тНе отпирайтесь. Я прочел
Души доверчивой признанья,
Любви невинной излиянья;
Мне ваша искренность мила;
Она в волненье привела
Давно умолкнувшие чувства
А.С. Пушкин. Евгений Онегин
Собственные плохие стихи мучают сильнее больных зубов. Но без стихов накатывает на душе такая муть, что хочется вычеркнуть весь мир из своего сознания. Уж лучше мучиться и вычёркивать плохие строки.
Я снова в своём городе. Только он уже немного не мой. Он отдаляется, становится всё больше чужим. Я снова встречаю девчонок из «Прелестинки», Галину Ивановну. Но девчонки растут, становятся другими. И мне уже странно, неужели это они, те дети, кого я знал раньше? Галина Ивановна в заботах. Два коллектива, костюмы, концерты, репетиции. Мне так хочется, чтобы она немного остановилась, подумала о себе. Жизнь проходит, а потом новых танцев и танцоров не остановим. Неужели только в этом и жизнь и смысл?
Вова, Настя, Жека – мои друзья. Они рады встрече. Мы говорим, много говорим. Но всё мне кажется не о том, не о главном. А что главное? Мне кажется, что я всех обманываю, подстраиваюсь под всех под их язык, взгляд на мир. И, вроде бы, внешне, всё выглядит прекрасно, а на душе такая тоска. Никак не могу оторваться от своего прошлого, от своего города. Но и город и люди в нём уже другие, я уже не могу быть полностью с ними. Внутренний диссонанс, дисгармония…
Позвонил Алёне, как приехал. Она писала, что очень ждёт меня. Но по телефону её голос звучал так, и говорила она в такой манере, как будто она смутно представляет, кто я такой. Я даже засомневался, с тем ли человеком я говорю.
Деньги улетают с безумной лёгкостью, словно я даю взятки судьбе, чтобы она отстала.
Вике нет сил позвонить, знаю, что буду говорить с ней просящим, умоляющим голосом. Бегу от боли влюбленности, натыкаюсь на желание быть с кем-то рядом.
Знакомые спрашивают, чего я добился. Ничего.
Спрашивают, вернусь ли я. Не знаю.
Не женился ли я. Нет.
Видел ли я знаменитостей. Людмила Георгиевна давала совет: никогда, Серёжа, не рассказывайте, что общались с великими. Вам это ничего не прибавит. Я и не рассказываю.
Моя единственная – литература. Мой морфий. Моя грёза. Моя сиделка. Единственный здравомыслящий собеседник. Не предаёт, не отнимает, не требует. Очевидность же потакает лжи.
И всё же я откликаюсь на приглашение Алёны. Я еду к ней в село. Огромные снега. Тайга вокруг и горы. На заборах невероятной величины шары и волны снега. Дома укутаны по самые крыши. Звенящая тишина на окраине. Где собственно и стоит дом Алёны. Её мамы, дяди Вити и бабушки. Трёхэтажный. Ещё не достроенный, поэтому все живут в небольшой кухоньке отдельно стоящей. Но мне разрешают поселиться в доме. На втором этаже, там прямо на досках матрас и лампа. Это здорово. Главное тишина и покой.
Мы ведем долгие беседы с Алёниной мамой Евгенией. Душа моя постепенно оттаивает. Мне не надо притворяться. Сначала вся горечь и желчь выходят из меня со словами о мироустройстве. Потом мой цинизм выходит вместе с потом в баньке. Мороз такой, что когда я иду от предбанника к кухне, мои длинные волосы успевают примёрзнуть к куртке, и я понимаю, что чувствовал Гулливер, когда лилипуты привязали его к земле за волосы.
Дядя Володя бывший военный. Похож на пожилого киноактёра. Он на пенсии и строит дом. Работает в мастерской столярной в подвале. Там приятно пахнет стружкой и лаком. Один на один он говорит мне: «Она (это про Алёну) навоображала себе тебя. Будь с ней деликатнее. Не принимай всё за чистую монету». Я благодарю за совет.
Алёна всё называет меня на вы. Мы гуляем по сугробам. Ходим к реке. Отсюда видно высокие скалы, там над ними где-то стоит роддом, где я родился. Да, вот такое удивительное совпадение. А вы верите в знаки? Я нет. Я уже мало во что верю. Но мне приятно, что в меня влюблены.
«Когда бы жизнь домашним кругом Я ограничить захотел; Когда б мне быть отцом, супругом Приятный жребий повелел; Когда б семейственной картиной Пленился я хоть миг единый, — То, верно б, кроме вас одной Невесты не искал иной».
Вечерами она приходит ко мне на второй этаж с чаем. Мы беседуем при свете лампы. А когда в селе отключают свет (снег рвёт провода). Мы говорим при свечах. Алёна рассказывает свою жизнь. Как была страшно влюблена в одного человека. А он совершил преступление. Кого-то там ограбил с друзьями. Как она молчала у следователя, а вернее, наоборот, создавала любимому алиби. Но всё напрасно. Любимого всё равно кто-то сдал. А он почему-то решил, что эта она. И он, и его друзья, и друзья его друзей, объявили ей бойкот. Теперь она в селе изгой. Ей нельзя просто так пройти по улице, на неё бросают косые взгляды и неприятные слова вслед. А она ни в чём не виновата, она наоборот хотела защитить своего любимого. А он уже ходит с другой. Обнимает её специально у Алёны на глазах. А ей смешно.
Конечно, сначала она очень переживала, ни есть, ни говорить не могла, но потом отошла, поехала в город поступать. И там встретила меня, увидела в тот знаменитый миг, когда ела суп. И теперь ей ничего не страшно и не нужно, только бы я вот так сидел возле неё и слушал. Можно ли так просто признаваться мужчине? Можно ли всё про себя говорить в глаза и не бояться? А чего бояться, ей теперь некуда деваться, это больше, выше её сил. И притворство не поможет. Теперь ты всё знаешь, тебе решать и делай что хочешь.
«Но я не создан для блаженства; Ему чужда душа моя; Напрасны ваши совершенства:
Их вовсе недостоин я. Поверьте (совесть в том порукой), Супружество нам будет мукой. Я, сколько ни любил бы вас, Привыкнув, разлюблю тотчас; Начнете плакать: ваши слезы Не тронут сердца моего, А будут лишь бесить его».
Чего я боюсь? Я же всегда этого хотел. Длинных ресниц. Тёмных голубых глаз. Тонких, почти прозрачных пальцев. Ямочки на щеках. И такое чувство, которое, кажется, ничем нельзя уничтожить. И то, что я сейчас переживаю, разве это не самое волнительное и острое, что было в жизни? Она ничего не требует. Она всегда улыбается. Она любит танцы. Она знает мои стихи наизусть (даже я их не знаю).
И все же правы её мама и дядя Володя, что упрекают Алёну за простодушие, нельзя так мгновенно заявлять о своих чувствах. Или мы не правы? А только так и надо, ощутил трепет в груди и ну его вывалил на объект его, этот трепет, вызывающий. А чего таиться и копить в себе?
Зачем тянуть, если голос внутри всё уже решил. Зачем скрывать, если скрыть всё равно невозможно, и чтобы скрыть надо вести себя неестественно и лгать? У меня всегда было подозрение, что настоящее проявляется мгновенно. Я вижу в ней себя, свои мысли и чувства в девятнадцать лет. Так чего же я боюсь? Себя.
Мы вернулись в город вместе. Не расстаемся неделю. Ходим, держась за руки. Алена говорит, что подруги сказали ей, что я брошу её через три дня. А некоторые перестали разговаривать. Странно.
Алёна говорит, что думает. Мир становится рядом с нею открытым и весёлым. Людмила Георгиевна сказала, что я зря морочу девочке голову, что моя судьба идти по жизни одному. Это путь настоящего писателя.
Только Галина Ивановна заявила, что Алёна именно тот человек, который мне нужен. Я их познакомил. Г.И. позвала Алёну в «Ангелы».
30 января. Сегодня у Саши Т. (композитора) день рождения. Но я не пошел. Жду Алёну. Она сказала, что пойдет на репетицию. Но вот я вижу дома её танцевальную форму. Кстати, Алёна теперь живёт у меня. Съехала от подруги. Хочу, чтобы мама приютила мою девушку. Мама не против, вдвоём веселее. И вообще, всё неплохо складывается, только что-то нет Алены, куда она пошла, если не на танцевалку?
Пришла, наконец-то. Объяснила: гуляла по городу, не хотела меня расстраивать. Потому что решила не ходить на танцы. Когда-то занималась шесть лет, пришлось бросить, не хочет теперь снова привыкнуть и потом второй раз переживать. Говорю, зачем же переживать, не бросай и всё. Молчит. Чуть не поссорились в первый раз. Непонятно почему.
31 января. Короток зимний день. Сегодня мама ушла в гости и мы остались одни. Алёна спит. Умаялась за эту неделю. Лекции, танцы, я. Я ощущаю счастье. Остро. Как человек, наконец-то сбросивший тяжёлую ношу, скафандр. Я могу дышать с ней свободно. Я вспоминаю рядом с нею все забытые слова: нега, истома, слабость. У Алёны редкий дар – она не боится наслаждаться. Она идёт навстречу моим желаниям, как навстречу летнему утру. Наша близость похожа на мыльные пузыри. Столько простой радости из-за пустяка. Её тело, как звёздное небо, можно рассматривать бесконечно. Она отзывчива, как колокол, стоит только раскачать язык – можно без усилий звонить и звонить. Мы целуемся так часто, что болят губы. Но она всё равно выпрашивает у меня поцелуи. Она мечтает вслух, а я осторожничаю. Я знаю, что судьба подслушивает и готовит сюрпризы.
© Сергей Решетнев