перевозчику пакет с физраствором и баночку для сбора мочи, - а из этой емкости по пятьдесят граммов каждые четыре часа надо выпивать, там риска есть. Справитесь?
- Этот подход мне нравится, - сказал Перевозчик. Потом, когда она ушла добавил с улыбкой, - лишь бы не использованная была.
- Это не главное, главное чтобы не ковидная, - ответил на его шутку я.
Эту медсестру в нашей палате звали Танюшкой, у нее почти всегда было хорошее настроение, редкость в наше время среди медсестер. Черные глаза, черные крашеные волосы, слегка пухленькая в теле. Как-то мы разговорились в палате про странные случаи из жизни, и она участвовала. Слушала с интересом, а потом говорит:
- У нас случай в отделении года три назад был. Привезли мужика с откусанным половым органом…
- Ничего себе, жесть. Пришили? - спросили все в один голос.
- Да нет, не пришили, пришивать нечего было.
- Не пугай нас, - сказал Перевозчик, нравилась она ему, - правда, что ли? Или придумываешь?
- Правда, зачем мне придумывать. Жена приревновала и откусила.
- Хотя моя первая тоже могла бы на такое сподобиться, - сказал Американец, - вовремя развелся.
И опять его живот заколыхался.
В одиннадцать пришел обход. Хирург спросил, есть ли у кого жалобы? Все молчали. Он подошел к Таксисту который спал. «А это что?» - спросил он у медсестры. Оказывается, трубка, которая торчала из носа, не была присоединена к емкости для сбора жидкости. И вся сукровица стекала на подушку.
- Приподнимитесь, - попросил хирург, растолкав его.
Таксист приподнял голову, она была залита сукровицей, а подушка стала мягкой и наполнилась этим суррогатом.
- Вы что, не чувствовали, что течет?
- Нет, я спал, пока Вы меня не разбудили.
- Срочно поставьте емкость. И перевязку надо сделать.
Емкость поставили минут через двадцать, а через час она заполнилась. До этого он так пролежал часов пять. На полу – подтеки крови или сукровицы, у изголовья – обрезанная полторашка с мочой. Вот, оказывается, зачем они бутылки собирают. Неприятный запах от всего этого, но когда долго принюхиваешься, то потом уже его не замечаешь. Я вышел в коридор в поисках нянечки. Нянечка сказала, что за нами убирать – не их работа, это санитарки из хирургического должны делать. «Понятно», - сказал я, - «но он лежачий, а я не знаю, как менять. Помогите, пожалуйста.»
Нянечка, убирая палату, в сердцах сказала: «Придумали тоже всех закрыть. И кому ж это выгодно?» Кто-то из наших поддержал, что значит кому-то выгодно. «Вот, вот», - сказала Нянечка, - «в телевизор посмотришь, а там у них все хорошо, всех лечат, а у наших медсестёр даже медицинских перчаток нет, в хозяйственных работают. И госпитализируют только экстренных.» И закончив уборку, ушла.
«Действительно», - подумал я, - «как сразу не понял, что все сестры в хозяйственных перчатках.»
В палату зашел Сварщик, которой долго отсутствовал по лечебным делам, - воняет чем-то в палате сказал он. Никто даже не обратил внимание на его слова.
На утреннем обходе нам с Коммерсантом сказали, что, если с анализами все будет хорошо, нас сегодня выпишут. Радость радостная! Но вдруг анализы подведут? Вся палата порадовалась за нас, кроме Таксиста, так как он спал. Мы ждали четырех часов, так как к этому времени нам сказали прийти на четвертый этаж.
В четыре часа на посту нам сказали, что результатов анализов еще нет.
- А когда будут?
- Не знаю. За ними еще не ходили.
- Люба, ты когда за анализами пойдешь, а то из лаборатории уже два раза звонили, - крикнула медсестра на все отделение.
- Не знаю, скоро схожу, - послышался откуда-то крик, по-видимому, Любы.
Коммерсант попросился на перевязку.
- Ждите, - недовольно сказала медсестра, - там у перевязочной ждите, сестра подойдет.
Я вернулся в палату и прилег на кровать.
Проснулся Таксист, сел на кровать, осмотрелся. Емкость, присоединённая к трубке, была снова заполнена, он отсоединил её и пошел в туалет сливать.
Когда он вернулся, я спросил у него:
- Тебе что повязку так и не поменяли?
- Нет.
- А ты кем работаешь?
- Таксистом.
- И как работа? – я попытался перевести разговор с больничной темы.
- Суки, не дают людям ни работать, ни зарабатывать, - в сердцах сказал Таксист, махнул рукой и лег на кровать, - еще посплю.
Минут через пятнадцать вернулся весь сияющий Коммерсант.
- Меня выписали, - сказал он, - и Вас тоже. Пока перевязку ждал, врач проходил. Я ему напомнил, что он просил подойти после четырех, а сестра нам сказала, что анализы еще не забирали. Он посмотрел в компьютере и сказал, что все нормально, нас выписывают.
Вся палата, за исключением Таксиста, стала нас поздравлять. Начались разговоры. Перевозчик сказал, что завтра будет говорить с врачом, может, тоже выпустят, хотя бы в понедельник.
Американец размышлял: «Не, я точно завтра домой схожу помыться. Если не отпустят по-хорошему, то в любом случае схожу. Мне отсюда до дома – метров триста».
- Только помни как я помыться ходил, - сказал Перевозчик.
Живот Американца снова заколыхался, и он ответил:
- Я машину продал.
- У тебя какая была?
- Краузер 150.
Сварщик молчал, его анализы были далеки от нормы.
Я позвонил товарищу с просьбой забрать меня. Тот пообещал. Собрал вещи из тумбочки в пакет и прилег на кровать.
Как раз в этот момент в палату зашел дежурный хирург.
- Давайте вас осмотрю, - сказал он нам.
Ощупав швы, сказал сестре урологического отделения, что нас двоих выписывает. А нам рекомендовал два дня смачивать повязки семидесятипроцентным спиртом дважды в день, а в понедельник к полудню приезжать на пост за выпиской.
Мне позвонил друг и сказал, что подъезжает. Я встал с кровати, еще раз проверил свои вещи, по доброй традиции пожертвовал палате воду и туалетную бумагу, а съестное отдал Сварщику, его навещали реже всех. Пустые пластиковые бутылки отнес в комнату напротив нашей палаты для нужд медицины. И пошел в «приёмное» за курткой.
В «приёмном» пациентов было много, несмотря на субботу. Я постучал в дверь и спросил, можно ли куртку получить? Мой вопрос вызвал бурю эмоций у медперсонала «приёмного».
- Да сколько Вам можно объяснять, что камера хранения в выходные не работает?
- Не знал, спасибо, - ответил я, чуть не закипая. Вышел на улицу и можно сказать в футболке по морозу пошел к месту, где меня должен ждать друг.
Друг уже ждал. И повез меня домой. Домой!
В понедельник приехал за выпиской. На посту медсестра сказала, что она одна, и что у неё не семь рук. «И правда, только две», - подумал я и спросил, - «мне подождать?» «Да», - с явным раздражением сказала сестра, огорченная неожиданно прибавившейся работой, которая потом у неё отняла ровно четыре минуты.
Понравившийся мне диванчик был занят мужчиной средних лет, который с кем-то разговаривал о своей предстоящей госпитализации. Из палаты, расположенной рядом с постом, вышла бабушка-божий одуванчик, беленькая, худенькая, и подойдя к медсестре, спросила:
- А можно опорожнения соседки из палаты вынести, а то дышать нечем?
- Да, - сказала медсестра, - нянечка подойдет и вынесет, её сейчас нет. Идите в палату.
- Я у палаты подожду, - сказала бабушка, как бы извиняясь.
Я прождал выписку почти час, и все это время бабушка стояла у палаты. Только один раз она попробовала еще раз обратить на себя внимание, сказав медсестре, что если нянечка занята, то она сама могла бы вынести, только не знает, как это сделать. На что медсестра ответила, что нянечка придет, когда освободится.
Сестра поднялась из-за стойки и куда-то пошла. Ровно через три минуты она вернулась и сказала мне взять выписку. Посмотрев на выписку без подписи и печати врача, уточнил у медсестры:
- Так и полагается?
- Мне такую дали.
Абсурдно было продолжать диалог дальше, и я пошел за курткой.
Заглянул в «приёмное», у дверей которого снова было много пациентов, и спросил, можно ли забрать свою куртку? Женщина-медработник поднялась со стула, подошла к стене, на которой висел ключ, сняла его и сказала: «Пойдемте».
Мы спустились в подвал, прошли по коридору, она открыла ключом дверь. Мы вошли в комнату, заставленную хламом по самый потолок. Она попросила подождать и пошла в другую комнату, очень пыльную и грязную, где хранилась верхняя одежда, а наверняка и еще что-то. Вышла с моей курткой и велела расписаться напротив моей фамилии в сильно истрепанном журнале, разлинеенном по вертикали.
Через девять дней я снова попал в эту больницы, об этом писал здесь.
Да минует нас коронавирус.
Прочли до слова "здесь"? Спасибо, очень приятно! Делитель с друзьями и родственниками. Пишите честные комментарии. Жмите палец вверх. Подписывайтесь на канал.