ПЕРВАЯ ЧАСТЬ
Архив за пол века у меня, можно сказать немалый,
антресоли забиты папками, бумаг полно и в тумбах истола. А дома у нас, в Загора, перед войной была на чердаке большая корзина, с книгами привезенная из Одессы.
В ту корзину за нескорой надобностью, ложились письма от зарубежных братьеви иностранного дяди. В партизаны мы пошли семьей, схватив только необходимое, да и то далеко не все.
Правда, свои рукописи я заранее закопал в дубовой бочки в соседней деревне, в сарае двоюродного брата.
Только это и уцелело, потому что от корзины на чердаке не осталось следа.
В конце сорок девятого года, под нажатием подозрений и клеветы вокруг моего бегства из плена "социального происхождения", испугавшись худшего.
Мы с Мишей пересмотрели то, что во время оккупации закопали. Кое-что еще пришлось сжечь, чтобы «в случае чего излишне не усложнять биографию.
Да, конечно. Я уже не раз пожалел, что мы тогда так сделали. По большому счету, можно было снова скрыть это где-то до лучших времен. Да кто ж его так уж надеялся? A у страха глаза велики.
Довоенная переписка не сохранилась. Сохранились семейные фотографии,сестер, братьев и родственников по разным деревням и городам.
Начну я с дореволюционной фотографии.
Нижняя половина снимка наискосок оторвалась и пропала. Знакомый фотограф переснял ее так, как будто она с таким обрывом была задуманна. На уцелевшей половине - отец и оба старшие брата, позже, ставших иностранцами.
Отцу - сорок четыре. Он посередине. Обнял в поясе старшего, стройного-высокого пятнадцатилетнего Володю.
Меньшего отец называл по-городскому Игнашов. Меньший или добровольно, или по удачной подсказке фотографа обнял обеими руками отца левую руку, на локтевом сгибе, слегка прислонившись к этой крепкой и хорошей руке с чуть ли не детским еще, чистым, серьезным выражением лица.
Подросток четырнадцати лет.
- Улыбка у меня. От того, что недавно рассказывал племянник Шура, Игнатов единственный сын, на шесть лет моложе меня . Со слов отца вспомнил он, как два выпускника местного училища, пошли в Одессе на знаменитый базар Привоз, там купили «синих», баклажанов, очень уж вкусных на вид, отведали иx на ходу, и тайком плевались.
На парнях строгие темные гимнастерки, широкие ремни с соответствующими пряжками. С какими «символами» на них и чья это форма - уже и спросить не у кого. Все мои знакомые, что в разное время учились в городе, ушли в вечную память.
- Снова отклонение у меня. В одно время с нашими учился Владимир Жилко, в зрелости - талантливый поэт , а также сталинский осужденный. Над страницами книги о его жизни и творчестве мне приятно и печально думалось. Иснова вот думается, что они, подростки из Загора и Макашов, снюхались и дружить начали ...
A главное, что, глядя на оборванный снимок, представилось, так это взаимное счастье: парнем иметь такого отца, а ему - таких сыновей.
На гимназическом «Свидетельстве» за шестой класс, присланном в этом году мне из архива одесского сельгасинститута, можно предположить, что Володя литературу любил.
Между двух «хорошо» и девяти «удовлетворительно» гордо возвышается одно «отлично» - по русскому языку и словесности. Однако большим книголюбом мне видится Игнат.
Потому что и стихи его, юношеские и поздние я читал, в переписке нашей с ним в 1944-1960 годах бывала речь о литературе. У него - Достоевский, о! «А вы, инженеришки человеческих душ, мелко плаваете».
И непосредственно говорили мы с ним о любимых книгах в летние дни сорок шестого года, когда он со своим Шурой, студентом, недавним офицером-фронтовиком, гостил у меня в Минске у деревенских родственников.
Со снимка мне представилось, что парень, который обнимает отцовскую руку, что именно он просит у нашего папы денег на то полное собрание Жуковского, который позже и мне дал немало высокого наслаждения.
Просит, хорошо зная, что отказа не будет, как никогда не было. А отец дает, как давал и будет давать, с той счастливой гордостью, которую мог знать сын потомственного «дворового» мужика, что так счастливо выбился в люди: проводник первоклассных вагонов! ..
И еще одно, уже совсем свое, тогда мне почувствовалась - жалость, что на мою долю дружбы с отцом пришлось так мало ...