***
Красные таблетки я пила каждый день в течении месяца. Если честно, то я ожидала каких-то изменений в теле, будто меня окунули в чан с радиоактивными отходами и на утро я должна вдруг не нуждаться в очках. Но нет, открыв глаза на первый день после принятия первой таблетки, я обнаружила, что картинка мира всё ещё была с минус 3 на оба глаза. Я легкомысленно расстроилась, опустив тот факт, что дед мог вообще меня отравить. Не знаю почему, но я ему слепо доверяла, чем только обрекла себя на вечное одиночество. Интересно, думал ли дед, что не спасает меня или настолько запутался в обретении сакрального смысла в своей жизни, что забыл обо всех приземленных волнениях?
На самом деле я не была одинока. Дедушкин дом, годами укрепляемый, внутри сохранился один в один, а вместе с ним и жившие там вещи. Небольшой дом, первый этаж которого занимали кухня и гостиная, а второй - две спальни и ванная комната, наверху приветливый чердак, хранил в себе события, как Омут памяти. Я привыкла к этому грузу.
Холодильник, который всё так же грустно вздрагивает и мерно гудит, сейчас мне служит напоминанием, что когда-то на земле были холода и открыв морозильную камеру я люблю погрузить в наледь и хрусткий снег всю ладонь: только сейчас понимаешь, как скучаешь по морозному утру и возможности выдыхать пар изо рта. Мелкие радости, которыми я иногда себя награждаю, если продвигаюсь к своей цели.
Да, конечно, у меня есть цель, иначе тут не выжить. Я придумала её сама, потому что от деда никаких инструкций не было, кроме как Инструкции по выживанию в этом доме. Если дневник совершенно отбитого деда можно считать Инструкцией. Ничего не понятно. Чувство, что дедушка Форд писал на рандомной странице, потому что в спешке ему нужно было записать ускользающую мысль: кляксы от перьевой ручки, приписки и описки, заштрихованные, вклеенные и вырванные страницы, а последний год дневник вообще стал походить на Рукопись Войнича.
Я разработала систему из обозначения четырьмя цветами и обводила информацию разной степени полезности красным, синим, зеленым и черным фломастерами. Зеленым я обводила полезные лайфхаки. Так из Инструкции я узнала, что в доме есть запас консервов в подвале чуть ли не на сотню лет и система анализа внешней среды, которая выводит уровень загрязнения на дисплей в стене у выхода на крыльцо заднего двора. Там раньше термометр обычный висел. Дед вырвал его с мясом.
Красным я помечала просто чушь, например, дословно цитирую: одуванчик в поле желтом шел один потом второй второй год (ч-т-о?!). Синий цвет для описания технологических процессов и логических потоков мыслей, которые касались изобретения красных таблеток и, собственно, в конечном счете превратились в рецепт до граммов. Рецепт я на всякий случай переписала и заучила, как молитву.
Черным я отмечала просто милые/повседневные заметки, например:
“ 14 марта 2009 г.
Пришла посылка от моей дорогой Джейн. Дурашка подарила мне белые кеды, наверное, и не догадывается, что я одно время ходил в черных Chuck Taylor All-Star в 70-х.”
Эта запись у меня вызывала особенный трепет и вселяла надежду, что дед был не совсем спятивший и смысл в его действиях всё же был, а не только “спортивный” интерес.
Также из дневника я узнала, что разрабатывать таблетки деду помогал какой-то русский ученый и программист Борис, с которым он вёл переговоры посредством старого передатчика времен наверное Первой мировой. В дневнике были координаты, по которым можно было вызвать Бориса. Я пыталась это сделать каждый день вот уже три года - молчание. Из чего я заключила, что Борис скорее всего не выжил. Но крохотная надежда была, а потому я продолжала попытки, начиная каждый день надев наушники с фразы в микрофон “Борис, вы тут? Это Джейн Фостер, внучка Стенфорда Фостера. Я выжила. Надеюсь вы тоже. Ответьте, пожалуйста.”
Молчание. Что ж. Попробую завтра.
Дальше по плану у меня была возня с “огородом”. Моя главная цель сейчас - получить достойного качества урожай картошки. Пока что, как я не старалась, но снизить долю радиации удавалась лишь незначительно. Вся надежда была на новую партию. Хоть дед и дал мне средство защиты в виде таблеток, но он опасался, что повторное употребление радиации внутрь могла бы пагубно повлиять на закрепление результата. Таблетки я всё ещё принимала, но гораздо реже. Дед оставил таблицу, которая напоминала сетку сумм выплат по кредиту, где в конце оставался ноль. Забавно, что он предостерег большими печатными буквами написав:
ДО ОКОНЧАНИЯ КУРСА НЕЛЬЗЯ БЕРЕМЕНЕТЬ!
-- От кого, полковник, позвольте узнать?! - говорила я в пустоту каждый раз, когда видела эту надпись.
На этот мой голос часто, стуча когтями по паркету, приходил Пудинг и вопрошающе смотрел на меня.
Пёс был еще вполне резвый, но повидавший жизнь. Дед был сильно привязан к Джокеру: щенком он подобрал его около сезонного рынка и с тех пор был с ним неразлучен. Грязный и побитый щенок помесь дворняги и, видимо, породистой собаки смотрел на мир и людей бесконечно добрыми глазами, игриво пританцовывал снуя под ногами деда. Дедушка Форд всегда улыбался, рассказывая, как он завалился прямо в грязь и пыль, а щенок счастливо вылизывал ему лицо. В общем с тех пор Джокер вымахал в огромного пса, оставив бесконечно добрые глаза.
Сказать по правде, я не знаю, как я бы выжила, если бы не этот пёс. Иногда я даже говорю себе: Джейн, ты должна ради Пудинга, он же сам не откроет себе консервы! Мысленно шутила, что у него же лапки, иногда истерично смеялась. Иногда плакала.