- Не жилец, - сказала моя бабушка, горестно покачав головой, как бы подтверждая сказанное. Свое предсказание она сделала, посмотрев фотографии нашего 6 «Б» в закрытой группе «Подслушка». Я вздрогнул: «Ну, ты, бабуля, даешь! Про кого это ты так мрачно шутишь?»
- Да про этого, который с краю - тощенького очкарика – ты посмотри, Витюша, какой у него жалкий, обреченный вид. Такие мальчики долго не живут, помяни мое слово.
На душе стало не по себе – бабуля говорила про моего единственного в школе друга – Сеньку Гаецкого. Я, вообще-то человек замкнутый, к тому же с меня всю жизнь сдували пылинки, я был в садике всего 3 дня, после чего на семейном совете решили, что «ребенок со слабым здоровьем не перенесет ужаса социальной адаптации», и меня оставили на попечение бабушки. Поэтому мне было интереснее общество взрослых, и поэтому до пятого класса я ни с кем из ребят не дружил.
Меня пытались побить - с фингалом под глазом или с рассеченной губой я приходил домой несколько раз, вызывая близкое к обмороку состояние у мамы, но все-таки меня оставили в покое. Мне было одиноко, поэтому я гордо уходил из класса после звонка, взяв с собой «Властелин колец», делая вид, что мне пофиг.
Так было до прихода в наш класс Сени Гаецкого. Я помню, что когда он пришел – его сразу приняли в штыки – в нашем классе терпеть не могли «ботанов», а Сеня выглядел, как настоящий «ботан» - в потертом немодном пиджаке и явно в не новых брюках – у нас все пацаны имели стильный «прикид», и школьную форму перестали носить уже в 3 классе. Да еще его огромные очки с толстыми выпуклыми стеклами – из-за астигматизма, как он мне потом объяснил.
Как мы подружились? Сразу – я подошел к нему на перемене и предложил сесть за мою парту. Обычно я сидел один. Он согласился охотно, а после уроков мы пошли вместе домой. По дороге мы перебивали друг друга и захлебывались от радости узнавания общих интересов - у нас были любимыми одни и те же книжки, мы оба ненавидели вареную морковку, и футбольный клуб «Спартак», а болели за наш родной «Зенит». Так мы дошли до его дома.
Мне домой никого приводить не разрешали. К Сеньке же можно было прийти запросто. Там было так интересно - две младшие сестренки, мама, которая нас тут же стала радостно кормить своим фирменным форшмаком и собака Мышка – беспородная крупная дворняжка с печальными глазами, в которых была «вся скорбь еврейского народа», с огромными ушами-лопухами – внутри они нежно розовели – отсюда и кличка. Так мы подружились. Вокруг нас образовалась какая-то Торричеллиева пустота – нас не трогали, считали «крези», что-то вроде «Козлов отпущения». Но мы не обращали на это внимание – «крези так крези», главное, что мы были друг у друга.
И вот сегодня эти бабушкины слова. Я ворочался всю ночь, снились какие-то ужасы: то мы с Сенькой попали в лавину, я смог, падая, зацепиться за куст, а он – нет. То у него пошла кровь из носа, потом - из горла и синяки по всему телу, а потом объявили, что у него острый лейкоз и родители его ищут донора костного мозга. Словом, чушь всякая, и утром я легко отогнал эти мысли - в одиннадцать лет как-то трудно долго тревожиться и зацикливаться на чем-то страшном.
За неделю до этого мы с Сенькой крупно поссорились. Я «поплыл» на «матике», и с надеждой ждал, что он сможет мне подсказать, как решить, в конце концов, эту чертову задачу. А он побледнел от волнения, сжал губы, и отрицательно покачал головой. И не подсказал. Получив двойку, я на перемене подскочил к нему и заорал: «Эх, ты, а еще друг называется? Почему ты мне не подсказал, когда Лири (наша училка по математике) отвернулась?
- Это мой принцип. Я могу помочь, а подсказать – это не помощь, это костылик вместо помощи.
-Сам ты, костылик, ботан несчастный! Предатель!
Ребята в классе радостно наблюдали за нашим разрывом – чем-то их наша дружба злила, слишком мы были, по их мнению, «не разлей вода». А мне через пять минут стало тошно, да и судя по лицу Сеньки – ему тоже. Но из гордости я не подходил к нему, ожидая, что он извинится за свое «предательство».
Первый шаг сделал он – просто подошел и сказал: «Знаешь, я, наверное, был неправ. Прости. Дай пять». Я так обрадовался, дал ему «пять» и подумал, что он – гораздо лучше меня, я бы еще долго мучился, но не смог бы так легко попросить прощения. Особенно, если бы знал, что правота на моей стороне. Все-таки он необычный «чел», мой друг Сенька! И почему-то опять всплыли в памяти слова бабушки.
Сегодня нас отпустили рано - заболела училка по «обществу» и мы радостно высыпали во двор школы – было тепло и солнечно, настоящее «бабье лето». Никому не хотелось идти домой, и кто-то из ребят предложил сыграть в прятки. Я спрятался в подвале, а Сенька залез под одну из школьных скамеек. А в этот момент старшеклассники стали кидаться палками друг в друга. Остались после занятия гимнастикой во дворе. Они весело хохотали, палки со свистом летели мимо. Кто-то из наших ребят, кто был «водой», объявил: «Сенька Гаецкий, вылезай, я тебя вижу под скамейкой». И Сенька вылез. Мы ничего не успели сделать – даже крикнуть, остроконечная палка вонзилась ему прямо в висок. Он упал как подкошенный. Тут истошно закричали девчонки: «Скорую, помогите!» Приехала бригада скорой помощи, Сеньку погрузили на носилки. Он был бледный как бумага. Мы в растерянности остались во дворе. Никто не мог произнести ни слова. Потом все бесшумно разошлись.
Я помчался к Сеньке домой, сестренки сказали, что его родители уже в больнице. Мы сидели перед оперблоком с его папой и мамой до позднего вечера. И я все вспоминал слова бабушки. Ну почему, почему случилось это ужасное совпадение – наши прятки и метание палок? Может быть, будь у Сеньки нормальное зрение, он бы смог краем глаза заметить какое-то движение в воздухе и успеть, как-то сгруппироваться или присесть? А он, как все сильно близорукие люди, был немножко «тормозом».
После операции Сенька прожил еще месяц. Но так и не пришел в сознание. Так я потерял единственного друга в школе.
Друзья, ставьте лайк, если статья понравилась!
За подписку - отдельное спасибо!