См. начало
В конце августа Малышу исполнилось два месяца, а в начале сентября мне надо было ехать в город Киренск учиться в шестой класс. Как Малыш будет здесь без меня? Как я буду в городе без моего верного Малыша?
Настал день моего отъезда. К берегу подошёл пассажирский теплоход «Заря», на котором я должна была ехать в город. Вся деревня толпой пошла к причалу, чтобы проводить учеников, уезжающих в школу. Вместе со всеми шагал и мой Малыш. Он шёл за мной, как обычно, след в след, не отставая ни на шаг. Понимал ли он в тот момент, что через несколько минут нам предстоит расставание? Подсказывало ли ему что-нибудь его преданное лошадиное сердце?
Вместе с другими пассажирами я зашла в «Зарю». Малыш стоял спокойно. Он ждал. Ему было не привыкать ждать свою хозяйку у крыльца магазина, у дверей своего дома, когда она выйдет, угостит чем-то вкусным, наденет на него красивую уздечку и поведёт на зелёные луга или чистую речку.
- Сейчас она сделает там свои дела и выйдет обратно, - наверное, думал он, - у неё всегда много каких-то дел, а у меня только одно дело: ждать её. А потом весело шагать вслед за нею. Но, что же происходит? Этот плавучий дом уже отходит от берега!? Он увозит куда-то мою девочку - маму!?
Малыш тревожно и призывно заржал, но его зов остался без ответа. Теплоход продолжал удаляться от берега.
Мне, вошедшей в «Зарю», тоже было не сладко. Я прильнула к окну и, не отрываясь, смотрела, смотрела на моего верного друга до тех пор, пока изгиб реки не скрыл с поля зрения наш деревенский берег, толпу людей и моего Малыша, которого я приручила. По моим щекам текли слёзы.
Люди, проводив «Зарю», помахав на прощание уезжавшим, стали не спеша расходиться по своим делам. Малыш уходить не хотел. Он долго стоял на берегу, ещё надеясь на чудо, и ждал, когда плавучий дом, который увёз его девочку, вернёт её обратно. Наконец, взрослым удалось увести его домой.
Мама писала мне письма, и в каждом письме старалась сообщить какие-то забавные новости о моём жеребёнке. Хотя между строк читалось, что Малыш тоскует, чувствует себя одиноким и неприкаянным.
На следующее лето Малыш уже гулял самостоятельно недалеко от дома. Понимая, что моему жеребёнку надо научиться жить среди себе
подобных, в летнее время я не раз пыталась пристроить его в деревенский табун. Приведу его и наблюдаю, как он чувствует себя среди лошадей. А хорошо ему было только тогда, когда рядом была я, его девочка-мама. Однажды мне показалось, что Малыш немного освоился среди своих. Тогда я тихонько, крадучись, прячась за кустами, стала удаляться прочь от табуна. Но Малыша не проведёшь. Он уже потерял меня, тревожно заржал, настороженно прислушиваясь и осматриваясь вокруг. Наконец, увидел, радостно подбежал, ласкаясь, как будто говорил:
-Почему ты спряталась? Мне без тебя плохо. Не оставляй меня!
Малыш был саврасой масти. Его туловище было грязно-жёлтым, а грива, хвост и ноги были тёмного цвета. От гривы до хвоста по спине Малыша проходила ровная тёмная полоса. На скакательных суставах едва заметные тёмные полоски, как у зебры. Однажды я прочитала в книжке, что такую масть, как у Малыша, имел предок лошадей тарпан. Эта схожесть с прародителем всего лошадиного племени придавала Малышу особую значимость и возвышала его в моих глазах.
Для моих односельчан Малыш не был ни тарпаном, ни какой-то особенной лошадью. Они видели в нём неуклюжего, взъерошенного, непригодного к работе инвалида. Но для меня он был самым красивым, самым умным и дорогим. Я старалась сделать всё, чтобы он выглядел как можно лучше. Мыла его, вычёсывала, красиво подстригала гриву и хвост.
Шила из маминых поясков уздечку, украшала её красивой вышивкой и надевала на своего Малыша. Потом ему была куплена настоящая уздечка. В городе я присматривала какие-нибудь украшения для его сбруи. А однажды папа разрешил на время надеть на Малыша дорогую уздечку из кожи. Когда Малыш подрос, односельчане вынуждены были признать, что благодаря моим стараниям он действительно стал ухоженным, гладким и красивым.