- Но вернемся к тому, с чего начали. Что нужно изменить в толковании истории для того, чтобы она действительно стала полем поиска достоверного образа будущего — через достаточно достоверный образ прошлого? Видимо, изменить подход в исследовании. Идти от понимания истории как неизбежной последовательности многих событий, двигающихся с неумолимой зависимостью последующих от предыдуших к пониманию ее как продукт многоуровневого творчества, в основе которого лежит чей-то конкретный замысел. Применить проектный подход к толкованию исторических фактов — и посмотреть, чего получится.
В самом начале мы столкнемся с немалой проблемой: кто конкретно мог осуществлять такого рода проектирование? Даже если сам"проектировщик"вообще не знал слова"проектирование"? Согласитесь: запустить процесс, который будет способен к производству задуманного продукта через столетия (!) — это под силу не каждому. И уж точно такого рода"проектировщики"не светились явно, так что выделить их среди множества современников практически невозможно. Поэтому все наши доводы в этом направлении волей-неволей будут носить гипотетический характер. Примем это как неизбежную поправку к, как сказал бы химик, чистоте эксперимента. С другой стороны, вероятных фигурантов можно достаточно доказательно"обвеховать"исследовательским материалом, дабы снизить эти погрешности. Ценность исследования это никак не снижает.
Вторая проблема будет состоять в том, что термин"проектность"в разных научных школах имеет совершенно разное, порой ортогональное значение. Для нашего типа исследования из множества определений проектности остановимся на том, которое характеризует его как процесс формирования социальных институтов. В этом смысле важно понимать, что подобный процесс может занять не одно десятилетие, и для его"проектировщика"важнее запустить сам процесс, нежели дождаться результата. То есть"проектировщик"должен мыслить достаточно масштабными и протяженными категориями: государство, церковь, династия или знатный род. Тогда в таких проектах появляется смысл. На него есть резон делать ставки.
И еще одно — пожалуй, самое важное. С каких исторических событий следует начинать наше исследование? Ведь от этого в той или иной мере будет зависеть значимость и ценность нашего действия. Проще говоря, понимание полезности предпринимаемой операции. Здесь все более или менее ясно: очевидно, что такими событиями могут быть скорее всего именно те, которые за долгие"сроки эксплуатации"доведены до состояния реальной догмы. То есть те самые, которые"очевидны и не вызывают сомнений".
Начнем с собственно истории. Возникает ощущение, что до восемнадцатого века ее совсем не существовало. То есть ее не писали. Первыми начали Миллер и Татищев. Якобы перелопатив громадное количество архивных материалов , они написали на их основании"настоящую историю России", — которая, кстати говоря, многократно подтверждается европейскими источниками, но совершенно не подтверждается источниками арабскими и китайскими. Возникает вопрос: а не была ли их история продолжением некоего более раннего, но"более европейского"толкования? Ведь в громадном объеме архивного материала без определенных"прописей"обойтись было очень непросто: другой стиль письма, другой алфавит, другое летоисчисление — причем не только годовое, но и месячное . Очевидно, нужны были источники, толковавшие определенные события, подтверждению или опровержению которых могли послужить указанные архивные материалы. И такой источник был! И был достаточно популярен, многократно переиздавался задолго до Петра Первого. Это знаменитый"Синопсис"Иноккентия Гизеля — книга, написанная в совершенно конкретной обстановке и с совершенно понятной целью.
После того, как контрреформация сделала Речь Посполитую впервые в ее истории католическим королевством, общественный статус православного священства резко пошел на убыль: они не имели права на гербы и привилегии, их таким образом интенсивно выжимали из числа шляхетской аристократии. Совместно с греческими священниками, которые в Османской империи точно также были отжаты от реальной власти , они были самым ущемленным классом в своих странах. При этом и у тех, и у других перед глазами были мусульманские и католические священники — игравшие весьма значимую роль в политике и Польши, и Турции. Выход был один: выйти в государственное пространство, в котором правитель был православным — такой страной была Московия. Гизель пишет свою книгу приблизительно в шестидесятых годах семнадцатого века, при этом особый упор делает на том, что у Московской державы и Украины одни истоки происхождения — Киев, его древняя история, прежде всего история христианская — поскольку именно в Киеве русские люди впервые приняли массовое крещение.
Продолжение следует