Начало истории: Лёд и пламя. Расплата за старые грехи. Сказ про Огневицу да Остуду
Другая история: Лёд и пламя. Сказ про Огневицу да Остуду
Весь день детвора бегала по деревне, как ужаленные осами. Кто ждал с нетерпением вечера, что бы услышать продолжение сказки от деда Агния, а были и те, кто игру затеял. Притворялись сражающимися между собой огненной и ледяной ведьмами, за что знатно выхватывали розгами по заднице от взрослых. Негоже это, силу гнилую изображать. А ну, как в деревне она и сейчас? А ну, как подсмотрит она, да обидится? А вдруг и до ведьмы какой дойдёт слух, что детишки потешаются над образом её? Чего доброго, случится беда какая, как в Лягушачьем пруду. Народ там, конечно, сплошь склизкий жил, но участи такой, что их постигла, не каждому душегубцу пожелаешь. Поговаривают, кто опосля там был, от деревни только головёшки остались. А средь пепелища люди в лёд обращённые. Страшно и непонятно.
А между тем, праздники в самом разгаре, новый год в права свои вступает, а знать, незачем лишними бедами голову забивать. Всё плохое в прошлом осталось, не изменить это. Гуляй, веселись. И пусть самая тихая ночь прошла, праздновать можно ещё три ночи. Всё одно, никакой работы в это время, окромя лаптей да ложек. Дни очень коротки и солнце даже в небо подняться не успевает, как за деревьями прячется.
Вот и этим днём. Кажись, только проснулись, а уже и сумерки. Детвора гуськом на окраину деревне потянулась, в хату старого Агния. Как к себе в хату ввалились, снег в сенях оставив, да располагаться начали. Кто на лавку, а кто прямо на полу тулуп свой расстелил и уселся.
Не дожидаясь указки старика, девочка с синяком под глазом сама поставила подле него чарку, по-хозяйски достала кувшин и села на место, что вчера занимала. На удивлённые взгляды сверстников она сделала весьма уверенное заявление.
- Сегодня продолжение истории будет. А это, всё едино, что та же самая история. Значит и деду наливать должен тот, кто вчера наливал.
Дед, на этот раз, занимался резкой свистулек. Диковинные птички, рыбки, просто дудочки. На каждую уходило времени меньше, чем на одну ложку. Детвора ужа знала, что по окончанию сказки все эти свистящие, чирикающие, квакающие и крякающие игрушки окажутся в их руках.
- Ну, - начал старик. – чего сегодня вам рассказать такого?
- Продолжение про Жилену! – в один голос закричали дети. Но, дед сделал вид, что не расслышал.
- Что, говорите? Про Серый Мрак вам поведать?
- Про сражение огненной и ледяной ведьмы!
- Про луну? Про лунных людей? Точно, помню, как простил кто-то очень, годков пятнадцать назад.
- Да нет же, про Жилену и про девку замёрзшую!
- Точно. Расскажу вам, как стал я живоедом! – грозно произнёс дед. – Был я молод и меня крип прихватил, да потроха мне выпустил. Схоронили меня на погосте, что в аккурат под нашей деревней был, пока холм дождями не размыло. Вот на этом самом месте могила моя и была, до сих пор под хатой моей. Выходил я по ночам, да людей хватал… - старик изменился в лице. Брови сурово надвинулись на переносицу и глаза засверкали каким-то зловещим блеском. Он посмотрел на детей так, вроде выбирал себе жертву.
Девочка с синяком под глазом, открыв рот, смотрела на деда Агния и медленно протягивала ему чарку. Тот повернул голову в её сторону и заглянул в глубину больших глаз. Недолгое молчание и девочка громко расхохоталась.
- Да ну тебя, дед Агний. Какой с тебя живоед?! – следом за ней расхохотались все остальные дети.
- Эх. – смущённо покачал головой старик. – Ну, вас пронять, иль застращать, ну ни чем нельзя. Что за дети такие пошли? Я малым был, так история про змеиного царя уже всем портки мочила.
- А что за такой царь змеиный? – с интересом спросил мальчик, у которого намедни был разбит нос.
- Иди ты, с царём своим к киморам! – заорал шалопай с оттопыренными ушами. – Мы продолжение истории ждём. А он тут про царя своего спрашивает.
- Чего это он мой? – возмутился мальчик. – Заказано ведь, змеиный.
- Да замолчи ты! А то я тебе опять сливу твою набью! – возмутилась девочка с синяком, а после обратилась к Агнию. – Дедушка, не отвлекайся. Я тебе уже и чарку наполнила.
Старик сделал глоток, окинул взглядом детвору и, пригладив усы к низу, начал.
Белоснежа
То, что в лесу том творилось, когда люд и зверь бегством спасались, а сосны вековые, как колосья в поле падали, то лишь наглядно так случилось. Да и то, может не так страшно всё, как люду казалось. Люд страхов на себя сам нагоняет, а у страха глаза велики. Вихрь тот из огня и холода кружить то кружил, да только девок тех, в нём и не было уже.
У Жилены учитель был мудрый, хоть сам и бесславно жизнь окончил по собственной неосторожности, да живоедом обратился, но всё же. При жизни колдуном он был, да не простым, а из тех, что в самой обители колдунской обитают, что Наследией названа. Знаний в его голове мертвецкой много осталось. От того, может, рассудка и не лишился. Многому у него Жилена научилась, пока в могиле его жила. А главной наукой было, что нет добра и зла на этом свете. И людоед может быть добрым, хоть зло страшное творит, и добряк, что зла никому не делал, добром своим самое страшное зло причинить может. А знать, не стоит по таким мелочам размениваться. Нужно смотреть не то, что в итоге будет.
В вихре том сила огромная собралась. Вот её Огневица, как народ Жилену прозвал за то, что любила она пламенем плясать, и применила.
Прижала что есть сил к себе девку мороженную, в губы поцеловала и давай тепло в неё вдыхать. Сама при этом чувствует, что девка эта проморозить до костей пытается. Схватились так в борьбе страшной лёд и пламя. И пусть силы равны были, да только Жилена опытнее в делах этих. Лишь сердце мороженой чуть оттаяло, та хватку и ослабила. Не отпуская ее, взметнулась Огневица в небо, только издалече столб огненный и виден был, да через лес перенесла девку подальше от мест её родных. Дескать, связь с местами, где она вросла, ослабить. Та и не поняла ничего, а то и вовсе чувств лишилась.
В себя пришла девчонка и не поймёт, где она находится. Хата незнакомая, чистая. В печи огонь горит, на столе кушанья такие, что и с роду не пробовала. В голове туман. Ясно помнит, как от толпы бесноватой, что поругаться над ней хотели, в прорубь ледяной прыгнула, а дальше всё как во сне. Холод сильный, люди в ужасе бегут от неё, да заживо в лёд обращаются.
С кровати встала и со страху попятилась. Смотрел на неё кто-то белый, как снег, в рубахе ночной. Не сразу и поняла, что она это и есть, а вернее будет, отражение ей в зеркале огромном. Никогда таких зеркал не видывала она. Самое большое из детства помнит, что у матери на ладошке помещалось.
Пока отражение своё рассматривала, да себя в нём узнать пыталась, дверь скрипнула. Вошла в хату старуха дряхлая. Да только снег с шубы струсила, так и не старуха она вовсе, а девка с косой русой да в сарафане простом.
- Встала уже? – спрашивает девка. – Говорить можешь?
- Могу. – тихо отвечает. – А ты кто?
- Не узнаёшь? А так? – распустила то косу русую, да она волосами чёрными как ночь на плечи и разлилась. И стоит в комнате уже не девка в простом сарафане, а дева прекрасная в платье чёрном вида откровенного, глаза жёлтым огоньком мерцают.
- Помню я тебя. – отвечает мороженая не смело. – Ты в лесу на меня напала.
- Я напала? – засмеялась Жилена. – Это ты меня заморозить хотела. А до этого семерых мужиков в ледышки превратила. Это ты буйствовала.
- Не специально я. Рассудок потеряла. Мести мне хотелось.
- А сейчас? Сейчас мести хочется?
- Хочется. Но не так, как прежде. Сейчас я точно вижу, что только один из тех остался, по чьей вине я такая. Кома. Остальные, кто связан с ним, не причастны.
- Видишь, как это?
- Как ленты цветные. От каждого к каждому ленты такие тянутся. И каждая людей связывает. Кто просто, когда встретился, а кто надёжно по жизни вместе завязан. Одни бледные ленты, тонкие, другие яркие.
- И что, Кома тот тоже такой лентой привязан к тебе?
- Самой яркой, цвет крови.
- И давно ты такие связи видишь?
- Кажется всегда, но, кажется, что только увидала. Не знаю я, как в тумане всё.
Усадила Жилена девку за стол да есть заставила. Ела та так, вроде год голодала. Уж и не разбирая, где сладкое, а где солёное. Всё одной ложкой гребла. Мясо вяленное в варенье ягодное макала, молоком запивала, да огурцами мочёными закусывала.
А сама Жилена расспрашивать начала, про ленты те, что остальным глазу невидимы. Знала она, что люди друг на друге след оставляют, нитями невидимыми связываются. Да только не знала она, что кто-то их способен увидать, нити те.
- Звать то тебя как? – спросила Жилена девку, как та наелась.
- А нет имени у меня. Было, но потеряно. Рабыня я. Рабыням имя не полагается. Кома, хозяин мой. – опустив глаза прошептала девица.
- Ну, если так, то оставил тебя твой хозяин. Бежал. Знать и не властен больше над тобой. Знать, свободна ты и имя тебе надобно найти. Те мужики, когда от тебя бежали, Остудой тебя называли. Ну, так, будь Остудой для тех, кто недобр с тобой был. А для остальных будешь ты Белоснежей. Тебе подходит имя это. Тихая и кроткая, мягкая, как первый снег. Да и кожей, и косой ты белее снега будешь.
- Красиво. Мне очень нравится. А можно ещё мяса? – тонким голосом пролепетала девица, и по её щекам покатились слезинки. Слезинки падали на пол и замерзали.
Начала Жилена интересоваться, как с тем, кого Кома зовут, Белоснежа поступит. Да только та плечами пожимает. Заморозила бы его, да и ладно. Только найти трудно. Нить, связывающую их, глазами увидать может, да только путается она по миру, средь чужих нитей, что и ярче будут. Не понятно, в какую сторону и следовать. Решила тогда Жилена научить Белоснежу.
Попросила, чтоб та её связи рассмотрела, да нашла только те, что связывают её постелью с людьми. Но чтобы так нашла, чтоб остальные не замечать. Много времени на то ушло, несколько лун, но Белоснежа старалась каждый день.
В свободное время по деревне гуляла. Научила её наставница облик свой менять. В простушку превращаться. От образа бледного и холодного оставались только глаза голубые, да кротость характера. А в остальном, ну вовсе иной человек. Рыжая, с веснушками. В деревне той даже и не заподозрил никто, что с ними рядом сила гнилая обитает. Думали, старуха с внучкой живут. Да так думали, что точно и не знал никто, когда те вселились. Вроде и не было их до времени недавнего, а вроде и всегда были.
Белоснеже даже нравиться в деревне этой начало. С тем, что раньше было, не сравнить. В той деревне, куда Кома её забрал, все только и знали, что попрекать, бить, да пользоваться для утех тогда, когда Кома отсутствовал. Знали, что не пожалуется. А тут народ добрее оказался. Даже ухажёр появился у неё, Варуном звали. Стеснительный, как полёвка перед филином, а всё туда же. То ведро с водой донести поможет, а сам краской заливается, то цветы подарит. Да вот, как-то и подтаяло сердечко у Белоснежи, не всё же людское растеряла. В ночь плодородную, в разгар праздника с Варуном этим и осталась на полянке под кустиком. Да и Жилена там тоже, где-то праздновала, девицей с русой косой прикинувшись.
Да только поутру прибежала к ней Белоснежа, до полусмерти перепугав парней, что с Жиленной были, чуть голой из-под шкур на росу не вытянула. А те с перепугу, так голышом по кустам и разбежались. Лепетать начала, что получилось, что видит она ленты те, какие надо. Видать ночь с Варуном не зря прошла, что-то в ней новое открылось. Впервые по любви и по согласию, а не по принуждению.
Варун, вот только, приболел знатно после ночи той. Голос потерял, жар схватил, вроде зимой по дурости голышом в снегу повалялся. Только ведь, лето. Ну, ничего. Парень крепкий, оправился быстро.
А Белоснеже новая задача. Заставила её наставница те связи, что видны, разделить. Отделить те, что по согласию были, от тех, что по принуждению. И на это ещё несколько лун ушло. А как вышло всё, да увидала, что у Жилены по принуждению две таких ленты тянется, так и в своих разобраться смогла. Чётко путь увидала, что в самую чащу тянет. И с другими уже не спутать.
Подарила Белоснежа Варуну браслет серебряный, из тех, что невесты женихам дарят. Попрощалась с ним, взяла с него обещание, что ждать он будет, да по утру с Жиленой в путь они и отправились.
К тому месту, где встреча их прошла, быстро домчались по небу, за один день всего. А дальше места не знакомые, по правилам не полагается. Пришлось ногами топать. Парнями бородатыми обратились, чтоб коль встретят кого, подозрения не вызывать, да по следу и пошли. Только луну спустя добрались до деревни, что старой очень была. Уже и морозы ударили. Вроде построена деревня эта ещё до того, как черный лес первые ростки пустил. Большая, хаты каменные, народу много.
- Как поступишь с бывшим хозяином своим? – спросила Жилена.
- Поцелую, да заморожу его. – тихо ответила девушка.
- Ну, это же скучно. Почём ему участь такая мягкая? Давай, поиграем с ним. Что тебе сделал, то и ему возвратим.
Не раскаявшийся Кома
Пурга над деревней поднялась, мороз страшный. Сидит Кома за столом, с новыми знакомыми, что по вечеру в харчевне встретил, распивает, да байки их слушает. Мужики свои, с его родных мест, земляки. Приятно байки потравить, да самому послушать за кружкой браги.
- А я вот, как то девку молодую встретил, а та ведьмой настоящей оказалась. – говорит один. – Так вот, опосля того, как дела все закончил, мы всем селом на костёр её отправили. Жаль, конечно, но так надо.
- А чего жаль то? – возразил Кома. – Ну, девка и девка. Мало их, что ли? Я тоже ведьму подобрал. В прорубе потом утопили её и жалеть нечего. С ними только так и надо. Жалею только о том, что напоследок не попользовал ещё разок, да мужикам не вышло. Так эта тварь ещё и вернулась и всю деревню заморозила. Мало кто живым ушёл. Ну и тут не жалею. Жена у меня, та ещё ведьма была, хоть и силами гнилыми не владела. Да и дочери все в неё. Зато сейчас, свободен.
- Да уж. – встрял в разговор третий. – И вообще не раскаиваешься? А вдруг не ведьмой она была?
- А даже если и так? Шлёндра, она и есть шлёндра. Вся деревня пользовала её. – Кома отхлебнул из кружки и откинулся назад. – Эх, сейчас бы какую шлёндру. Только тут баб вообще нет, что-то. А коль есть, так убогие.
- А я знаю не убогую. Могу подсобить, коль серебра не пожалеешь монет пять. – сказал один из приятелей.
- Пять, да я десять тебе прямо сейчас выложу, коль ты мне её в хату приведёшь. – засмеялся Кома и достал из кошеля плату, звонко бросив на дубовый стол. На том и порешили.
Лежит Кома на кровати своей, ждёт. Постучался кто-то в дверь и вошла девка в сарафане простеньком, с косой русой, но красивая. Нечета местным бабам. Сарафан без лишних разговоров скинула с себя и нагой к мужику в постель. Тот уже было обрадовался и за дело взяться хотел, только девка шепчет ему на ушко, что за дверью подружка стоит, стесняется.
- Да чего стесняться? Входи, милая! – радостно заорал мужик. И в тот же миг вправду в дверь девушка вошла, девчонка совсем, лет пятнадцать. Рыжая, в веснушках, но тоже ничего такая. Сарафан сбросила и под другой бок от мужика прилегла.
- И чем же ты нас удивить собрался? – спрашивает русая.
- Да уж есть чем. На двоих хватит до утра. Это ж не мыло, не измылиться. – хмельным голосом заявил Кома и закинув руки за голову, ногами сбросил с себя одеяло.
Девушки взглянули ниже его живота и захихикали. Кома тоже взглянул и вмиг протрезвел. Нет там ничего. Совсем. Он даже руками живот себе прижал, нет ничего. Гладко, да мягко, как у девицы.
На девок взглянул, а они и не девки вовсе. Два мужика бородатых, голых с ним в постели. Выпрыгнул из кровати своей Кома, да как голым был, так за дверь на мороз и выбежал. В снег упал, а как поднялся, чуть чувств не лишился. Титьки у него болтаются. Да такие, что не каждая баба с ним в размерах соперничать сможет. А тут и мужики к нему деревенские с разных сторон подходят. Смеются улыбками гнилозубыми, шутки сальные кидают, вроде за девку его принимают.
- Да ловите вы её и ко мне в хату, пока не окочурилась. Там и позабавимся. Шлёндра не плохая, хоть и ведьма. – кричит кто-то. Глянул Кома в сторону кричащего, а там он сам стоит. Кто-то, кто облик его принял и за него себя выдают. Ну, а мужикам то чего, руки грязные тянут.
Заорал Кома, чтоб не трогали его, да только из глотки не бас мужицкий, а писк девичий вырвался. Страшно ему стало, что снасильничают его. Очень уж не хотелось такого себе. Стал спасения искать глазами, да ничего не придумал, как бежать, как был, в сторону пруда. Лёд тонкий, мужики не пойдут. Да только, на лёд выбежал, обернулся. Успел лишь лицо знакомое в толпе увидать. То, что некогда рабыне его принадлежало. Ужас страшный испытал, да под лёд сам и ушёл. Побарахтался чуток, да и затих.
Утро недалеко
- Ну, вот так, как и закончилась история эта. – произнёс старик продувая от стружки очередную свистульку.
- Да, как так, дедушка? – спросила девочка с синяком под глазом. – Не всё ведь это?
- Да откуда же тебе, сопливой, знать?
- Если бы всё было, историю бы ты закончил на том, что в Лягушачьем пруду случилось. А ты вон, на чём закончил.
- Ну так, я ж то и не знаю, что там случилось. – ехидно скривился старик.
- Знаешь, знаешь. – закричали дети.
- Ну, может и знаю. – заулыбался старик и начал раздавать детям свистульки. – Может и знаю. Только вот, поздно уже. Утро скоро. Так что, давайте по домам, спать, а завтра…
- А завтра вечером я опять по кувшину главная! Потому что продолжение сказки, всё едино, что та же сказка! – гордо заявила девочка с синяком под глазом.
Ночь была тёмная. Казалось, до утра ещё далеко, но так всегда зимой кажется. Бывает, иногда и вовсе ночью надежда пропадает, что солнце встанет. Но уж, сколько, а всегда встаёт.
Детвора весело топала по заснеженной деревне оглашая о себе во всеуслышание разноголосым щебетанием подаренных дедом Агнием свистулек.