С первых лет деятельности ГУЛАГа хлебная пайка была введена в систему дифференцированной нормы пищевого снабжения заключенных в зависимости от выполнения ими суточной нормы. Были установлены пять видов пайки: гарантированная (за 75 – 99 % выработки нормы); трудовая (за 100 – 124 %), усиленная (за 125 – 149 %) и «стахановская» (за 150 % и более). Еще одна пайка – штрафная – предназначался для провинившихся и для тех, кто выполнял меньше 3/4 нормы.
На практике такая система очень быстро разделила заключенных на тех, кто выживет, и тех, кто нет. Более крепкие, становились еще крепче. Слабые заключенные от недостаточного питания становились еще слабее и, в конце концов, превращаясь в «доходяг», умирали. Трудовые нормы были очень высокими, часто невыполнимыми для заключенных из числа горожан и интеллигентов, не привыкших к физической работе.
Так, например, в Дмитлаге заключенные, занятые на строительстве канала Москва-Волга, в случае 100 % выполнения нормы, получали от 500 до 700 граммов хлеба в сутки. Если заключенный выполнял норму на 25%, то пайка сокращалась до 300 грамм. В случае регулярного невыполнения производственной нормы лагерник переводился на штрафную пайку, размер которой был фиксированный – 300 грамм, но штрафник мог рассчитывать на нее только при выполнении нормы на 100 %, если он не выполнял норму, то не получал ничего.
Катастрофическое положение с питанием заключенных сложилось в конце 1930-х годов, что стало следствием Большого террора, развернутого в стране в 1937-1938 гг. С середины 1937 г. в места лишения свободы хлынул небывалый поток осужденных. количество узников ГУЛАГа увеличилось почти на 1 миллион человек. Только за зиму 1937-1938 гг. НКВД организовал 13 новых лагерей, преимущественно лесного профиля, в которых разместил более 600 тысяч вновь поступивших заключенных. Резкое увеличение числа заключенных сразу сказалось на уровне жизнедеятельности лагерей и, прежде всего, на организации питания. Лагерные управления не были подготовлены к наплаву такой массы новых заключенных. В лагерях начался голод. Нормы питания, составленные и утвержденные в недрах гулаговской системы, стали лишь фикцией. Об этом свидетельствует Сообщение Прокурора СССР А.Я. Вышинского наркому внутренних дел СССР Н.И. Ежову о результатах проверки условий содержания заключенных в Байкало-Амурском, Дальне-Восточном, Уссурийском и Ухто-Печорском ИТЛ от 19 февраля 1938 года.
«…Когда мы возвратились с работы, дневальная встретила меня возгласом: — Беги в барак, посмотри, что у тебя под подушкой лежит! Сердце у меня забилось. Я подумала: наверное, мне все-таки дали мой хлеб! Я подбежала к постели и отбросила подушку. Под подушкой лежало три письма из дома, три письма! Я уже полгода не получала писем. Первое чувство, которое я испытала, было острое разочарование: это был не хлеб, это были письма! А вслед за этим — ужас. Во что я превратилась, если кусок хлеба мне дороже писем от мамы, папы, детей! Я раскрыла конверты. Выпали фотографии. Серыми своими глазками глянула на меня дочь. Сын наморщил лобик и что-то думает. Я забыла о хлебе, я плакала…».
Из воспоминаний Ольги Адамовой-Слиозберг «Путь».