По городу ползли слухи. Люди стали странно болеть. Доктора списывали все на грипп, даже проводимые анализы подтверждали это, но люди им не верили. Тех, кто заболевал, очень быстро валила с ног высокая температура, озноб и резкая головная боль. Все как у Алексея. Лекарства не помогали, температура если и сбивалась, то только на непродолжительное время. А вот головная боль сводила людей с ума. От нее ничего не помогало. Никакие таблетки, никакие инъекции не могли избавить людей от муки. Только наркотические средства приносили временное облегчение, но, понятно, что это была не панацея. Но еще хуже было то, что вместе с головной болью приходили неутолимая жажда и звериный голод. Голод настолько сильный, что заболевшие готовы были проглотить все что угодно, лишь бы на время избавиться от него. И на этом фоне были замечены случаи поедания бродячих собак и кошек. В сыром виде…. Прилюдно…. Двух человек, что поймали за этим занятием, поместили в психушку. Впрочем, как и многих других, что из-за сильной головной боли и жуткого голода стали терять человеческое обличие.
Информацию обо всем об этом на первых порах спокойно распространяли местные и областные СМИ. И секретом не являлось. Поначалу люди даже и не обратили на это заболевание своего внимание. Но затем, через несколько дней, когда многие поняли, что это выбивается за рамки обычного гриппа, заметили, что информация в газетах и на телевидении стала фильтроваться. И только в интернете можно было найти более или менее достоверную информацию. Да и та стала подвергаться цензуре и блокироваться. В общем, по городу поползли нехорошие слухи. Паники еще не было, но зато появилась напряженность. Появились первые люди, что перемещались по городу исключительно в масках и общение с окружающими сводили к минимуму.
В то же утро Алексей позвонил Евгении. Он долго держал трубу возле уха, раз за разом набирал ее номер, но никто ему не отвечал. И потому он злился. Ходил из угла в угол пустой палаты и беспрестанно выслушивал длинные гудки. Надеялся, что хотя бы ее мать сможет ответить. И выйти из больницы он не мог, охранник на выходе зорко следил за ним и пресекал любые попытки покинуть отделение.
Привезли еще одного больного. Молодого мускулистого парня с короткой стрижкой и с недельной небритостью. Леха его узнал. Незадолго до того как его самого свалило, он подвозил этого парня. Забирал из качалки. Перебросился с ним тогда парой фраз, довез до места и высадил. И вот сейчас его вкатили на каталке в отделение уже связанного, беснующегося и пытающегося цапнуть зубами окружающих. Он был совсем плох. Лицо красное от температуры, лоб в испарине, губы в глубоких красных трещинах, местами прокушены и с запекшейся кровью. Врачи крутились вокруг него, пытались зафиксировать парня еще крепче. Наготове стояла медсестра с наполненным шприцем. Но она не могла подступиться. Парень дергался, вырывался и отшвыривал докторов. Хоть и связан был, а все же умудрялся сопротивляться. По-звериному рычал и скалился, не давал ухватить себя за голову.
Ольга Николаевна заведующая отделением жестко командовала мужиками, что самоотверженно пытались удержать пациента:
- Навались на него, чего ты смотришь? Держи руки сильнее, не бойся. Лизку пустите. В бедро ему коли….
И Лизавета Васильевна, совсем еще молодая медсестра, протиснулась между мужиками и прямо сквозь брюки всадила иглу и поспешно вдавила поршень. Привязанный взвыл от боли. Ольга Николаевна дала команду и люди оставили больного в покое. Теперь он никуда не денется. Лекарство скоро подействует и с ним можно будет спокойно совладать. И даже везти пока его не стали, терпеливо ожидая, когда он начнет успокаиваться.
- Константинов, ты чего из палаты вылез? – строго спросила заведующая. – Цирк увидел?
Леха пожал плечами.
- А я, когда меня привезли, то также себя вел?
- Примерно. Но этот сильно уж запущен. Все, нечего пялиться, возвращайся в палату и не выходи.
И она потеряла к нему интерес. Леха отошел в сторону, встал в дверном проеме своей палаты и продолжил созерцать. Парень-качек уже стал утихать, движения его замедлились, голос ослаб, веки прикрылись. И врачи, что стояли поодаль, ослабили внимание. Лизавета Васильевна зачем-то подошла и, сердобольно решив поправить на парне задранную футболку, коснулась тела. Парень от прикосновения вздрогнул, открыл глаза, дернулся и каким-то неведомым образом сумел схватить медсестру за рукав халата. Она вскрикнула, попыталась вырваться, но не смогла. Хватка была железной. К ней на помощь рванули мужики и еще секунда бы и ей смогли бы помочь. Но…. Но качок, почуяв в руках добычу, утробно заревел и, напрягши мышцы порвал-таки путы на другой руке. И тут же ею схватил бедную девушку за халат и притянул к себе, вонзая зубы в плечо. Она закричала от боли и страха, затрепыхала как пойманная в силок куропатка. А качек грыз ее, пытаясь прокусить тонкий халат. Прошли мгновения, секунда времени…. Подоспели мужики и без сантиментов врезали качку по животу, потом по морде и, когда он на мгновение ослабил хватку, оторвали от него девушку. Оттеснили ее за спины. А та, голося от боли и ужаса, словно завороженная наблюдала, как на халате быстро растекается алое пятно. Слава богу, одежда осталась целой, он не смог ее прокусить. Но все-таки пожевал сильно. Один из молодых охранников, увидев кровь, не сдержался и злобно ругнувшись, врезал с острасткой по лицу качка. Разбил губы в кровь. Потом еще раз и еще, и только после этого его становили, повисли на руках.
- Боже мой, девочка! – воскликнула заведующая, очнувшись. – Господи, снимите ей халат. Кровь остановите.
На больного ей уже было плевать. С медсестры стягивали халат, разрезали ножницами футболку и бинтами прижимали разодранную рану. Лизавета Васильевна рыдала навзрыд, билась в истерике. А на качка заново навалились мужики и уже безо всякого сострадания привязали к каталке. А тот уже почти и не сопротивлялся, лишь вяло шевелился и хрипло мычал, слизывая языком кровь с собственных разбитых губ.
- Лизоньку к хирургам быстро, - скомандовала заведующая. И медсестру, усадив на каталку, увезли из отделения. А качка поспешно вкатили в отдельную палату, где не так давно лежал и сам Алексей. Захлопнули за ним двери и охранник встал в караул. Рассерженный молодой и прыщавый парень, грозно зыркал на глазеющих больных и от гуляющего в крови адреналина, коротко выхаживал возле двери. Никак не мог успокоиться. Заметил вдруг Лехину физиономию, повел грозно подбородком и рявкнул, так, словно это лично он был виноват в произошедшем:
- В палату свалил! Быстро!
Алексей посмотрел на него удивленно:
- А ты чего раскомандовался?
- Ты плохо понял? – явно желая отыграться на нем, взвинтился молодой охранник. – Скройся!
И хоть Леха был еще довольно слаб и не полностью восстановился после болезни, а все же не мог допустить к себе подобного отношения. И потому он, оторвавшись от косяка двери, демонстративно расправил плечи и, исподлобья глянув на пацана, с вызовом ответил:
- Бриться сначала научись, молокосос. Тоже мне, начальник.
Парень взъярился. Едва не подпрыгнув от наглости, он дернулся, побагровел лицом. Руки его потянулись за дубинкой, что болталась на поясе:
- Ты что сказал?!
- Со слухом проблемы? – ответил Леха, закипая. Адреналин забурлил в крови, сердце, в предчувствии драки, бешено застучало. – Понаберут дебилов.
- Шта?!
Он крепко держал дубинку, нервно потрясал ею, но пока что не решался пускать в ход. Хоть и был на взводе, но все же, инструкции пока соблюдал. Нервной походкой подлетел к Лехе, злобно уставился, сверля бешенными зрачками:
- Что ты сказал? Ну-ка еще раз повтори.
- Рот, говорю, закрой и не командуй.
Они были похожи друг на друга. Одного роста, одного телосложения. Охранник был немного помоложе, наверняка устроился на эту работу сразу после армейки. И наглости у него еще не убавилось. Леха тоже раньше служил, и он когда-то был таким, но потом успокоился. Но чувства собственного достоинства не потерял. И потому, не смотря на не лучшую физическую форму, он уже готовился к драке.
Молодой охранник долго сверлил его взглядом. Он тоже готов был к драке, но не мог этого сделать. Строгие инструкции ограничивали его желание. И потому после минутной борьбы взглядами, он сдал назад. Ругнулся негромко и, поджав губы, бросил:
- Убивать вас уже надо, а не в больнице возить. Тьфу…, - и отошел на свое место. Встал там возле двери карантинной палаты и набычился, вложив в ладонь тяжелую дубинку. Показывал всем видом, что недоволен и любой, кто подойдет к палате огребет от всей его широкой души. Но это уже была формальность. Больные, что находились в отделении, были напуганы произошедшим и все сидели по своим палатам. Выходили лишь по самым необходимым потребностям.