Русская военная история полна эпизодами славного взятия вражеских городов и крепостей: от Саркела и до Плевны, от Кашлыка и до Берлина. Но в середине XVII века, по воле непростых исторических обстоятельств, такой цитаделью для русских воинов стал Спасо-Преображенский мужской монастырь на Соловецких островах — одна из самых чтимых и уважаемых во всем мире православных обителей.
Осада монастыря растянулась на восемь лет, с обеих сторон погибли сотни людей. Как же такое могло произойти? Почему смиренные монахи стали вдруг яростными мятежниками?
«Книжная справа» и прочие «новины»
Главной причиной Соловецкого восстания стали реформы Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Никона в 1650-х годах. При поддержке царя Алексея Михайловича и предстоятелей других Поместных Церквей он постарался привести богослужение Русской Церкви в соответствие с греческими образцами.
Двоеперстное крестное знамение заменили трехперстным, направление крестного хода поменяли с «послонь» (по часовой стрелке) на «противосолонь» (против часовой стрелки), возглас «Аллилуйя!» за Литургией из «сугубого» (двухкратного) стал «трехгубым» (троекратным). Наконец, последовала «книжная справа»: стало другим написание многих слов в церковных книгах («Иисус» вместо «Исус», «Рождество» вместо «Рожество», «протоиерей» вместо «протопоп» и т.д.). Даже Символ Веры подвергли некоторой редакции.
Наверняка даже верующему читателю эти реформы (или, как говорили в XVII веке, «новины») сейчас не покажутся принципиальными. Однако для людей того времени обрядовая, внешняя сторона церковной жизни была особенно важной. Нововведения многими трактовались как необратимая катастрофа, лишившая Церковь ее спасительной силы; начали поговаривать даже, что Патриарх Никон — это «пророк антихриста», подчинивший себе волю царя.
Нам, живущим в веке ХХI, очень важно понимать здесь исторический контекст. Очевидно, что в народном сознании церковная реформа стала в один ряд с общей непопулярной политикой государства в середине XVII века: закрепощением крестьянства, усилением налогового гнета, ограничением казачьей вольницы. Наконец, в это же время (1650-е годы) на Русское царство обрушились вызванный неурожаями голод и эпидемия чумы. Оттого неудивительно, что общество охватили протестные и эсхатологические настроения: проповедники «старого обряда», вещавшие о наступлении «последних времен», скором конце света и захвате антихристом официальной Церкви, без труда находили себе благодарных слушателей.
Острова старого обряда
Защитников «старого обряда» было много, но светские власти и церковное Священноначалие считаться с ними не собиралось. И даже лишение Патриаршего сана поссорившегося с царем Патриарха Никона не означало отмены его реформ. В 1667 году Большой Московский собор анафематствовал старообрядчество: иными словами, те, кто осуждал реформы, для официальной Церкви становился страшными грешниками, а для государства — опасными преступниками.
Спасо-Преображенский мужской монастырь уже успел к тому времени зарекомендовать себя как один из главных центров сопротивления «новинам». Известно, что еще в 1656 году настоятель архимандрит Илия категорически запретил использовать в богослужении книги нового образца, специально присланные из Москвы: «непрошеные подарки» заперли под замок в одном из помещений обители. А на уже упомянутый Большой Московский собор соловецкая братия отправила целую серию писем в защиту «старого обряда».
Ответ на них столица дала своеобразный: на Соловки летом 1667 года отправили нового настоятеля вместо уже покойного Илии — лояльного реформам архимандрита Иосифа. Однако соловецкие монахи и послушники его не признали: удостоверившись, что отец Иосиф признает «книжную справу» и другие нововведения, насельники монастыря попросту выставили его за стены обители, заявив о полном неприятии «новин». Новым настоятелем братия избрала престарелого архимандрита Никанора, решительного сторонника старообрядчества.
Бунт стал открытым: до конца года последовали указы царя Алексея Михайловича о лишении монастыря земельных вотчин и прекращении подвоза хлеба, а к мятежной обители стали стягиваться отряды стрельцов.
Несмиренные монахи
Так почему же на Соловках решились на открытое сопротивление? Прежде всего, надо понимать, что Спасо-Преображенская обитель к середине XVII века представляла собой особую «монашескую республику».
Многие поколения ее насельников привыкли выживать в отдаленном от исторического центра страны месте с суровыми климатическими условиями. Поэтому неудивительно, что соловецкий монастырь находился на особом положении в системе тогдашнего и государственного, и церковного управления. Де-факто, обитель и подчиненная ему территория (собственно Соловецкие острова, всё Поморье от Онеги до Кольского полуострова) являлись чем-то вроде автономной области. Несмотря на северный климат, монастырь представлял собой процветающее с экономической точки зрения хозяйство. У Спасо-Преображенской обители были обширные земельные угодья, здесь ловили рыбу и занимались ремеслами. Наверняка это пробуждало у насельников еще большее чувство самодостаточности по отношению к государству и Священноначалию.
Вдобавок ко всему, далекие от обжитых мест Соловки исторически манили к себе людей, мягко говоря, неспокойных, которым, по тем или иным причинам, надо было найти убежище от официальной власти; как тут не вспомнить народную песню «Было двенадцать разбойников…», где грозный Кудеяр-атаман становится «честным иноком Питиримом»! К бывшим бандитам, беглым крепостным и стрельцам-дезертирам в 1650-е годы добавилась новая категория — проповедники «старого обряда», окончательно настроившие соловчан против реформ Патриарха Никона.
В социальном плане насельники Спасо-Преображенского монастыря представляли собой весьма взрывоопасную смесь. И всё это усугублялось тем, что на Соловках обращаться с оружием умели многие, а оружия этого (вплоть до артиллерийских пушек) вместе с боеприпасами было немало. Из-за напряженных отношений со Швецией русские власти рассматривали монастырь на островах как возможный оборонительный форпост и потрудились обучить монахов и послушников военному делу, обеспечив всем необходимым. Как выяснится позже — себе во вред.
Несбывшиеся надежды на мир
Осада Спасо-Преображенского монастыря началась в мае 1668 года, но до сентября 1673-го активных действий, по сути, не велось.
Первоначально карательный отряд насчитывал немногим более ста человек (при том, что обитель защищало не менее 500 монахов и мирян). У стрельцов не было достаточного количества оружия и боеприпасов, и командовал ими не военный, а стряпчий (чиновник средней руки) Игнатий Волохов. По-видимому, на тот момент власти либо недооценивали мятежный дух соловецких монахов, либо не могли собрать достаточное количество людей для подавления восстания (в конце концов, в эти же годы в южной части страны шла крестьянская война Степана Разина), уповая на мирное решение соловецкого конфликта. Волохов несколько раз пытался убедить монахов принять «новины» и сложить оружие, но успеха не снискал.
Почему уже осажденная обитель не собиралась сдаваться? Во-первых, сочувствовавшие мятежникам местные жители-поморы не прекращали снабжать монахов продовольствием. Во-вторых, на Соловках и так были заблаговременно накоплены солидные запасы всего необходимого. В-третьих же, скромные возможности правительственных сил давали им возможность вести блокаду (притом весьма несовершенную) только летом, а перед наступлением долгих северных зим Волохов и сменивший его воевода Иевлев уводили своих людей на материк.
Положение изменилось только в сентябре 1673-го. Царское правительство, по-видимому, осознало, что сам по себе Спасо-Преображенский монастырь не сдастся. Численность карательного отряда была несколько раз увеличена (до почти полутора тысяч стрельцов), а командование поручили более энергичному воеводе Ивану Мещеринову с ясным приказом — «воровство и мятеж искоренить любыми мерами». Переговоры и «перерывы на зиму» ушли в прошлое.
Цена одного предательства
В 1673–1676 годах на Соловках шли уже активные боевые действия.
Войска Мещеринова наступали, осажденные — держали оборону, обстреливали правительственные силы из пушек. Те, в свою очередь, окружили непокорный монастырь сетью земляных укреплений, проводили вылазку за вылазкой, долгое время терпя одни лишь неудачи.
Тем не менее, лоялистам удалось нанести удар по моральному единству защитников Спасо-Преображенской обители. Внутри них образовались свои «фракции» сторонников мира и продолжения восстания. За «почетную капитуляцию» высказывалось большинство монахов-священников, за сопротивление — большинство мирян, среди которых тон задавали примкнувшие к осажденным уже по ходу мятежа ветераны разинской крестьянской войны во главе с неким Самуилом Васильевым («Самко-сотником»).
Соловецких «ястребов» поддерживал сам архимандрит Никанор, и в январе 1675-го они добились того, что было решено отныне не поминать за Литургией «царя-ирода». Это решение стало настоящим шоком для большинства священнослужителей: они начали перебегать к осаждавшим, безропотно соглашаясь принять «новый обряд».
И один из этих переходов стал роковым для мятежников. Эфиальтом для «соловецких Фермопил» стал монах Феоктист: оказавшись в стане недавних врагов, он подробно рассказал Мещеринову о тайном ходе в обитель и времени смены караулов у бунтарей, когда их лучше всего можно застать врасплох. План перебежчика сработал: в ночь на 29 января 1676 года (по старому стилю) Спасо-Преображенский монастырь был, наконец, взят. Интересно, что сам «царь-ирод» — Алексей Михайлович — об этом так и не узнал: он скончался в далекой Москве буквально в тот же день.
Сразу после падения Соловков каратели начали суровые расправы над мятежниками; немедленно были казнены «светский» и «духовный» лидеры восстания — архимандрит Никанор и Самко-сотник, та же участь ждала их близких соратников. Казни продолжились и в последующие дни. В старообрядческой литературе вообще принято утверждать, что правительственные силы в Спасо-Преображенском монастыре уничтожили от 300 до 500 восставших, и лишь четырнадцати участникам обороны Соловков удалось пережить эти трагические события — их отправили жить в другие отдаленные российские монастыри.
***
Соловецкое восстание стало «лебединой песней» неспокойного XVII века в российской истории: после него столь значимых социальных выступлений не будет еще многие десятилетия. Активное же участие в нем православного духовенства делает это событие совершенно уникальным и беспрецедентным, хотя, на взгляд автора, в значительной степени оно было вызвано социально-политическими, а не собственно духовно-религиозными причинами.
С другой же стороны, эти трагические страницы из прошлого нашей страны задали тон для государственной политики по отношению к старообрядцам: еще несколько десятилетий (вплоть до воцарения Петра I) они будут отверженным и преследуемым со всей строгостью меньшинством. Но память о стойкости «соловецких мучеников» будет жить среди их единомышленников многие века.