В школе я в основном читала англоязычную литературу, глотая один за другим романы Диккенса, Скотта, Теккерея, Драйзера, Голсуорси. Русскую классику, конечно, читала, а вот советская была редким гостем моих таинственных ночей, проведённых наедине с КНИГОЙ. Наверное, поэтому по-настоящему хорошие произведения запомнились надолго. В классе 8, по-моему, мы с девчонками влюбились в "Перекрёсток" Юрия Слепухина.
Предвоенные годы, одноклассники, первая любовь, проблемы отцов и детей - все, как мы тогда любили. Кто-то из нас выяснил, что есть ещё и продолжение романа - военные годы. И сколько было радости, когда моя бабушка сумела «достать» журнальный вариант третьей книги.
Периодически я вспоминала героев Слепухина, мысли писателя, во многом опережающие время, пока вчера неожиданно не раскрыла книгу на середине и - не пропала, потерявшись во времени.
Оказывается последнюю часть, написанную позже первых, мы не читали вовсе, даже не знали о ее существовании. Но главное не это. Главное, что роман, несмотря на узнаваемых героев и на знакомые эпизоды (знаете такое состояние, когда читаешь и постепенно вспоминаешь прочитанное), открылся как будто с новой стороны и поразил необыкновенно. И когда перевернула далеко за полночь последнюю страницу, поняла, что это на самом деле ЛУЧШЕЕ. А ведь написана первая книга в 1962 году!
Итак, Юрий Слепухин цикл «Перекресток».
Тетралогия в целом носит именно такое название - и это вполне символично. Герои - старшеклассники, окончившие школу в 1941. Они и олицетворяют собой судьбу страны, судьбу своего поколения. До войны каждый из героев как бы стоял на перекрестке жизненного пути, делая выбор, совершая поступки и проступки. Недаром Людмила Земцева в дневнике напишет: «Такой переломный для всех нас год. «Перекресток», как говорит Т.» (Т - это главная героиня, Татьяна Николаева, А Людмила - ее близкая подруга, героиня третьей книги «Сладостно и почётно»). После 22 июня иного пути ни у кого не было - не было ВЫБОРА.
1 часть начинается 1936 годом, майор Николаев забирает из Москвы в Энск, что расположен на Украине, осиротевшую тринадцатилетнюю племянницу Танюшу. Однако основные события закручиваются в 1939, когда встречаются в одном классе Таня Николаева и Сережа Дежнев, и в этот же самый день начинается вторая мировая.
«В первый день учебного года они сидят за блестящими партами, обмениваясь летними впечатлениями, бродят группками по коридорам, пахнущим мастикой для полов и свежей побелкой, листают новенькие, тугие еще учебники, знакомятся с новыми преподавателями — и не знают, что в эти часы на мир уже обрушилась самая страшная из новостей. Свинцовый ветер уже метет по дорогам Польши, но в Энске еще ничего не известно. В одиннадцать часов утра, когда немецкие пикировщики прямым попаданием обрушивают первый забитый беженцами мост через Варту, в 46-й энской школе идет большая перемена. (...) Вторая мировая война уже началась, но Танины одноклассники пока ею не затронуты».
Особенность стиля Слепухина - подобное параллельное повествование, и создается впечатление обречённости: никто не сможет спастись, уберечься.
Герои встретились - началась война. Так и будут рядом все время рядом - ЛЮБОВЬ и ВОЙНА.
Слепухин как-то очень трепетно описывает зарождение первого чувства, еще робкого и наивного.
«Он (Сергей) поднес ее руку к лицу и стал медленно гладить себя по щеке отполированными ноготками.
— …Как-то не приходило в голову… ну, искать определение, что ли… любовь — это и есть просто любовь, я так думаю. Когда любишь, когда хочешь все сделать так, чтобы тому, кого любишь, было хорошо… когда защитить хочешь — от всего, что может случиться. Вот это, пожалуй, и есть любовь, кто ее знает…»
Характеры героев получились настолько живые, что кажется, будто на самом деле проводишь один день с семьей Дежневых, где все пропитано уютом. Подтрунивание детей друг над другом, забота матери и даже ее неприятие девушки сына не могут ее подкупать своей искренностью. И совсем другие - партнерские что ли, дружеские - отношения в семье Николаевых. Татьяна ДОВЕРЯЕТ дядьке настолько, что без утайки рассказывает ему обо всем на свете, даже о том, как ее обидел Сергей, как сильно она его любит.
Основная сюжетная линия регулярно прерывается Дневником Людмилы, благодаря которому мы не столько познаем характеры героев, сколько погружаемся в атмосферу сороковых годов. Не глянцевую, политически выверенную (книга создавалась в начале шестидесятых), а настоящую, правдивую.
Вот Таню обвинили в том, что она "дискредитирует в глазах пионеров внешнюю политику Советского правительства", потому что категорически не понимает, зачем был заключен Пакт о нападении.
«Как вообще все это теперь получается: неужели мы будем теперь воевать вместе с Германией против Англии и Франции? Ведь они — союзники Польши… А мы — разве мы стали теперь союзниками фашистов? Да нет, этого и вообразить себе невозможно… просто нельзя было оставить на произвол судьбы украинцев и белорусов, в этом все и дело, конечно же!»
Ближе к концу первой книги повествование как будто замедляется, календарь отсчитывает не месяцы и годы - ДНИ. Их остается все меньше и меньше.
21 июня - выпускной - показан каждый час, и тут же - подготовка немецкой армии к нападению.
«Быстро бегут часы короткой июньской ночи — самой короткой в году. Двадцать два тридцать. На полевом аэродроме бомбардировочной группы «Иммельман» машины подготовлены к боевому вылету».
И какое трогательные и одновременно страшное окончание мирной жизни
«Таня срывает календарный листок. Ой, какое число симпатичное — круглое такое, и цифры красные, как и должно быть. Ведь всякое число имеет свой цвет, это всем известно… Выпутавшись из халатика, она швыряет его на стол и, как в воду, падает в прохладные простыни. Засыпает она мгновенно. Часики на ее руке показывают ровно три пятнадцать. В эту минуту на Брест обрушивается первый бомбовый удар».
Вторая часть - «Тьма в полдень» (тьма на самом деле ни в коем случае не в душах наших героев - нет. Это то, помешало им ЖИТЬ, ЛЮБИТЬ) - о жизни в оккупации, о выживании в плену, о первом бое, о подполье. Вот он - «перекресток», когда каждый герой решает, ЧТО он за человек.
Слепухин откровенно пишет обо всем, подвиг же, с его точки зрения, это вовсе не бравада. Хорошо помню, как еще в юности меня поразило то, с какой психологической точностью выведены в романе чувства Татьяны, которая, не задумываясь, вступила в подполье, при этом чувствовала она только одно - СТРАХ. А ты, читая, понимаешь, что это не трусость, наоборот, истинная храбрость.
«Говорят, люди привыкают ко всему; может, и она постепенно привыкнет, но пока более вероятно другое: что она попросту рехнется в один прекрасный день. Самая здоровая психика может не выдержать нагрузки непрерывного страха. Когда просыпаешься с мыслью: «Сегодня меня могут арестовать», на службе холодеешь при звуке незнакомых шагов у твоей двери, выходишь на улицу, зная, что в случае облавы и обыска ты погибла, и засыпаешь, прислушиваясь – не подъехала ли к дому машина... И ведь это не какие-нибудь пустые, беспричинные страхи, а страх вполне логичный и обоснованный. Как бы осторожна ни была она сама, ее в любой момент может погубить чужая неосторожность».
Война меняет людей, калечит их. И писатель, сам переживший ужас лагерей, показывает это читателю. Образ Володи Глушко очень важен в этом плане.
«Мир, в котором он жил, стал качественно иным четыре дня назад, и он даже не понимал еще во всей полноте сущность происшедшей перемены. То, что он – вчерашний школьник – очутился на фронте, хотел быть бойцом и вместо этого стал военнопленным, само по себе еще не было качественным изменением; здесь изменились лишь внешние обстоятельства, условия. Существеннее было то, что за четыре дня плена перевернулись все его представления о мире, о жизни, о человеке...»
В отличие от современных бравурных сериалов или книжек-однодневок, здесь нет чудесных спасений или выдуманных историй. Напротив, подполье, конечно, разоблачают, Татьяну везут в гестапо, и, когда уже с облегчением вздыхаешь: сейчас Глушко спасет и себя, и ее, понимаешь, что это не сказка -это жизнь, война. Правда, благодаря подвигу Володи Таня окажется не в гестапо, а в Германии в лагере «Шарнхорст».
В 1 книге наши герои были неуверенными в себе подростками, переживающим первое чувство, теперь же Сережа - офицер, командир, а Таня - переводчица-подпольщица. У каждого свой путь, на перекрестке их пути разошлись. Смогут ли они сохранить ЧУВСТВО?
«Счастье, когда есть кого любить. Вот любовь в разлуке – это действительно страшно».
Третья часть - «Сладостно и почётно» (отсыл к Горацио «Сладостно и почетно умереть за Отечество») - как бы параллельное повествование о жизни в Германии, где оказывается Людмила в качестве «остарбайтера». Ей повезло с немецкой семьей, которая к ней относится скорее как к дочере, чем как к прислуге. А потом и она встречает любовь - молодого ученого-физика, антигитлеровца Эриха Дорнберга. Так в роман входит еще одна сторона той страшной войны - антигитлеровские немецкие союзы и организация ими покушения на фюрера. Да, умереть за Родину на самом деле почетно, и истинные патриоты Германии пытались противостоять РЕЖИМУ.
Заключительная книга тетралогии - «Ничего кроме надежды» - стала для меня подарком. Самая напряженная, самая тяжелая, зато завершающая, расставляющая все точки, но вместе с тем и оставляющая надежду. Ничего ведь КРОМЕ нее победителям не осталось. Война искалечила судьбы, лишила любви. Горькая правда Слепухина: на войне невозможно остаться ВЕРНЫМ любимой, значит, и счастливым не будешь. Удивительно: продолжая любить друг друга, выжив на войне, герои НЕ МОГУТ БЫТЬ вместе.
«Какие-то океаны горя вокруг, и если бы только от пуль и от бомб...»
После войны (не так - после победы!) не осталось ничего, кроме надежды на то, что, может быть, через какое-то время родина перестанет мстить собственному народу. Татьяна с горечью рассказывает Сергею:
«Старые газеты просматривала – ну, там за март, за февраль, – так, по заголовкам судя, война чуть ли не ради нас только и велась: «Освободим наших сестер и невест из фашистской неволи» – прямо не было другой цели! А потом этих самых невест и сестер – сразу за проволоку, чтобы не дай Бог по домам не разбежались... Я уж про пленных наших не говорю – тех вообще эшелон за эшелоном на Колыму гонят, без пересадки, и все считают это нормальным, в Хемнице при мне один мерзавец в полковничьих погонах знаешь что заявил? «Сами, говорит, виноваты, не надо было в плену отсиживаться, другие воевали честно». Там были еще офицеры – ни один даже не возразил».
Страшная правда, написанная смелым писателем, на себе испытавшим ужасы сороковых.
«И все же эта война радикально отличается от всех предшествовавших. От тех, во всяком случае, в которых ему довелось участвовать. Включая, пожалуй, даже гражданскую. Отличается накалом дикого озлобления не только против немцев, но и против всех тех, кто с немцами так или иначе соприкасался, контактировал – и остался жив. К пленным, к побывавшим в оккупации. Озлобление, недоверие, и не просто «недоверие», а прямо-таки убежденность в некоем совершенном уже предательстве, в имевшем место пособничестве врагу, в том, что эти люди уже «не наши»... Откуда это? С каких пор? В любой войне, во время любого вражеского нашествия во власти врага оказывается известная часть гражданского населения, и население это – совершенно естественно – продолжает как-то жить, работать, заниматься своим делом; нигде и никогда это не считалось преступлением, изменой своей стране и своей власти. Преступлением считалось – и было – активное пособничество врагу, тут двух мнений быть не может. Но просто работа?»
Тетралогия охватывает 9 лет, но представляет собой грандиозное полотно, в канве которого находится место для всех явлений второй мировой. Раскрыты не только подвиг советского народа, но и сопротивление немецких патриотов; нарисованы не только ужасы, творимые фашистами, но и отношение к собственному народу; показан раскол в эмигрантской среде (как интересно выведен Кирилл Болховитинов). И абсолютно все наглядно, очень достоверно и вместе с тем без лишнего пафоса, просто и искренне.
Роман, перечитанный заново и прочитанный только что, оставил настолько глубокое впечатление, что до сих пор - уже второй день - не открыла новую книгу. Яркое воспоминание юности оказалось не менее ярким событием спустя 30 лет.
«Ах, мальчики из десятых классов, выпускники сорок первого года, как же расточительно, с какой безжалостной и бездумной щедростью распорядилась вами родина... «Горькая детоубийца Русь», неужто не нашлось у тебя другой защиты, неужто и впрямь понадобилось выбить цвет целого поколения, пожертвовать лучшими из лучших, от кого не останется теперь ни следа, ни памяти, ни потомства...»