С приходом к власти большевиков были обозначены стремления качественно преобразовать общественное сознание в соответствие с предложенной ими версией марксизма.
Однако желание построения интернационала не могло преодолеть явные противоречия в соотношении марксистско-ленинской доктрины и реальности, с которой столкнулась Советская власть. Соответственно, очень быстро проявились разные, по сути противоположные подходы к формированию самой модели пересборки новой, Советской России и шире, Советского Союза.
Советский народ оказалось нереально конструировать на основе интернационалистической матрицы общественного устройства, как, собственно, и идею мировой революции.
Одним из вызовов, вставших перед новой властью, оказалось именно та часть наследия дореволюционной России, что во многом и погубила ее, а именно слабая способность большинства населения воспринимать идеи и ценности на уровне всей страны.
Проблема империи: региональная идентичность превалировала
Помимо дифференциации самосознания на этническом уровне, проявлялась проблема превалирования региональной идентичности над российско-имперской и даже над русской, что весьма явно проявилось в годы I Мировой войны, где современники отмечали отсутствие понимания целей, ради которых простые солдаты шли в бой. Л.Н. Толстой по результатам своих многолетних наблюдений писал, что не слышал слов проявления русского патриотизма, кроме заученных фраз на службе в армии или высказанных «самыми легкомысленными и испорченными людьми народа».
С приходом большевиков к власти началась реализации коммунистической стратегии на концептуальном уровне. Однако уже на начальном этапе столкнулись с практически неразрешимой задачей - обосновать с позиций марксизма социалистическое развитие молодого Советского государства, поскольку оно предполагалась лишь после периода развитого капитализма.
Решение простое, понятное и реализуемое. Но спорное.
Центральной фигурой на идеологическом фронте нового государства стал историк М.Н. Покровский, который свою задачу видел в обосновании наличия необходимого уровня развития Российской империи как объективного условия для свершения социалистической революции. Главный тезис Покровского об историческом превалировании экономики над государством в России вылился в дискуссию с Л.Д. Троцким (что показывает, насколько грубым упрощением является схема, персонифицировавшая «интернациональную», «космополитическую» модель будущего страны с Л.Д. Троцким, а «почвенническую» – с И.В. Сталиным – действительность, как видим, была сложнее), а за ним практически со всей российской историографией, которая, по сути, утверждала ровно обратное[1].
Тем не менее, сформировалась целая плеяда сторонников Покровского (т.н. «школа Покровского»), которая пронизывала всю образовательно-просветительскую сферу. В систему исторического образования советского государства были внесены существенные коррективы. Однако в начале 30-х гг. недостатки ревизионистской политики в исторической науке стали проявляться все сильнее. В обход классического изложения исторических событий практиковался «социологический» подход, объясняющий скорее явление, чем процесс и, как следствие, не понимание исторического процесса студентами и школьниками. Автору концепции вменялось «лишение чувства родины» и, как правило, «отход от марксистко-ленинской теории»[2].
В 1934 г. на заседании Политбюро, учебники и в целом вся система исторического образования были раскритикованы лично И.В. Сталиным, который обозначил и ключевое направление ее развития, где русский народ в историческом прошлом российского государства, как и в Советском Союзе, является собирателем всех народов проживающих на ее территории.
Примечательно, что концепция Покровского была востребована в период формирования и в целом поиска направления развития советского государства, когда «старые революционеры» были сильны в политическом и номенклатурном планах. В 30-е гг. разрыв между советским и европейскими государствами стал очевиден, а влияние государства на экономику достигло своего апогея.
Проблема единого культурно-исторического пространства
Новое поколение номенклатуры требовало найти мобилизационные факторы для формирования более менее единого культурно-исторического пространства, ориентированного не на стремление к Мировой революции, а построению коммунизма в отдельно взятой стране. Одними из таких факторов оказались обращение к историографическим традициям и образам дореволюционной гуманитарной науки и роли русского народа как государственно-образующего фактора СССР. Однако руссоцентризм в интерпретации Сталина утверждался довольно продолжительное время. Его символическим завершением, по всей видимости, стал знаменитый тост И.В. Сталина «За русский народ!» произнесенный на торжественном ужине в честь празднования победы Советского Союза над фашистской Германией.
Практически до 1944 г. ведущие историки не имели конкретных установок и положений в изложении исторического прошлого народов СССР.
Пожалуй самым ярким примером стала позиция А.М. Панкратовой и ее коллег, которые работали над фундаментальным трудом «История Казахской ССР» и их дискуссия с правительственным идеологическим органом – Управлением по пропаганде и агитации, учрежденном в 1943 г. руководителем которой был Г.В Александров. Работа была номинирована на присуждение Ленинской премии. Однако рецензент А.И. Яковлев и Александров дали отзывы, лишавшие возможности получения столь высокой награды. В ответ Панкратова использовала личный авторитет и связи с высокими правительственными кругами, обвинив рецензента и Александрова в руссоцентризме [3].
Русский период истории Казахстана - прогресс или ярмо?
Концептуально противостояние касалось восприятия расширения границ русского государства и колониальной политики царизма XVIII – XIX вв. в отрыве от собирания земель Иваном Калитой и Иваном Грозным. Панкратова их считала не взаимосвязанными процессами, продиктованными различными условиями и мотивами, а национальные движения казахов и их герои – защитной реакций против русского империализма и этноцентризма.
Ее оппоненты – наоборот и придерживались мнения о «колониальном» периоде как о прогрессивном шаге русского народа и, по сути, являющегося продолжением процесса «собирания земли» постордынского и московского периодов. В частности Александров в ответ Панкратовой пишет: «Книга анти-русская…, написана без учета того, что Казахстан стоял все истории, и что Россия поставила его в ряд исторических народов». Наряду с критикой «Истории Казахской ССР» под острую критику Александрова попала книга «Очерки по истории БАССР»: «…история Казахстана и Башкирии сведена, главным образом к истории восстаний казахов и башкир против России» [4, с. 153].
Национальное по форме, пролетарское по содержанию
Центральный Комитет видя потерю контроля над историками, в конце мая- начале июня 1944 г. организовывает заседание историков, где собираются ведущие историки СССР – Е.В Тарле, Х.Г. Аджемян, М.В. Нечкина и др. Председательствовали члены ЦК КПСС Г.М. Маленков и А.С. Щербаков. Цикл заседаний длился несколько дней, однако ожесточенные споры историков на заседаниях и в кулуарах не позволили прийти к какому-либо внятному результату. Однако позже в течение 1944 и начала 1945 г. выходит целая серия рецензий и постановлений, касающиеся отдельных работ по истории и идеологической работы на местах. Одним из таких стало Постановление ЦК КПСС от 27 января 1945 г. «Об агитационно-пропагандистской работе в БАССР» [5].
Еще до выхода Постановления ЦК по БАССР, но после Постановления ЦК по ТАССР, объектом разбирательств стали башкирские историки и писатели, где главным координатором стал Мустафин – секретарь Башкирского обкома ВКП(б) по пропаганде и агитации. В течение осени 1944 г. выходят постановления Обкома ВКП(б), где отдельно уделено внимание сборнику докладов посвященному 25-летию БАССР под редакцией Раимова. Основной тезис – история Башкирии рассматривалась в отрыве от русского народа, «совершенно смазывается вопрос о борьбе башкирского народа против своей национальной буржуазии и контрреволюционного национализма (валидовщина) и не показана ведущая роль представителей русского народа в этой борьбе».
Идукай и Мурадым, богатырский эпос и башкирская свадьба обеспечили 10 лет лагерей Мухаметше Бурангулову
Были определенны объекты критики и из писательской среды, которыми оказались работы М. Бурангулова «Идукай и Мурадым», «Эпос о богатырях», «Башкирская свадьба», Б. Бикбая «Кахым турэ», М. Тажи «Эхо гор». Формулировки обвинений были стандартными – восхваление ханско-феодального прошлого башкир и тд. Например, при критике пьесы «Башкирская свадьба» говорится следующее: «пьеса написана на этнографическо-обрядовом материале свадеб башкирских баев и тарханов…, поскольку автор избрал объектом изображения знать, получается приукрашивание периода феодально-родовой жизни Башкирии».
В последующем автора этой и ряда других критикуемых произведений М. Бурангулова в 1950 г. по статье 58 объявляют «врагом народа» и приговаривают к 10 годам лишения свободы. После XX съезда Бурангулова реабилитируют, а в 1959 г. восстанавливают в звании Народного сэсэна.
5 мая и 10 июня 1945 г. выходят Постановления Башкирского обкома ВКП(б) о ходе реализации Постановления ЦК об агитационно-пропагандистской работе в Башкирской партийной организации. Основная критика адресована руководству Института языка, литературы и истории, которое еще не приступило к разработке «новой» истории Башкирии. В июле создается специальная комиссия по истории Башкирии, в задачи которой входила разработка вопросов истории и культуры башкирского народа и исправления «Очерков по истории БАССР». Примечательно, что создателем данной комиссии был специалист по ордынскому периоду Б.А. Греков, а председательствовал В.И. Лебедев – историк народных движений в России Нового времени.
Концепция "одна сильная нация и несколько слабых" озвучена после перехода советских войск на территорию Польши
Свое выступление Лебедев начал с того, что не только в освещении истории башкир присутствуют ошибки, но и у истории других национальностей. В пример он привел «Историю Казахской ССР», а также двухтомник «История Узбекистана», где также «не отражена роль русского народа в культурном его влиянии на массы узбекского народа». Также в докладе говорилось в преувеличенной роли Золотой орды и героев отраженных в эпосах. Однако как наиболее интересной в докладе является интерпретация формирований наций Восточной Европы, которые из-за нашествия турок и монгол произошло «раннее образование наций». В виду агрессивных соседей шло объединение нации в многонациональное государство, в состав которых вошли «одна сильная нация и несколько слабых». В последующем проходит еще два заседания данной комиссии, результатом которой стала нова редакция книги «Очерки по истории БАССР».
Примечательно, что критика существующей концепции истории нерусского населения началась ровно после пересечения Красной Армией советско-польской границы, что, по мнению Д.Л. Бранденберга деактуализировало запрос на историю народов СССР [4, с. 155].
Таким образом в течение почти полутора десятилетия была предложена и реализована модель, которая в идеологическом плане подразумевала центральную историческую роль русского народа в советском «нациестроительстве» (народообразовании), объединивший и повлекший за собой в развитии все народы Советского Союза.
В Башкирии это вылилось в создании системы, в рамках которой тесно взаимосвязаны академическая интерпретация истории Башкирии и башкирского народа и культурно-просветительский сегмент общественного развития региона. В ходе обсуждений второй половины 1940-х интерпретация истории по сравнению с предыдущим периодом кардинальных изменений не претерпела, все же сделав более сильный акцент на низкий уровне развития башкирского общества в дорусский период и миссионерскую роль русского государства в его развитии после добровольного присоединения башкир.
Советская модель - отражение идеи Евразийства?
Во многом модель советского многонационального народа перекликается с теорией евразийства, изложенные в трудах Трубецкого и Вернандского и др., которые в основе формирования евразийского пространства видели в появлении континентального сухопутного пути, однако ключевая роль в ее развитии отводилась отнюдь не Российскому государству, а империи Чингисхана. Возникнув в рамках иммигрантской среды в начале XX в. данная концепция была реактуализирована после распада Советского Союза как ответ либеральным реформам, чем считается и по сей день.
Список литературы:
1. Милюков П.Н. Величие и падение Покровского (эпизод из истории науки в СССР) // Вопросы истории – 1993. – №4. – С. 114-126.
2. Артизов А.Н. Судьбы историков школы М.Н. Покровского (середина 1930-х годов) // Вопросы истории. – 1994. – №7 – С. 34-48.
3. Иванова Ю.Ф. Письма Анны Михайловны Панкратовой // Вопросы истории. – 1988. – №11. – С.55.
4. Бранденбергер Д.Л. Национал-большевизм. Сталинская массовая культура и формирование русского национального самосознания, 1931-1956. / Перевод с английского Н. Алешиной и Л. Высоцкого – Спб.: Академический проект, «Издательство ДНК», 2009. – С. 416.
5. Амиантов Ю.Н. Стенограмма совещания по вопросам истории СССР в ЦК ВКП(б) в 1944 году // Вопросы истории. – 1996. – №2. – С. 47.
©Юсупов Ю.М., 2018