ПУТИ ГОСПОДНИ …
Бобриков Игорь Борисович (Записки Седого Бобра)
«Кто насобирает полулитровую бутылку колорадского жука, тот получит бесплатную путевку в пионерский лагерь. Жука сдать в райком комсомола.» РК ВЛКСМ с. Курсавка.
Объявление напечатано на машинке, стоит круглая печать и подпись самого секретаря РК. Сомнений нет: бумага серьезная и имеет не только поощрительное значение, но и мягкую форму приказа.
Пионеры и комсомольцы, все на борьбу с жуком!!! Жук в бумаге назван «колорадским». Что это за штука? Мы хорошо знаем майского - хруща, навозного, короедов и древоточцев, жуков-плавунов, жужелиц всяких, знаем медведку, а вот колорадского, не слыхали и не видали. На что же бросает государство своих героев пионеров? Какая страшная угроза нависла над человечеством, что поданы такие сладкие пряники, такие обещания по политической линии, главной силы страны.
Наши ладони зачесались. Даешь этого, - самого невиданного колорадского жука. Состоялся сбор пионерской дружины школы, сборы пионерских отрядов классов, всякие разные слеты, собрания и сборы, на которых сожгли в кострах кучи хвороста, вывалили бесконечное количество предложений, вплоть до отмены премии в форме путевок, мол, пионер все должен делать без корысти и оный стимулятор не приемлем, так как подрывает устои, смысл организации. На это счет разгорелись такие баталии, столько вдруг появилось «Павликов Морозовых», что комсомол вынужден был охладить пыл Ревнителей чистоты пионерского движения, назвав путевку в лагерь не материальным стимулом, а элементом пропаганды и распространения опыта по борьбе с опасным вредителем в масштабах всей страны. Ибо из лагерей разнесутся методы и приемы оной борьбы по всей стране, самыми юными и самыми активными членами нашего государства.
Были и совершенно разумные и практичные вопросы, из которых самым серьезным были: а что это такое, какой он из себя, где живет, что ест и что пьет, когда появляется, и когда прилетает или прячется, или еще куда девается. Где же, в конце концов, эту пакость искать? «Павлики» орали, что не в этом суть, надо поднять всю страну, раз сама партия считает вопрос таким серьезным, им возражали, что нельзя пойти туда, не зная куда и найти то, не зная, что. До мордобоя не доходило, но страсти кипели, и ранее дружные отряды ленинцев рассыпались.
Комсомол забил тревогу, в низы полетели делегаты съездов, инструкторы и секретари всех степеней и, в конце концов, молодой горячий пионерский народ подуспокоили. Страсти остыли, дружины вновь занялись пением песен, возбуждающих рвение, сбором металлолома - сырья металлургии, сбором макулатуры, сбором лекарственных трав, тимуровскими делами. О жуке вопрос закрыли, ибо разлад в благородном семействе был опаснее любого жука.
Но не все выбросили из головы идею насобирать заветную полулитровку, не все болели Морозовщиной, не все могли КУПИТЬ путевку. В мыслях не было заботы о сохранении цветущего облика страны, на который посягнул этот неизвестный нечестивец, перед глазами стояли кадры кинофильма о счастливой пионерской стране Артеке. Артек, всесоюзный пионерский лагерь на берегу Черного моря. Там ходят в походы, там поют у костров пионерские песни, там дети постоянно встречаются с истинными героями нашей страны: Папанинцами, Летчиками Героями, Стахановцами, металлургами и ткачами, танкистами и подводниками, лучшими и самыми лучшими людьми страны. Как это интересно!
И ведь есть реальная возможность.
РК свои предложения не снимал, награду не отменяли. Пусть не будем мы жутко бескорыстными, пусть нам потом попинают на совете отряда или дружины. Переморгаем. Тем более, что с полным животом всегда спокойнее слушается о вреде переедания, чем это слушать на голодный желудок.
Васька - одноклассник. Живем рядом, в городке ЛЗС (лесозащитной станции), что в пятнадцати километрах от станции, где наша школа. Его отец - начальник ремонтномеханических мастерских, мой — директор станции. Задача лесозащиты чрезвычайная - закрыть путь суховеям, пыльным бурям, прорывам ветров-степняков на Кубань.
Сохранить урожай, животных, обеспечить людям нормальное житие. Суховей ветер поедающий. Вот уже пшеница заколосилась, травы поднялись, раззеленелись, деревья отцвели и набирают плод, молодняк подрастает. Все радуется жизни, строятся планы на урожай, на прибыток. Но вот задул мерзавец — суховей. Желтеет, высыхая, растительность, пересыхает, затем, и рассыпается в порошок, ветер несет эту пыль тучами, смешивает с пересохшей землей, заносит речушки, засыпает овраги-водосбросы, пересыпает дороги. Какой урожай? Какие виды на прибыток? Нет ничего, голая иссохшая земля, в трещинах, буграх, ямах. Где зелень? Нет ее. Где яблоки и груши? - Съел суховей. Животины погибают от бескормицы, у людей пересыхает кожа, лопаются губы, слезятся глаза. Людская смертность резко возрастает. Не каждый год это происходило, но часто и непредсказуемо.
Государством было принято решение: перекрыть пути суховеям лесополосами. Двумя участками: Ставрополь - Черкесск и Черкесск - Степной. Мы строили первый участок. Это в пять широченных полос лес, протяженностью четыреста километров. ЧЕТЫРЕСТА!!! По солонцам, горушкам и низинам, по склонам, где приходилось тракторы удерживать от бокового опрокидывания и даже руками.
Государством было принято решение: перекрыть пути суховеям лесополосами. Двумя участками: Ставрополь - Черкесск и Черкесск - Степной. Мы строили первый участок. Это в пять широченных полос лес, протяженностью четыреста километров. ЧЕТЫРЕСТА!!! По солонцам, горушкам и низинам, по склонам, где приходилось тракторы удерживать от бокового опрокидывания и даже руками.
Подвиг настоящий. А если не забыть, что это производилось в годы послевоенные, с 1948 года, когда только три года прошло по окончанию главных битв на фронтах, когда еще не все были демобилизованы из Армии. Разруха повсеместная, народ разбирает разбомбленные дома, собирает все, из чего можно построить жилье, голод, нет товаров первейшей необходимости, нет ничего, кроме желания жить. Но надо сделать защитную полосу, чтобы именно можно было НАДЕЖНО жить! Эта грандиозная стройка - подвиг контролировалась и обеспечивалась лично самим Сталиным. По прошествии многих лет это может не восприниматься, но тогда! Тогда слово руководителя государства имело великую силу. Из небытия извлекалось нужное для стройки. Это же стройка живого леса, создавался громадный живой организм, совершенно изменивший природу края. Это лес! ЛЕС!! С медведями, оленями, козами и кабанами, всякими зверушками, птицами, ящерицами и гадами. Настоящий полнофункциональный лес. Строили все. Взрослые, дети. Вот только не было заключенных. Ни одного. Никогда. Обычно на самые трудные дела посылали именно лишенных свободы. Но здесь, несмотря на полную каторжность, порой, работ, заключенных не было. Наверное, лес бы тогда не вырос из-за духовноморальных качеств исполнителей. Ибо лес - это особая живая структура, насильно валить его можно, а насильно создавать не получится, не вырастет.
Вот в таком пламени и закалялись наши детские сердца. А если учесть ежедневные переходы в школу и обратно по любой погоде, когда сосульки намерзают на ресницах, а учительница оттаивает их, по приходе, своим дыханием, руки, чтобы могли писать, согревают одноклассники. Каникул, практически нет. Полоть лесополосы надо, поливать гнезда с дубочками (по три желудя в лунку-гнездо), выдергивать бурьян. Заменять погибшие саженцы на живые и ухаживать за ними. За лето мы становились высушенные, загорелые, губы и руки растрескавшиеся, как у всех. На равных. Нам платили зарплату, как взрослым, от выработки, от выполнения ОБЯЗАТЕЛЬНОЙ нормы. Мы не роптали, ибо работали все. Не было примеров другой жизни.
Но колорадский жук змеей заполз в наши дурные бошки. Где он, какой. Мы знали каждую козявку, на подоконниках, верандах, сараюшках у всех были шелковичные черви, приносящие приличный доход в семью, вечерами, ночами мы им ломали ветки тутовника и раскладывали, для их прокорма. В конце сезона они награждали наши труды разноцветными коконами, принимаемыми и оплачиваемыми в сельхозприемных пунктах.
Но вот этого экзота никто не видел. Вся информация сходилась к тому, что в войну из Америки, с продовольствием, эту гадость и завезли. Родителей мы по этим вопросам не беспокоили, но у отца поинтересовались. На конкретный вопрос должен быть конкретный ответ, прореагировал, обремененный множеством забот, батько.
И вот, на очередном еженедельном ночном докладе - отчетности о выполненных работах, по громкой связи, отец испросил у Сталина про этого жука, коротко объяснив причину самого вопроса. Сталин, после короткой паузы, ответил: «Это очень правильно, что дети займутся этим делом. Завтра этот жук будет у вас. Помогите детям. Что нужно, я дам».
На следующий день на выгоне, что за поселком, сел кукурузник. Пилот и мужчина средних лет. Ну, пилот-это доставщик нужного груза, водитель летательного аппарата, на которого мы насели все сразу, а про мужичка и забыли через секунду после приветствования. Мы качали самолет, катали его по полю. Садились, с позволения пилота, в кабинку. Гладили крылья, колеса. Живой, теплый. Но главным оказался тот мужичок в синей куртке.
Нас позвали. Да куда! В контору! Запретная территория, по тем временам. С робостью идем по длинному коридору. Бухгалтерия, лесной отдел, главный бухгалтер, главный лесничий, делопроизводитель. Все больше робеем. Куда ведут. На самый верх. Директор! Прямо к нему. Два стола. Т-образно. Маленький директорский. Большой - для сотрудников. Кожаный диван. Стулья венские, гнутые. Портрет Сталина. Во всю стену карта- схема создаваемого объекта. Отец с «мужичком» сидят за большим столом и рассматривают, заключенных под стеклом, маленьких полосатых жучков.
- Вот сие и есть вами испрошаемое. Вот рисунки, вот его жизнеописание, вот то, вот се, а вот журналы, которые надо заполнять по ходу выполнения сбора. Жук подлежит немедленному уничтожению после поимки, при обнаружении грены-высева, все уничтожить!
Все рассказал, вдохновил, оставил образцы и помахал ручкой из, уносящегося в небеса, кукурузника.
Нет, такого жучка мы не видели. Картошка, синенькие, помидоры на каждом огороде есть, а такой твари не видели. Где же его собирать, да еще целую бутылку. Где? Переспрошали всех и вся. Переловили всех любителей рыбалки и устроили им допрос с пристрастием. НЕТ! Никто не видал.
Успех дознания пришел с неожиданной стороны.
Тогда была война в Корее. Эшелоны с корейскими детьми прокатились по нашей стране. Беспризорных детишек брали в свои семьи наши люди. Были и взросленькие, лет по десять, были и совсем маленькие, два, три годочка.
Сами голодали, а детей расхватывали.
Вот такой эшелон прокатил и по ветке Москва-Баку. На нашей станции разобрали последних, все станицы съехались к станции: Нагутская, Воровсколесская. Суркули. За два дня эшелон опустел и не удел остался, сопровождавший детей, врач. По- русски он именовался Владимир Фаич Тэн. По-корейски Вай Фан Тэн. Сносно говорил по-русски и хорошо по-корейски. Его особенно не спрашивали, чего он дальше желает, а, отправив порожняк, поселили в домике, рядом с железнодорожной больницей, определили на работу. Детей, его родных, устроили в школу, жену пристроили в райком уборщицей. Тогда была жуткая безработица повсеместно. Жена побаливала чем-то и Вай Фан ставил ей пиявок. Этого добра было с избытком, только телеса подставляй.
Сынуля их попал в наш класс и звался Эрик. Так вот этот мальчик и испросил нас, где ему для мамы наловить десяток пиявок.
Пойдем, научим.
Зашли в прудок, которых в этих краях великое множество, постояли минут десять и, увешанные пиявками, вышли на берег.
Получи, узкоглазый собрат. Только осторожно. Их отдирать нельзя, ждать же, когда сами отскочат напившись крови, тоже не радость. А капнуть кислым чем, сами утекут. Моментом скрутятся в завитушку и оставят кормильца в покое. Понял? Вот так и лови.
Эрик оказался способным мальчиком и через день сам таскал маме пиявок. Мама нас отблагодарила целой кучей пирожков с горохом и корейской морковью, от которой горло горело, как от огня. Но съели и поблагодарили, чем укрепили отношения к обоюдной пользе.
- Ребята, уже вполне по-русски произнесла Эрикова мама, а что это за полосатый жучок - матросик. Эрик с пиявками вчера принес.
Мы обалдели! Откуда, с какого места??
- Эрик, ходи сюда! Веди!!!
- Я не могу. Я занят.
- Эрик, мы не знаем ваших корейских правил, но мы можем слегка и побить. Эрик, пойдем.
Прудик оказался далеко. Туда мы никогда не ходили. Не было необходимости. Зачем за десять километров пробираться по бурьянам и зарослям, на волков можно напороться, когда рядом точно такие водоемы. Лягушек полно, пиявок, корней сладких. Всего, чего душа желает. Чо ходить в такую даль?
Так он, стервец, этот жук, не Эрик, до времени там прятался и размножался.
- Все, Эрик, благодарим. Свободен. Топай домой. Боишься один? А сюда как ходил? С папой. Ладно, проводим.
Не раскрывать же тайны. Оттопали десяточку и бегом на прудок. Уж мы его исследовали, уж пиявки кровушки попили, до головокружения. Штук восемь нашли.
Нет, дядя из Москвы, мы не будем их раздавливать, мы их в бутылочку поместим, с комфортом. А чтобы не худели, до момента естественной кончины, и не уменьшались в объеме, просто слегка придавим, хруснем, почему, наверное, и майский жук называется хрущ, когда его давишь, хрустит. Это какая удача, какой ты молодец, наш раскосый друг.
И процесс пошел. После школы, после полевых работ бегом на промысел. Чтобы пиявки не досаждали, бродили не раздеваясь. Два, три. Когда и по десятку. Что греха таить, не уничтожали кладки. Ведь из них выведутся те, что дадут путевку. Растите, растите, всех переловим. Тут и еще оказался «бесплатный пряник». Молоденький бескрылый по объему больше чем взрослый. Ходи сюда, отрок. Лезай в бутылку. А если туда еще и машинного масла подлить, то сохраняется прекрасно.
И другая статья дохода появилась. С приходом в поликлинику нового доктора ввелась пиявкотерапия. Копейка штука. Потребность до сотни в сутки. По полтиннику на брата. Баснословный доход. До двадцати рублей в месяц.
А потом жук пропал. Часами бороздили заросли, под все листочки заглядывали. Нет. Кончился сезон. Ушел в подполье до следующего года. Печально, но против природы не попрешь. Сезон трудов. Почти половина бутылки. Надо надежно спрятать. Куда?? Конечно к бабушке.
- Бабуль, а бабуль. Вот такая трудная работа. А с бутылки полной путевку дадут. Сохрани сие.
- Сохраню.
И спрятала в свой комод, куда никто, даже дед не имел доступа. Все в секрете.
Было в этом притягательное с одной стороны, а с другой, мы не хотели обременять родных дополнительными заботами. Своих, взрослых, им было сверх всякой меры. Не учли мы, что опыт жизни, профессиональный опыт потомственных лесников, в нашей маленькой затее очень может быть полезным. За нас решила мудрая бабушка. Как она преподнесла деду и своему сыну, нашему отцу, эту задачу, но к весне, на планшете были нанесены все водоемы, балочки и прочие места, где вероятно житие оных тварей. Битва грозилась быть отчаянной, успех ожидался всесовершенный. Еще шли занятия в школе, еще по балкам и ерикам лежал снег, сады только собирались цвести, а первый выход на «охоту» был сделан. Успех нулевой. Спит житель юга, спит. Вот и сады зацвели, но этот паразит не показывается.
А что пробежать до Суркулей? Место это известное, в революцию по многу раз переходили из рук в руки. То белые, то красные. Что им дались эти Суркули. Местечко неприметное, но на возвышенности. Курсавка, как железнодорожная станция, куда интереснее. Но в низинке. Поезда, покидая станцию, всегда берут ТОЛКАЧА, подпихающего паровоза, на Суркули подъем затяжной, без второй тяги не осилить. Вот и летят искры из-под колес обоих машин, пыхтят, упираются, пока выдавят эшелон на гору. Мы, мальчишки, часто пользовались этим видом транспорта. В Курсавке, выходя после школьных занятий, подсаживались на товарнячок, а у нашего рабочего поселка, благополучно его покидали, ибо подъем к этим Суркулям уже начинался серьезный, а скорость набрать эшелон еще не смог. Товарняки по нашей дороги бывали разные.
Ветка Баку - Москва. Сколько грузов в обе стороны. Только бочкари ходили груженые в одну сторону, на Москву, в сторону Баку они грохотали без остановок. Порожняк. Бочкари тоже разные. Одни с топливом, это не интересно, другие с химией всякой, совсем нам без пользы, третьи со спиртами, для нас мальчишек не представляли интереса, а вот с патокой, это надо понаблюдать.
Когда паточники полные, нельзя, будет чистой воды воровство. До такого никто не опускался, и врут категорически те, кто утверждает, что после войны, в голодные годы, люди воровали. Врут!!! Дома не запирались, во дворах висело белье, гуляла живность всякая, никто никогда не брал. Воспитывали, в этом плане, совершенно серьезно, в первую очередь, своим родительским примером. Поэтому «паточники» нас интересовали только порожние.
Сколь долго не сливай этот тягучий сладкий продукт, все равно до последней капли не очистишь цистерну, хоть под паром, хоть на холодную. На сливной трубе потом нависает сосулька, ничья! Кому надо, тот и бери. Но на остановках такая удача редка, чаще приходилось добывать на ходу.
Бочкарь из-под патоки тянется на подъем. Скорость такая, что вполне можно догнать и прицепиться. А потом, как в цирке. Безошибочное перемещение по скользкому металлу, повисание над полотном, чтобы дотянуться до сосульки, с полным усилием раскачивание и отламывание сосульки. Сладкий конус зажимаешь в зубах и ползешь до площадки обратно. Все. Спрыгивай и наслаждайся. Патока подсохла, стала прочной и вязкой. Такой добычи хватит на неделю. Бывало и срывались. Очень редко. Среди нашей компании такого не было, но, говорят, в Минводах случалось. Здесь проще, подъем на Суркули крутой и скорости меньше. Еще Суркули были известны, даже скорее знамениты, своими японскими карасями. Светлые, с розовинкой, размером как и обычный, но совершенно без костей. Его ловили на удочки, кубырями, сетью (если не прогонят), руками. Хватало на всех. Плодился он чрезвычайно. Но, в какой-то год, вода так сильно поднялась, что перелилась через старинную плотину, размыла ее и вся рыба, в том числе и карась, ушли по ерикам и балкам. Народ таскал мешками, солили, вялили, коптили. Ушла вода полностью. Ил подсыхал лет двадцать. Растрескался, выросли уже и деревья, кустарником затянуло сплошь. Но один из председателей колхоза плотину восстановил, перекрыл, как и ранее, сток вод. За пару лет пруд заполнился и... карась появился вновь! Два десятка лет в илу продержался, небольшой только ручеек слегка подпитывал всю эту растрескавшуюся массу. Выдержал карасик и заполнил все. Пока остальные рыбы подошли, пока утки, гуси и прочие перелетные птицы натаскали икринок и еще чего, «ИПОНЕЦ», как его именовали, заполонил весь главный водоем. Лови, хоть сетями, всем хватит!
А что, если к «ЯПОНЦУ» прирулил «АМЕРИКАНЕЦ»? Их, буржуев, не разберешь. Надо глянуть там. Поезда идут с разрывом в десять-пятнадцать минут. Цепляйся на любой. Едем. Вот и пруды. Соскочили, прошлись до камышей, осоки и прочей прудовой растительности. Вода прохладная. Ко дну, прямо холодная. Лезай пионер, всем ребятам пример.
Какая удача! Забыли про холод, про голодное бурчание недовольного живота. Вот он, вылез на высев. Под листочками желтые набросы яичек. Собираем и кладки. До вечера проработались. Замерзли основательно. Но какая радость. Хорошую жменю набрали. Домой бегом. С горки легко, ноги сами несут, вот только дома попадет за позднее возвращение. Но алиби вот оно!
Дома досталось очень прилично. Ваську отец даже дважды «повоспитывал» своим фронтовым ремнем. Но охоту одобрил и разрешил туда гонять каждый день, без ущерба для школьных наук. Мне досталось только один раз, с финалом, как у Васьки. Теперь мы из школы мчались на станцию, цеплялись на уходящий груженый состав, добирались до прудов и почти до темна охотились.
А вот когда полез молодняк, нам самим стало страшно. Кустики они съедали до основания и так быстро, что в голову приходили картины всеобщего съедания. Голые леса, сады, поля. Хуже любой саранчи. Бутылки наполнились до верха, но радости не было.
Опасность пришла реальная!
Надо идти в райком.
Прихватив добытое, в воскресенье (тогда в райкомах понятия не имели, что воскресение есть выходной), пришли к секретарю. Фронтовик, раненый (рука одна), пригласил в кабинет и приготовился выслушать наши детские обиды, с которыми очень часто к нему приходили. Но мы поставили на стол свои бутылки, приложили пакеты с высевом и испросили обещанное. Райкомовец внимательно все посмотрел.
- Сколько времени собирали? Два сезона??? И что? В этом году уже стало много?? Идемте к первому. Приробели слегка. Первый - Герой Советского Союза, летчик. Майор.
Давали молодежи лучших из лучших. Обстоятельно расспросил. И про прошлый год и про этот.
- Пойдемте в райком партии. Позвонил первому, согласовал. Идем прямо сейчас. Снова рассказываем о прошлогодних мучениях, сколько водоемов приходилось «профильтровать», какой маленький был улов в единицу времени. Как в этом году было проще. Но всегда заканчивали вопросом:
- А путевка будет?.
- Путевка, сынок, будет. Это мелочь, а вот опасность надвигается совершенно реальная. Надо звонить в Москву! Бери, Николай, первопроходцев, согласуй с родителями и школой, завтра в Мин-Воды и самолетом в Москву. Иди прямо в ЦК. Я сейчас отзвоню.
Карусель завертелась. На райкомовском «Москвиче» добежали домой, переговорили с родителями, потом в школу, где и в воскресные дни был директор, учителя. Оказалось, что завтра контрольная по математике, надо согласовать вопрос лично с Аллой Гансовной - математичкой. Согласовали. Потом нас приодели. Рано утром, на попутном поезде, отбыли в Мин-Воды.
Чудеса сыпались непрерывно. Не надо стоять в очереди за билетами, не надо днями ждать рейса, не надо жевать сухую горбушку, в ресторане покормят. Только приехали, перекусили и нате, «пожалста»: «Прошу в самолет». А что нас просить, мы вприпрыжку с радостью, только намекните. Старенький ЛИ-2. Трамвай дореволюционный. Ободранный и обшарпанный до предела. Сидушки алюминиевые, покрытые фанеркой. Без спинок. Борт вместо спинки. В хвосте гора мешков, все с печатями и на них «дядя» с револьвером. Партийную почту везут, пояснил наш секретарь.
Побежали по полю, попрыгали на кочках и полетели. В самолете пахнет горелым маслом, трясет неимоверно, гудит так, что невозможно говорить. НО!....МЫ ЛЕТИМ! Летим! Наши бутылки упакованы в ящичек, пакеты с рассевом завернуты в тряпицы и перевязаны. На всем стоит большая фиолетовая печать райкома партии. Выходит и мы везем партийную почту, только без пистолета.
Ростов, Воронеж, Москва.
Аэродром прямо в городе. Дома громадные, шум страшный, как будто поезда идут в обе стороны непрерывно. Дымища. Не такой представляли себе столицу, не такой. Тихая, помытая, все красиво одеты, все гуляют по паркам.
А тут, рабочий город, РАБОЧИЙ!
Рассмотреть долго не дали, на «эмке» повезли в эту самую ЦК. У Кремля остановились. Сопровождающий офицер попросил выйти. Вот, смотрите, ребята. Это Москва, это сердце страны - Кремль. Здесь работает товарищ Сталин. Минут десять мы глазели. Стены, башни, ели, мавзолей.
Времени мало, поехали. Машина промчалась под арку, покрутилась внутри и покатила под двери. «Наш» офицер передал наши пакеты и коробку другому, нас, как приложение к партийной почте, тоже, и пошли по переходам и коридорам, которые оказались неожиданно узкими и темными. Первый этаж, второй. Постучались.
- Войдите.
Сначала вошел сопровождающий, потом пригласили всех нас, приехавших. Поздоровались по-взрослому.
- Сейчас принесут покушать. Пока рассаживайтесь сюда и сюда, показывайте свой улов.
Понемногу и кабинет заполнился людьми, все рассматривали наших букашек, через увеличительные стекла считали яички рассева, задавали самые невероятные вопросы, не едят ли все это лягушки, водяные жуки, рыбы. Нет ли у этой пакости естественных врагов. Не клюют ли их куры?
Кто бы им давал. Тут два сезона надрывались, что бы насобирать по бутылке, а то еще курам. Пусть сами кузнечиков ловят, или еще что по своему вкусу.
- Нет, не пробовали давать! Полазь, дядя, сам по зарослям, покорми пиявок, а потом давай своим курам.
Покушать принесли вовремя. Дядечки уже хотели и поругать нас, что подливали машинного масла в бутылки.
Нас пригласили за маленький столик, где мы втроем и поглотили городскую еду. Дома вкуснее!
Потом все расселись рядком и нас попросили с подробностями рассказать о поисках и находках этого дивного «зверя». Никто не перебивал, не задавали, по ходу рассказа, вопросы. Только внимательно слушали. Когда мы оба выдохлись и сели на стулья, начался мужской разговор. Мы не участвовали в нем, но к нам постоянно обращались с вопросами. Все было настолько серьезно, что мы забыли и погордиться самими собой.
Совещание закончилось поздно. Решение приняли такое: «Вынести на ЦК». На самый высокий уровень.
Потом нас возили по Москве, кормили в ресторане (дома вкуснее), ночевали в гостинице. Утром еще повозили по городу и, с партийной почтой, возвратились домой. Здесь мы не преминули вновь испросить про путевки, на что секретарь комсомола утвердительно кивнул головой. Потом добавил, занятия в школе закончатся и поедете в первый поток. Что такое поток мы не представляли, но сомнений, что это хорошо - не было. Не пропали труды, не пропали. А когда еще в центральной газете появилась наша фотография с членом ЦК и докторами, и академиками, и всякими разными учеными и партработниками, счастливое детство кончилось.
То в райкоме надо слово говорить, то в президиуме покрасоваться, то на предприятии рассказать, как юный пионер спас страну от нашествия заграничной пакости.
Спасибо отцу! Он вмешался в это помешательство, и. используя все свои высокие связи, вырвал нас из этого помоища! Мы вновь стали нормальными детьми. Правда, вполне заслуженную двойку, не ставили, либо троячок, либо отсрочку исполнения. Что слегка подпортило отношения с одноклассниками.
Это дело поправил быстро наш директор школы. Казак, фронтовик. Постоянно с шашкой на боку. Все вопросы решал не на бумаге, горой приказов, а своим именным оружием.
- Што, малец, обижают учителя?? Двойки не ставят??? Сейчас решим! Дежурный, пригласи учителя математики сюда.
- Алла Гансовна, где справедливость? Что? Не предусмотрена на земле? Это ж кто вам сказал? Ах, из Писания. Ясно, ясно.
Извлекает золотистый клинок, кладет на стол.
- Вот она справедливость, уважаемая. Еще раз побоишься «герою» пару влепить, заслуженную, познакомлю с этим аппаратом. Понятно? Что?? НЕ педагогично? Простите, мне нужен результат. О приемах поговорим лет через десять. Все! Вопрос закрыли. По коням, т.е. в класс.
И справедливость появилась, хоть и не предусмотрена.
М. Н. Такое оно было, наше с Игорем, счастливое детство... Читайте, завидуйте!
Я гражданин Советского Союза...