*Прежде, чем вы броситесь писать комментарии в духе "нет такого прилагательного", "безграмотные идиоты" и бросать ссылку на словари и грамоту.ру, мы всё это знаем, просто даём новую жизнь этому слову. Мяу.
Как-то раз в один прекрасный весенний день я просматривала фотографии одиноких мужчин, желающих сходить на свидание. Сперва мне попался брюнет с пышной шевелюрой, который работал стилистом в корейском квартале на Манхэттене; на фотографии он обнимал улыбчивого мопса. Как он мне? Ах. Я кликнула «скорее нравится». Следующим кандидатом был банкир. «Определённо, нет»; сорри, банкиры. Затем программа предложила мне тридцатилетнего мужчину, которого я прозвала Мэттью, так как он был похож на молодого Макконахи. Блин, «определённо, да».
Спустя десять минут Мэттью отреагировал на моё сообщение. Фотографии наших профилей возникли рядом на экране, однако текст снизу гласил: «Нравитесь ли вы этому человеку? Скорее всего, нет».
В ту же секунду моя парасимпатическая нервная система замедлила сердцебиение, желудок сжался, дыхание перехватило. Эндогенная опиоидная система моего мозга начала выделять анальгезирующие вещества. Если бы я находилась внутри капсулы позитронно-эмиссионной томографии, то та зафиксировала, что мои собственные опиатные рецепторы активировались, чтобы заглушить боль из-за отказа.
По словам учёных, так происходит всякий раз, когда наш организм сталкивается с отказом или отторжением в обществе. Прикол в том, что у Мэттью нет тела, в принципе он даже не человек; всего лишь бездушная автоматизированная программа, которая только что обломала меня. Её разработал доктор Дэвид Т. Хсу, профессор психиатрии в университете Стоуни-Брук, для «исследования социальных реакций».
Ранее нейроучёные обнаружили, отказы провоцируют страдания аналогичные тем, что возникают при физической боли, а также «залечиваются» соответствующим образом. Перед тем, как начать свою работу, профессор Хсу вдохновился исследованием 2003 года доктора Наоми Айзенбергер, в рамках которого учёные изучали эмоциональное страдание людей, которых отвергает общество.
Выяснилось, что физическая и эмоциональная боль настолько тесно взаимосвязаны, что усиливают друг друга; к счастью, это работает и в обратную сторону: в 2010 году команда доктора К. Натана ДеУолла из университета штата Кентукки доказала, что парацетамол помогает снизить боль после неприятного социального переживания.
Профессор Хсу и его команда разработали забавный набор лабораторных экспериментов для того, чтобы вызвать у людей ощущение, что их отвергли. Например, игра Cyberball, где симуляции геймеров нарочно выгоняют испытуемого, когда он пытается присоединится к ним. Или участники эксперимента должны просматривать изображения с нахмуренными лицами — не только живых людей, но и персонажей с полотен Ренуара и Хоппера. Но самый мой любимый — «Одинокая старость». Исследователь проводит личностный тест субъекта, после чего неутешительно заявляет: «Ваш тип личности обычно доживает старость в одиночестве». Всё это время у подопытных фиксируется широкий спектр реакций: от импульсивности и попыток самоконтроля до депрессии и гнева.
«Был у нас ещё один эксперимент, мы раздавали печенья в зале ожидания. Негативная информация, как правило, увеличивает количество съеденных лакомств», — рассказал доктор Хсу.
И если профессор Наоми Айзенберг показала, как естественная опиоидная система организма реагирует на физическую боль, то доктор Хсу — аналогичные механизмы при «социальной боли». Выяснилось, что отказы провоцируют выброс опиоидов, цель которых уменьшить отрицательные эмоции. Однако это только начало: эксперименты также показали, что мозг пациентов с депрессией высвобождает гораздо меньше опиоидов, что усиливает расстройство и чувство боли после негативного социального опыта. Проще говоря, некоторые из нас ощущают себя отвергнутыми дольше и намного болезненнее. Кроме того, отказы могут привести к к развитию психических расстройств.
Последнее исследование доктора Хсу пытается выяснить, почему люди по-разному реагируют на отказ: замыкаются, впадают в депрессию, проявляют агрессию, употребляют алкоголь или психоактивные вещества. Его команда в поисках методов лечения пациентов в динамичной социальной среде, которая не всегда способствует улучшению состояния после того, как люди покинули лабораторию.
«Если кто-то впадает в депрессию после расставания и идёт к психиатру, он все ещё находится в состоянии расставания. Они всё еще переживают произошедшее вне рамок диагноза даже после посещения врача».
Но чтобы изучить реакцию на отказ нужен сам отказ. Для этого лаборатория доктора Хсу подстраивается под различные исследовательские нужды. В моём случае это была симуляция приложения для свиданий.
Тесты проходят, как здоровые люди (контрольная группа), так и пациенты с психическими расстройствами. Методология доктора Хсу основана на полной открытости и прозрачности по отношению ко всем испытуемым.
Исследователи всегда предупреждают участников эксперимента, что им следует приготовиться к случайному отказу от «людей», которые на самом деле не существуют. И всё же, независимо от того, насколько хорошо подготовлен и осведомлен испытуемый и независимо от его психического состояния, имитация отказа всё равно приводит к ощутимому и измеримому чувству боли. Люди указывают в своих ответах, что чувствуют себя подавленными или несчастными, а Хсу фиксирует меченные соединения, которые вырабатываются рецепторами, пока организм пытается заглушить боль.
«Если это был реальный жизненный опыт, я без сомнения наблюдал бы более сильную реакцию. Но я продемонстрировал, что даже если люди знают, что эксперименты по социальной изоляции все равно работают, даже если это понарошку. Вы продолжаете реагировать, вы продолжаете чувствовать. Но я скажу больше: я верю, что люди от самого рождения чутко реагируют на сигналы отказа или изоляции, потому что необходимость быть частью общества — это весьма мощная мотивация и инстинкт сам по себе», — полагает доктор Хсу.
Такая правда об отказах, подтверждённая исследованиями, одновременно восхищает и пугает меня. Неважно, что мы думаем или делаем; неважно, насколько нам известна подоплёка эксперимента, отказ вызывает боль. Мы не можем заставить себя игнорировать её; мы не можем контролировать её; мы не можем забить и ничего не чувствовать: всегда будет больно. Наш мозг и наше тело это знают; некоторым будет больнее, чем другим. Если это так, то как справляться с болью, которая пугающе реальна, даже если не реальна?
Доктор Хсу в своих экспериментах руководствуется этическим требованием, но для того, чтобы получить нужные результаты, он должен сбалансировать их с экспериментальным императивом создания подлинного чувства отказа, которое требует эмоциональной вовлечённости. Его лабораторные тесты включают приложения для знакомств: испытуемый создаёт профиль со своими фотографиями, которые будут оценивать имитации. Именно в этом эксперименте я и поучаствовала.
Начнём с того, что доктор Эшли Итредал (тогда еще аспирантка) нагуглила моё старое фото, которую я когда-то использовала в качестве авки. Увидев его на экране, я подумала: «Боже мой, почему у меня лицо такой формы?». Сотрудники лаборатории посмотрели на меня с состраданием. «Простите, наверное это странно, искать вашу фотографию в интернете», — начала оправдываться Итредал.
«Вовсе нет». Ответила я почти искренне. Я не считала это странным; я не собиралась стесняться; я в игре; я готова.
Они оставили меня один на один с компьютером, чтобы я создала собственный профиль. Итак. Я сорокалетняя женщина. Меня интересуют мужчины. Как описать себя? «Я люблю оперу и наблюдать за птицами». Мой рост 5,5 футов и ¾ дюйма (около 1,68 см), но я лучше напишу 5,6 футов, а не 5,5 ½ дюйма; указала вес, который был у меня до завтрака сегодня утром. Матерь Божья. Я расхохоталась на всю комнату. Когда Итредал во второй раз заглянула в офис, чтобы проверить, закончила ли я, до меня дошло, насколько утомительной может быть непринуждённость.
Чем дальше, тем веселее: я просмотрела десятки мужских профилей и выбрала шестнадцать претендентов. В отличие от настоящего приложения для знакомств, я должна была указывать, насколько мне нравится кандидат на основе четырёх ответов: «определённо, да», «скорее нравится», «скорее не нравится» или «определённо, нет». А после этого.... как объяснил мне доктор Хсу: «Мы задаем себе второй вопрос: "Понравлюсь ли я этому человеку?". Это связано с ожиданием взаимной симпатии, которая намного важнее, когда нас принимают или отвергают. Так что, если вы увидели фотографию невероятно красивого человека и он вам нравится, вы не всегда ожидаете, что также понравитесь ему. Поэтому, если он отвергнет вас, вы отреагируете не настолько болезненно или просто начнёте рационализировать».
Затем программа проанализировала мои симпатии, чтобы выяснить насколько мы подходим друг другу и отправила мне их (смоделированный!) фидбек: я тоже определённо или скорее всего понравлюсь им или нет. «Мы создаём разные уровни, чтобы добавить эффекта внезапности. Если все кандидаты ответят: "Определенно, не нравится", эксперимент утратит реалистичность», — объяснил доктор Хсу.
В рамках этого эксперимента никто не отслеживал работу моего мозга, поэтому я задумалась: когда мне откажут, я действительно буду страдать? Насколько я могу быть уверена в этом? Я не могла отделаться от мысли, ведь я подготовилась к эксперименту, целый час общалась с доктором Хсу о не таких уж секретных секретах его исследования, мои эмоции должны были быть защищены гиперосознанием искусственности эксперимента. Но почему я полагала, что отличаюсь от других испытуемых? Нам всем был известен расклад. Если бы я поверила в исследования профессора Хсу, то мне пришлось бы принять, что даже если бы я не чувствовала себя отвергнутой или расстроенной, сканирование мозга показало бы, что мои опиоиды активизировались, как и у всех остальных. Всё вышеперечисленное не помогло мне и другим участникам эксперимента защитить наш обезьяний мозг от грусти из-за отказа, избавить от попыток утешить себя.
Но как бы я узнала об этом без сканирования мозга?
У меня заканчивалось время, улыбающаяся физиономия Мэттью вот-вот и пропадёт, я должна была решить понравлюсь ли я ему или нет. Я сидела и смотрела на экран, рядом лежали ноутбук, ручка и диктофон. Я пыталась полностью осознать свое эмоциональное состояние.
Я нажала, что я определенно понравлюсь Мэттью. Я снова посмеялась над собой.
Прослушав себя на диктофоне, я осознала, что эмоционально вовлеклась в момент отказа. Я ожидала, что ни за что не понравлюсь этому человеку. То есть, если бы он был настоящим мужчиной с сайта знакомств. Которым он не был. Я запустила процесс самоуничижения, прикрылась шуткой, старалась дистанцироваться и концентрироваться на происходящем. Всё это, чтобы защитить себя. На что мне действительно стоило обратить внимание, как я реагирую на это. Смиряюсь. Активирую защитные механизмы в ожидании отказа, на который, я не думала, что отреагирую так серьёзно.
Каким бы подставным не был эксперимент, он увлёк меня. Я раскрыла личные и интимные предпочтения, продемонстрировала неуверенность. Столкнулась лицом к лицу со своей ранимой самооценкой. Сочетание фантазии и реальности в лаборатории слишком тесно соответствовало моим личным знаниям о том, что я впервые за пятнадцать лет собираюсь начать встречаться в режиме реального времени. Моё замешательство вынудило меня столкнуться с моими самыми частными сомнениями относительно моего собственного потенциала как субъекта для свиданий, и относительно вполне реальной парадигмы «Тебя ожидает одинокая старость».
А вот и отказ: Мэттью решил, что я «скорее не нравлюсь» ему. Ну, конечно же, я знала, что не понравлюсь этому ублюдку, похожему на Макконахи, я и так это прекрасно понимала…
Жизнь сама по себе — отказная лаборатория, которую едва ли мы можем контролировать и которую невозможно покинуть словно какой-либо эксперимент. И хотя доктор Хсу изучает практические варианты лечения, его работа поднимает экзистенциальные вопросы о боли, осознании, защитных механизмах и трансформации; как может или должно выглядеть «нормальное», «здоровое» или «зрелое» отношение к отказам в реальной жизни, и что на самом деле означает оправиться или стать сильнее.
По словам доктора Хсу, нормально и социально приемлемо «сосредоточиться на восстановлении связей с отвергающими вас людьми». И хотя профессор не считает себя эволюционным биологом, он предложил теорию, согласно которой примирительное поведение (самоанализ, лояльность и попытки воссоединения с сообществом) со стороны отверженных индивидуумов может рассматриваться как разновидность адаптации.
«Испокон веков социальная изоляция или изгнание из общества считалось равнозначным смертной казни.... Возможно, вы действительно кого-то обидели, создали конфликт... в таком случае нужно реагировать так: "Я веду себя непозволительно и должен изменить своё поведение"», — заявляет профессор.
Но, по мнению того же Хсу, желание или способность произвести позитивные изменения в своем поведении не всегда доступны, а негативная реакция на отказ весьма и весьма распространенное явление. Видимо, естественный отбор так и не смог избавить нас от негативных реакций: горя, стыда, неадекватности, негодования и гнева. Профессор Хсу собирается выяснить, почему некоторые люди замыкаются, некоторые впадают в депрессию, некоторые начинают принимать психоактивные вещества и алкоголь, а некоторые проявляют агрессию.
Никто не знает, как реагировать на отказ. «Я уверен, что люди, которых часто отвергают, говорят себе: "Все будет хорошо", и в глубине души ты знаешь, что завтра тебе станет легче. Люди, находящиеся в депрессии, не могут выйти за рамки своего текущего настроения и поверить, что завтра будет лучше, потому что у них, вероятно, нет чувства надежды», — полагает доктор Хсу. Мы все ощущаем боль, но каждый по-своему.
«Одно исследование показало, что даже если вас исключат из группы, которую вы презираете (отвергнутыми были члены Ку-Клукс-Клана), это всё равно вызывает негативные эмоции. Удивительно, потому что если вы не хотите быть частью этой группы, то почему вам плохо. Наверное, потому что... социальное отторжение причиняет боль, независимо от того, какая-группа отвергла вас», — рассказал Хсу.
Однако необязательно идти в лабораторию Хсу, чтобы наткнуться на отторжение. Оно встречается повсюду: в отношениях с друзьями, семьёй, соседями и любовниками. Учителя. Работодатели. Комитеты. Кредитные инспекторы. Таможенники. Судьи. Президенты. Отказ связан с тем, преуспеваем ли мы, учимся ли и достигаем ли мы успеха: можем ли мы одержать победу через отказ, который влияет на то, как мы выживаем внутри или вне сообщества?
Лаборатория доктора Хсу — это микромир реальных отказов, поднимающий вопросы, касающиеся не только психологии и биологии, но и права, управления, образования, занятости и искусства. То, что мы знаем об устойчивости к чувству отказа, касается и американских политических дискурсов о возможностях, успехе, справедливости, неравенстве, принадлежности и самопомощи.
Возможно, американский демократический эксперимент — мучительная попытка самосовершенствования. Так много нашей политики и культуры вышло из автобиографии Бенджамина Франклина, превозносящей идеал человека, который сам себя создал: упрямый, трудолюбивый и принципиальный неудачник, пытающийся снова и снова, чтобы добиться успеха.
И даже если идея конкуренции не разделяла мир на победителей и проигравших, отвергающих и отвергнутых, возникает вопрос, кому вообще позволено соревноваться. Томас Джефферсон, провозгласивший права на «жизнь, свободу и стремление к счастью», отклонил претензии на эти права для свыше 600 человек, которые находились в его рабстве. В 2002 году Ассоциация Монтичелло, состоящая из белых потомков Джефферсона, отказала потомкам Салли Хемингс (рабыня-квартеронка, гувернантка и любовница Томаса Джефферсона; результаты анализа ДНК показали, что Джефферсон был отцом одного из её восьми детей — прим. пер.) в членстве, в том числе в похоронах на кладбище Монтичелло. Тогда её родственница Шей Бэнкс-Янг заявила: «Я почувствовала унижение.... Я не хочу быть частью их ассоциации. Я не хочу, чтобы меня похоронили на их кладбище».
Политическая мифология США утверждает, что люди становятся сильнее и выносливее, пройдя невзгоды и отказы. Но та стойкость перед лицом отвержения, которую поддерживали «отцы-основатели», неразрывно связана с узаконенными формами предрассудков, приравнивающими отвергаемых к ленивым, неуступчивым, нездоровым членам общества.
Руководства по самопомощи, терапия, обучение в школах и все наши культурные правила и нормы определяют, является ли наша реакция на отказ адекватной или чрезмерной, разумной или ненормальной. Согласно этим стандартам, наша способность справляться с отторжением зависит от зрелости, стойкости и тяжелой работы по самосовершенствованию: мы преодолеваем это чувство и двигаемся дальше. Но то, что мы называем устойчивостью, обходится огромным материальным, финансовым и психологическим ущербом для тех, кто, не по своей вине, редко или вообще никогда не сможет победить систему, сложившуюся против них.
Некоторым из нас отказывают в доступе к основным правам человека; а некоторым в танце на выпускном вечере.
Мы обсудили с доктором Хсу проблему формирования «здоровых» или «подходящих» реакций на несправедливые и систематические отказы. Они полностью зависят от контекста: никто не должен «преодолевать» сегрегацию! В таких ситуациях надлежащим ответом может быть протест. Движение. Или гражданская война. Существуют и другие способы, кроме как приспособиться к системе, измениться таким образом, чтобы соответствовать произвольным и несправедливым стандартам. Терапевтические и фармацевтические методы против отторжения — это не то же самое, что изменение культуры, использующей социальную изоляцию в качестве стимула для достижения или оправдания дискриминации.
История нашей культуры должна стать лабораторией, пособием по самопомощи, чтобы выяснять права и ошибки отторжения. Отказ представляет собой психическую, эмоциональную оценку самого себя, нужно считаться с тем, хорошо это или плохо.
Мы можем относиться к отказу как к отрезку жизни между Сциллой и Харибдой: с одной стороны — наше тело, мозговые волны, гормоны и очень личные и предсказуемые реакции на отказ; с другой стороны — тела, учреждения или системы, оценивающие нас.
Наша способность лавировать между ними и реагировать на них порой зависит от нас, а иногда — нет: мы существуем не только в наших собственных умах и телах, но также и в истории справедливости, несправедливости и самоуважения, возникающих повсюду в нашей жизни, будь то в лаборатории, в приложении для знакомств или в движении за гражданские права.
Такая вот неоднозначная история.
Оригинал: Gay Mag
Автор: Элисон Кинни
Дата: 4 сентября 2019 года
Перевод: Александр Лоскутов
Редактор: Ника Кияница