" Боль и слава " Сальвадор М алло(Антонио Банде рас) накрывает глаза и уходит. Знаменитый испанский кинорежиссер Сальвадор сошел с ума. Он в глубочайшей депрессии, и его тело, кажется, совсем сдалось собственным нездоровым, его нездоровой спине, мигрени, астме и припадкам ужасного, загадочного удушья. Когда друг дает ему покурить героина, Сальвадор с радостью зажигается и теряется. Его ворчащие боли водимовен уступают пространство образам из детства, идиллиям, какие ясно освещают экран, как маяки в тумане.
История памяти и творчества, юности и ее утраты, " Боль и слава " кружит кругом идеи художества как само создания. Стремительное явление - то, что толкает Сальвадор и кинофильм вперед - это показ раннего триумфа, кинофильма 1980-х годов под заглавием " Сабор ". ( Его плакат подходит альмодоварианскому: земляничный язык, облизывающий его сочные красные губки). Нелегко глядеть кинофильм, Сальвадор обращается к одному из собственных артистов, Альберто( asiaer etxeandia), дебютировавшем
" Боль и слава " Сальвадор М алло(Антонио Банде рас) накрывает глаза и уходит. Знаменитый испанский кинорежиссер Сальвадор сошел с ума. Он в глубочайшей депрессии, и его тело, кажется, совсем сдалось собственным нездоровым, его нездоровой спине, мигрени, астме и припадкам ужасного, загадочного удушья. Когда друг дает ему покурить героина, Сальвадор с радостью зажигается и теряется. Его ворчащие боли водимовен уступают пространство образам из детства, идиллиям, какие ясно освещают экран, как маяки в тумане.
История памяти и творчества, юности и ее утраты, " Боль и слава " кружит кругом идеи художества как само создания. Стремительное явление - то, что толкает Сальвадор и кинофильм вперед - это показ раннего триумфа, кинофильма 1980-х годов под заглавием " Сабор ". ( Его плакат подходит альмодоварианскому: земляничный язык, облизывающий его сочные красные губки). Нелегко глядеть кинофильм, Сальвадор обращается к одному из собственных артистов, Альберто( asiaer etxeandia), дебютировавшему зрителю с опасными повадками и повадками, связанными с черепами. Мужчины не говорили годами, но погружались в тернистую близость, практически семейную, толкали и тянули друг за ином, собирая старые струпья.
Экран преобразуется в мягенький фарс, но в Сальвадоре кое-что будоражит, поджигая маленький пожар. Улыбающееся лицо погибели висит над " Болью и славой ", но скоро выясняется, что самая изнурительная неувязка Сальвадора содержится в том, что он человек без желания. Он один и издавна не снимался в кино, а новейший не возникает на горизонте. Тем не наименее, покуда он бездельничает, его свобода к творчеству - мечтать, распределяться историями, драматизировать - остается нетронутой. Вотан из талантов Альмодовара - его трансформационное, практически алхимическое внедрение тупых идей, то, как он выстраивает грубые жесты, как в грозной сцене с режущими ножами и кровью, как триллер. Эмоции тут все еще жгут, а цвета светятся, как светофоры, всплески красного и зеленого стоп-сигнала, и кинофильм поражает собственной красотой, как и хоть какой иной кинофильм Альмодовара. Но повествование роскошно структурировано, а не свернуто, и его тон созерцателен, а не сумасшедший, как ежели бы он отказался от громкости. Многое проистекает в " Боль и слава"элементарно не ритуально и не в максимальном объеме. Все это произносит о том, что когда вы в первый раз зрите Сальвадор на дне голубо-голубого водоема, он сидит на сидячем месте, не двигаясь, и тяжко, как кинутый якорь. Похоже, он медитирует, но снова же, возможно, утопает. Во всяком случае, выпал и его неловкая длительность вы сможете ощутить себя нервозно, полагая от секунд формируют чувство нарастающего беспокойства. Сальвадор смотрится таковым уязвимым благодаря собственному практически обнаженному акимбо и рукам, что на его теле был нанесен броский шрам. Продолжайте находить, и он упоминает иконографические образы Иисуса как скорбящего человека.
Это введение может потопить наименее одаренного режиссера, но Альмодувар - виртуоз зыбучих смен и скоро обрезает маленького мальчика у реки, где дамы стирают одежду и разрушают мелодичные песни. Светлая, колоритная и мерцающая красотой, она является первой в серии сцен из детства Сальвадора, разбросанных по всему кинофильму. Взятые совместно, они формируют тоскливый, эмоционально броский контрапункт одинокой и грозной одиссеи зрелого Сальвадора. И желая они смотрятся как воспоминания, они поближе к идеализированным мечтаниям, чем к необработанным воспоминаниям.( Асье Флорес играет Сальвадор, когда ему возле 9 лет; Пенелопа Круз поджигает экран как его мама, Хасинта.) Жанр для себя, Альмодувар продолжительно черпал воодушевление из своей летописи для собственных кинофильмов, более разумеется, с ключевыми богатырями, какие являются режиссерами.( Он именует " Боль и известность " заключительной долею триптиха, который подключает " Закон желания " и " Плохое образование "). В кинофильме " Боль и известность " дом Альмодовара в Сальвадоре скрашивают двойники; Бандерас перемещает некие режиссерские наряды и владеет волосы и бороду со схожим узором. Эти дразнящие биографические жесты стирают граница меж реальностью и репрезентацией, но глядеть этот кинофильм как исповедальный было бы глупо. Меланхоличное пребывание Бандераса и утонченное, замысловатое выполнение прибавляют глубину и напряженность эмоций, поэтому что он черпает из Альмодовара настолько безукоризненно и смотрится отжатым, с маленькой лихорадочностью даже в их последнем сотрудничестве, Сальвадор смотрится как человек в отступлении. Он был бы фигурой чистого пафоса, ежели бы не было светло, что Сальвадор в том же духе мучается от острого тщеславия. Когда друг узнает, что он станет делать, ежели не станет снимать киноленты, он произносит: " Живи, я думаю"скоро опуская и поднимая глаза, как артист (или кокетка) испытывает реакцию на линию убийцы.