Начнем с размышлений над вопросом, который где-то двести лет назад в гостиных Милана начал мучать Стендаля, переполненного впечатлениями от салонных обсуждений все новых безумных историй любви (тридцатисемилетнего ветерана русской кампании Наполеона, начинающего писателя):
Существует ли какой-нибудь общий закон,
устанавливающий различные стадии любви? —
задумывался Стендаль.
Стендаля постоянно записывают в ряды классификаторов различных видов любви. На самом деле его главным открытием является выделение в динамике любви семи закономерных стадий. Относительно четырех видов любви Стендаля (любовь-страсть, любовь-влечение, любовь-вожделение, любовь-тщеславие) он сам говорит, что «вполне возможно допустить восемь или десять разновидностей ее. <…> Но различия в номенклатуре ничего не меняют в дальнейших рассуждениях».
Тем не менее следует отметить, что в этой нестройной классификации присутствуют две яркие противоположности: любовь-страсть как проявление жертвенной стихийной любви нежных и страстных душ (например, Элоиза и Абеляр) и любовь-влечение как выражение любви формальной, обставленной правилами и приноравливающейся к интересам (например, Каренин и Анна).
Стендаль, считая любовь-страсть настоящей любовью, приступает к целенаправленному поиску «какого-нибудь общего закона для установления различных стадий любви», несмотря на ее внезапность, сумасбродность и загадочность. К своему удивлению, в разнообразии наблюдаемых им любовных историй он обнаруживает цепочку этапов созревания нежных чувств, определяемых одними и теми же законами.
Остальные же виды любви не скрывают в себе ничего глубокого и таинственного. Так, когда имеет место любовь-влечение, форматы любовной связи заданы сложившимися в определенном социальном слое нормами и правилами, а ее неизбежный антураж заранее известен обоим участникам отношений. В ней нет ничего непредвиденного для «человека хорошего происхождения». Хотя любовь-влечение может быть «изящнее настоящей любви», у нее есть один фатальный недостаток — это «бедная любовь».
Одним из практических следствий предпринятого им «подробного и тщательного описания всех чувств, входящих в состав страсти, именуемой любовью», Стендаль считал возможность исцеляться от любви. По-видимому, и все исследование было предпринято для самоисцеления от безнадежной великой любви (grand amour) к итальянке — ожившей красоте с полотен Леонардо да Винчи.
Рассмотрим детальнее семь периодов настоящей любви по Стендалю.
1. Восхищение.
Происходит фиксация внимания. Оно фокусируется на привлекательном объекте, и это не просто привлекательный объект, а совершенный образ. Ощущается притягивающая возможность сблизиться с объектом восхищения.
2. Фантазии.
Человек думает: «Какое наслаждение целовать ее, получать от нее поцелуй!» и т. д. Расцветают фантазии сближения. Воображение рисует красочные картины нового страстно желаемого состояния — близости с предметом любви.
3. Надежда.
Фантазии зажигают эмоции и пронизывают тело. Признаки страсти уже невозможно скрыть. Обнаженные — они беззащитны, и тем не менее нет смысла их подавлять или скрывать, а стоит только надеяться, что их заметят и ответят взаимностью.
На этой стадии возникает одна из роковых развилок любви. Стендаль убежден: «…чтобы получить возможно большее физическое наслаждение, женщине следовало бы отдаваться именно в этот момент». Но обратная сторона этой медали заключается в том, что если женщина отдается слишком быстро, то длительная любовь маловероятна, поскольку не наступает «вторая кристаллизация». Эта закономерность Стендаля совпадает с народной мудростью, рекомендующей девушке не прыгать слишком быстро в кровать, а подождать, пока в мужчине созреет любовь. В свою очередь, спустя две сотни лет нейробиологи также нашли, к собственному удивлению, подтверждение этой максимы в результате исследований концентрации гормонов привязанности, вырабатываемых в мозгу влюбленного мужчины.
4. Любовь зародилась.
Если надежда не была напрасной и встретила ответное чувство, то она становится любовью. Ее нельзя ни с чем спутать — это неутолимое наслаждение от близости любимого, ощущаемое всеми органами чувств.
5. Начинается первая кристаллизация.
Кристаллизация — это выбранный Стендалем термин-метафора для обозначения «особой деятельности ума», связывающей все испытываемые влюбленными наслаждения, а также красоты и совершенства мира с достоинствами объекта любви (независимо от того, являются ли они реальными или воображаемыми). Как говорит Стендаль, «все прекрасное и высокое в мире привходит в красоту любимого существа».
На кристаллизацию работает сама природа наслаждения. Если задаться вопросом, каким образом можно продолжительно испытывать и удерживать наслаждение от уже доступного объекта любви, то вслед за Стендалем нужно предположить, что необходимо открывать в нем все новые и новые достоинства или связывать c ним новые «красоты мира». А здесь на выручку приходят фантазии и любовные мечтания, которые, по сути, безграничны.
Следует отметить, что главный смысл метафоры кристаллизации не в уплотнении и отвердевании неких аморфных сущностей, а в преображении вещей до такой степени, что их «невозможно узнать». Более того, это может быть превращение вполне невзрачных вещей в прекрасные: «В соляных копях Зальцбурга в заброшенные глубины этих копей кидают ветку дерева, оголившуюся за зиму; два или три месяца спустя ее извлекают оттуда, покрытую блестящими кристаллами; даже самые маленькие веточки, не больше лапки синицы, украшены бесчисленным множеством подвижных и ослепительных алмазов; прежнюю ветку невозможно узнать». Подобным образом в воображении влюбленного и заурядная женщина превращается в исключительное существо.
6. Рождается сомнение.
Счастье, испытываемое в любви, настолько невероятно, что в сознание проникает червь сомнения: подлинно ли ответное чувство, насколько прочны основания этого счастья, и возникает боязнь его потерять.
7. Вторая кристаллизация.
Поиски и последующие убедительные для самого себя разрешения сомнений, среди которых главным является вопрос «Но любит ли она меня?», составляют вторую кристаллизацию.
Вторая кристаллизация отличается высоким накалом чувств и мысли, а ставки запредельно высоки: на кону порой сама жизнь. Здесь необходимо отбросить, а точнее, мучительно пережить сомнения в том, что любовь взаимна, поскольку все естество кричит, что объект любви незаменим, что «только она одна во всем мире» даст так необходимое влюбленному «наслаждение» (за этим гедоническим словом, конечно, теснятся более глубокие смыслы).
На этом разум влюбленного не сразу успокаивается. Он продолжает придирчиво инспектировать вновь обретенные убеждения («величайшие доказательства»), сложившиеся в результате обнаружения совершенств возлюбленной, признаков ответного чувства и оснований взаимной любви. И горе тому, кто обнаружит ошибку или «неверное умозаключение», — грозди кристаллов разрушаются, любовь подвергается сомнению.
Мысли Стендаля о любви, выявление ее закономерностей можно, без сомнения, отнести к великим открытиям XIX века, опередившим свое время. Однако и до, и после Стендаля любовь воспринимали и будут воспринимать главным образом по ее внешним признакам лишь как одержимость, манию, помрачение рассудка, сопровождаемое большим или меньшим «щекотанием чувств». Сравните, например, эти разделенные двумя с половиной тысячами лет стихи о любви:
По́том жарким я обливаюсь, дрожью
Члены все охвачены, зеленее
Становлюсь травы, и вот-вот как будто
С жизнью прощусь я.
Сафо (полвека до н. э.)
Душа полна стыда и страха,
Влачится в прахе и крови.
Очисти душу мне от праха,
Избавь, о, Боже, от любви!
Д. Мережковский (начало XX в.)
Стендаль разглядел в любви сложное взаимодействие восторга страсти, смятения чувств и терзаний разума, а также выявил закономерности их кристаллизации в любовь. Он был убежден в том, что «всякая любовь, которую случается наблюдать на земле, рождается, живет и умирает или возвышается до бессмертия, следуя одним и тем же законам».
Насколько размышления над законами любви Стендаля, как он на это рассчитывал, могут помочь в исцелении душевных страданий, вы теперь можете при случае убедиться сами.
Мы же из прогулки по периодам любви со Стендалем в дальнейший путь возьмем для обдумывания загадку необходимости второй кристаллизации. При этом вопрос о, казалось бы, избыточных этапах зарождения любви не следует упрощать, чтобы не попасть в ловушку провокационной казуистики Мефистофеля. Помните?
К чему так сразу — взять и насладиться?
Утеха, право, тут не велика.
Не лучше ли пойти путем интрижки;
Увлечь ее, водить и так и сяк,
Как учат нас иные книжки?
И, не осознав, что за паузой интрижки может скрываться подготовка души к любви, как Фауст, не брякнуть: «Мой аппетит хорош и так».
Сомнения и потребность во второй кристаллизации (периоды 6 и 7) могут внезапно возникать из небытия неоднократно на протяжении жизни влюбленных.
В самый день свадьбы на Левина «нашло странное чувство. На него нашел страх и сомнение, сомнение во всем». Он мчится к невесте, чтобы из первых уст получить ответ на свои ужасные сомнения: «Я думаю, что ты не можешь любить меня. За что ты можешь любить меня?» Левина нельзя считать наивным человеком, но, получив ответ Кити, что «она любит его за то, что она понимает его всего, за то, что она знает, что он должен любить, и что все, что он любит, все хорошо», он успокаивается — «и это показалось ему вполне ясно».
Вполне также ясно и то, что, когда Левин, идя по жизни, будет открывать новые горизонты и обретать новые смыслы, у него снова могут возникнуть вопросы: любят ли его теперь и за что? Задаст ли он опять вопросы своей жене или сам прочтет ответы в ее глазах и жестах? Сможет ли Кити уже в других обстоятельствах дать ему явные или неявные уверения в том, что «она понимает его всего», или же эта счастливая семья станет «несчастлива по-своему», как проницательно определил такую возможность Лев Толстой в романе «Анна Каренина»?
Завершая рассмотрение открытий Стендаля, нужно отметить, что, хотя у него отсутствует прямое описание процессов трансформации самого влюбленного, можно предположить, что они в той или иной форме подразумеваются при переходе любви из одной стадии в другую. Вряд ли процесс кристаллизации, совершающийся между ним и возлюбленной, может осуществляться в сознании неизменного «Я» влюбленного, пребывающего в своей скорлупе и до, и после встречи с объектом любви.
Первые пять периодов любви по Стендалю можно легко угадать в изящном стихотворении Валерия Брюсова:
Мы встретились с нею случайно,
И робко мечтал я об ней,
Но долго заветная тайна
Таилась в печали моей.
Но раз в золотое мгновенье
Я высказал тайну свою;
Я видел румянец смущенья,
Услышал в ответ я «люблю».
И вспыхнули трепетно взоры,
И губы слилися в одно.
Вот старая сказка, которой
Быть юной всегда суждено.
Можно также заметить, как точно молодой двадцатисемилетний Иван Тургенев указал на развилку, стоящую перед любовью на стадии второй кристаллизации, в следующем стихе из поэмы «Андрей»:
Любовь рождается в одно мгновенье —
И долго развивается потом.
С ней борется лукавое сомненье;
Она растет и крепнет, но с трудом…
И лишь тогда последнее значенье
Ее вполне мы, наконец, поймем,
Когда в себе безжалостно погубим
Упрямый эгоизм… или разлюбим.
Метафора кристаллизации как утверждения настоящей любви позволяет близко к сердцу представить все сложности и риски, которые ожидают эту красивую, но хрупкую вещицу в ее непростом жизненном пути.
Теперь самое время посмотреть на то, что же угрожает только что родившейся любви