Часто в повседневной жизни, будь то в словах осуждения или одобрения, мы слышим слово “мораль”, взятое как некое мерило добра и зла, ориентир, принятый в обществе как указатель верного поведения. Общество, в котором мы живем, как и любое другое, будь оно принадлежащим определенному историческому этапу, какому-либо региону или местности, пронизано сетью правил и принципов, основанных на этой самой морали - представлениях о том, что есть хорошо, а что плохо, о правильном и неправильном. Так, злодеяниями принято признавать поступки, не соответствующие общепринятым представлениям о добродетельности. Например, это могут быть поступки, характеризующиеся алчностью и эгоистичностью. Напротив, соответствующими нормам морали, верными, высоконравственными принято считать поступки, соответствующие общепринятым представлениям в качестве таковых. Ими часто признаются поступки, совершаемые во благо окружающих. Наивысшей же формой благодетельного поведения считается альтруизм - форма бескорыстного служения общему благу с принесением в жертву личных выгод, так называемая “жизнь ради других”, противоположность эгоизма.
Если задаться вопросом о подлинных причинах наших поступков, плохих или хороших, на первый взгляд, все вроде бы и так ясно: если человек думает лишь о собственной выгоде, показательно пренебрегая интересами других, вероятно, все исходит от его эгоистичности и корысти, возможно, он алчен, жаден, зол, и в целом склонен иметь более негативные характеристики. Напротив, если он жертвует личными выгодами на благо других, посвящая свою жизнь служению людям, обществу, чему-то более высшему и абстрактному, то зовется он альтруистом, самоотверженным путником, возобладавшим над притязаниями к земным благам и личным выгодам. Но такая картина складывается на основе лишь неглубоких и сиюминутных размышлений.
Не будучи склонным к вере в достаточно поверхностные и общепринятые толкования, предположу, что в действительности, все наши поступки в отношении людей, как плохие, так и хорошие, вызваны одной причиной и направлены на удовлетворение, по сути, одних и тех же потребностей, получение одних и тех же выгод. Разница лишь в том, что в одном случае эти потребности и выгоды носят более явный, материальный и понятный характер, а в другом, они более скрытны, смысл их лежит глубже и, следовательно, большинству незаметен или непостижим.
Мотивы наших деяний и потребности, на удовлетворение коих они направлены, всецело охватывает и объясняет ницшеанская “воля к власти”, присущая всей материи, живой и неживой. Эти потребности коротко можно описать как стремление к некоему господству над другими и над собой, то есть к власти, к обретению способности влиять и менять мир вокруг себя и свой собственный внутренний мир. В этой власти мы и упражняемся над другими, будь то в зло- или благо-деяниях.
Злодеяния, как правило, служат нам в качестве инструмента, с помощью которого мы впервые хотим дать почувствовать нашу власть, ибо, очевидно, они представляют собой более эффективное средство на пути к указанной цели. Мы прибегаем к ним в попытке путем грубым, ярким и внушительным убедить окружающих и ничуть не менее самих себя в превосходстве над другими, в своей способности влиять, доставлять страдания и быть их причиной. Благодеяния же носят характер более степенного и дружелюбного орудия достижения своих чисто эгоистических целей. Мы распространяем их на тех, над кем внутри себя уже чувствуем какую-то власть, тем самым укрепляя и возвеличивая ее в глазах подвластного и окружающих, подпитывая собственную веру в свое могущество через способность влиять, ставить людей в свою зависимость, помогая им и меняя их жизни к лучшему.
Наверняка, один из самых очевидных вопросов, который мог возникнуть у читателя: “А как же люди чистейшей души, всецело преданные религии и служению, или же посвятившие себя, все свое время и старания благотворительности, в ущерб своим интересам отрекшиеся от земных благ, от удовлетворения своих корыстных целей?”. Действительно, они отреклись от многого, что в представлении обычного человека видится благом, предметом всеобщего вожделения и даже гарантом счастливой жизни. Однако, утверждение о том, что действия их в отношении самих себя ущербны если не абсолютное и на первый взгляд даже нелепое заблуждение, то уж точно имеет мало общего с реальностью. В этом смысле отречение их видится лишь редким волевым актом, выбором в пользу чего-то высшего или хотя бы движения в его направлении, а вовсе не отказом от тех общепринятых ценностей и образа жизни, которыми они жили ранее. Именно осознание прошлых убеждений как ложного ориентира, требующего анализа и переоценки, служит причиной происходящего озарения, мотивом вышеописанного выбора. Что же такое это “высшее” и в пользу чего делается сей выбор, ради чего несутся такие жертвы?
Во-первых, это истина, обретаемая путем значительных жизненных перемен, кропотливых усилий над познанием себя и поиском своего места в этом мире, оценки и переоценки привычных смыслов и ценностей. Истина, отличная от той, которая принята в качестве очевидно и единственно верной в нашем безмятежно-тривиальном, с точки зрения отношения к ней, мире. Само обладание подобной истиной и глубочайшая вера в нее, отличие образа жизни, действий и ценностей от большинства возвеличивают человека в его же собственных глазах. “Я не такой как все, я лучше, я властнее, мои ценности благороднее и я предан им всей душой” - уверяет он себя глубоко внутри, тем самым обретая душевный покой и чувство счастья. Человек, следовательно, готов пойти на невообразимые жертвы, поскупиться многими владениями ради сохранения и ощущения этого чувства и той истины, которой он владеет.
Во-вторых, подобное обретение истины часто связано с причислением себя к чему-то большему, будь то религия или государственная идеология. Становясь как-бы его частью и изо дня в день внося определенный вклад в его общую миссию, человек чувствует, что существует на благо этому делу и его истине, делает его более неоспоримым и могущественным. Следовательно, он становится сильнее сам, так как духовно и психологически является его неотъемлемой частью и глубоко в это верит. Таким образом он еще сильнее возвышает себя над другими, придерживающимися иного пути.
Обсуждая теперь представителей альтруистической формы существования и альтруизма в целом, было бы серьезной ошибкой говорить о том, что оно противоположны эгоизму и по своей сути далеки от него. Напротив, из вышеизложенного следует, что их корни таятся в одном и том же свойстве нашей материи - в “воле к власти”. Они подчинены одним силам и являются их порождением. И лишь тем объясняется сложность в понимании подлинных причин альтруистических поступков, что выгоды, которые при этом приобретает их автор, скрыты от поверхностного, мимолетного взора окружающих. Обретаемые им ценности в силу их возвышенности, недоступны для большинства, ибо достижение их требует непрестанной и глубокой работы над своим внутренним миром, что склонны делать столь немногие.
Все наши поступки, таким образом, есть проявление биологически заложенной в нас эгоистической сущности, ибо все мы есть индивиды и, в конечном счете, печемся о собственном благе, которое может достигаться самыми разными по своей внешней окраске поступками, моделями поведения и образом жизни. Потому крайне неверным представляется суждение о добродетельности поступков с точки зрения степени их эгоистичности, корысти и стремления к собственной выгоде. Это критерий ложен и, следовательно, не ведет к корректной оценке поступков человека.