Продолжение. Ссылка на предыдущую часть.
Впрочем, Тацит говорит, что в его время такая вражда иногда прекращалась «выкупом крови»: род убийцы платил роду убитого определённое количество скота или деньги, и вражда прекращалась.
Но наиболее содержательным является рассказ Тацита о том, как германцы вели свои общественные дела и какое у них было управление.
В то время, когда писал Тацит, германцы часто жили большими племенами, во главе которых стояли выборные из знатных родов князья — конунги. Но наряду с такими князьями чаще всего из среды тех же знатных родов выдвигался вождь — человек, отличавшийся своей храбростью и предприимчивостью. К нему стекались все, кто на войне и грабежом соседей хотел увеличить свой достаток и получить славу. Так вокруг таких вождей создавалась дружина, и весьма возможно, что вождь, окружённый такой дружиной, сам становился князем. Само собой разумеется, что в те времена такой князь или вождь, будучи избираем остальными членами племени, не был настолько силен, чтобы распоряжаться жизнью и смертью своих соплеменников.
«У князей, — говорит Тацит, — нет неограниченной или произвольной власти, и вожди имеют власть потому, что своею храбростью они служат примером; они сражаются всегда впереди всех и этим возбуждают удивление. Однако казнить, заключать в оковы и подвергать телесному наказанию не позволяется никому, кроме жрецов, да и то не в виде наказания по приказу вождя, но как бы по повелению бога, который, как они верят, присутствует среди сражающихся».
И дела все решаются у германцев не князьями, или вождями, а старейшинами и народным собранием.
Вот что по этому поводу рассказывает Тацит:
«О менее важных делах совещаются старейшины, о более важных — все, причём те дела, о которых выносит решение народ, предварительно обсуждаются старейшинами». Свои народные собрания они созывают в определённые дни, в новолуние и полнолуние, так как германцы верят, что эти дни являются самыми счастливыми для начала дела. «И счёт времени, добавляет Тацит, — ведут они не по дням, как мы, а по ночам, так как они думают, что ночь ведёт за собою день. Они, следовательно, вместо того чтобы сказать «я вернусь домой через три дня», говорят: «я вернусь домой через три ночи...»
А вот как проходит у них народное собрание. «Они — люди свободные, — рассказывает Тацит, —и из этой свободы вытекает тот недостаток, что они собираются не сразу, а проходит иногда два, три дня, прежде чем соберутся все соплеменники». Говоря о свободе германцев, Тацит хотел сказать, что они плохо дисциплинированы, но медленные сборы объясняются, конечно, и тем, что живут германцы на большом пространстве, дороги плохи, — часто приходилось пробираться через леса и болота к месту собрания.
Собравшиеся часто проводят собрание, будучи вооружёнными. Молчание водворяется жрецами, которые во время собрания имеют право наказывать. Затем выслушивается князь или кто-либо из старейшин, сообразно с его возрастом, знатностью, военной славой, красноречием. Слушают этих людей, однако, не потому, что они имеют власть, а потому, что их речь убедительна. Если предложение не нравится, его отвергают шумными возгласами, а если нравится, то потрясают копьями. «Восхвалять оружием является у них самым почётным способом одобрения».
В народном собрании не только решаются важные дела, но и происходит суд. Наказания виновных бывают различны, смотря по преступлению. Предателей и перебежчиков вешают на деревьях, трусов и дезертиров - топят в болоте и заваливают сверху хворостом. За более лёгкие проступки уплачиваются штрафы лошадьми или рогатым скотом. Часть штрафа идёт в пользу князя или всего племени, часть же — потерпевшему или его родичам. На этих же собраниях происходят выборы старейшин, которые творят суд по округам и деревням.
Суровая природа лесистой и дикой страны вызывала у древних германцев представление о могучих и грозных божествах, от которых зависело всё: смена дня и ночи, плодородие земли, дожди и ветры, бури и наводнения. В общем-то, их религия проявляла все характерные черты «северной» веры германоязычных народов.
Когда бушевали весенние грозы и вслед за раскатами грома молния прорезала свинцовые тучи, — германцы думали, что это бог Тонар бросает свой каменный молоток, который, прокатившись по небу, снова возвращается в руки бога и снова падает, вызывая повторный грохот. На громко стучащей колеснице сам Тонар разъезжает по небу, и небо сотрясается при этом от грозного гула и грохота. На руках у Тонара железные перчатки, борода его огненно яркая, она мелькает в просвете туч, вызывая вспышку молнии.
Когда через равнины проносится сильный порыв ветра, взметая пыль и опавшую листву, — германцы думали, что это пробудился бог ветра и бури — Вотан.