С главным режиссером Театра «Ленком» Марком Анатольевичем Захаровым я встречался во время съемок документального фильма "Наша феличита".
- О чем будем говорить? – обратился ко мне Марк Захаров .
- Мы снимаем фильм об итальянцах в России. О том, как у нас в стране воспринималась итальянская музыка…
- Угу! – удовлетворенно хмыкнул Захаров.
Кабинет Захарова – это большая комната, скорее даже зала, в центре которой стоит большой круглый стол. Вокруг стола – красные стулья, сбоку от него – рояль. Видимо, здесь происходит читка сценариев, обсуждение творческих планов и задач.
Мы прошли два полукруга вокруг стола, обсуждая вопросы и возможные ответы. Марк Анатольевич в своем творчестве, как минимум, дважды коснулся Италии: когда ставил спектакль «Автоград XXI», который был посвящен строительству автозаводов-гигантов в Тольятти и Набережных Челнах, и когда снимал фильм «Формула любви». Вот об этом я и хотел спросить Захарова.
- Все готово! – крикнул оператор. – Можно снимать!
Марк Анатольевич рассказал, как в 1973 году во время работы над спектаклем «Автоград ХХI» побывал на автозаводе в Тольятти. Он вспоминал, что его сердце обливалось кровью, когда он увидел, как в сборочном цеху вьетнамцы стучали по корпусу машины огромными молотками. Побывал он и на производственных совещаниях и там понял, что в жизни все происходит немного иначе, чем это показывается в нашем кинематографе.
Тем не менее, зрители хорошо приняли спектакль, так как он получился горячий, веселый, в нем была молодежная отвага. И в принципе, то что ждали от молодежного театра, получилось...
Еще Марк Захаров рассказал, что ставшая знаменитой пародия на итальянцев в исполнении Александра Абдулова и Семена Фарады, появилась совершенно случайно. Он вспомнил, что Гладков очень легко и быстро писал песни, но прежде, чем он начинал работать, его надо было «разогреть». Захаров приезжал к нему утром, клал перед ним на рояль свежий номер газеты «Правда» и просил спеть передовицу: «Гена, пожалуйста, сыграй, как это было бы в Сопоте!» Тогда были очень модны фестивали эстрадных песен в Сопоте. В другой раз Захаров просил его спеть, как Кобзон, или как еще какой-нибудь певец, или как хор краснознаменный. Так Гладков входил в градус творческого вдохновения.
Песню для слуг Калиостро, то есть Абдулова и Фарады, Геннадий Игоревич сочинил под самый занавес работы над фильмом.
Однажды Марк Анатольевич приехал к Гладкову и сказал: «Да, все! Кончили!»
И тут же попросил: «Знаешь что... Напиши еще песню для слуг! Все-таки их играют Абдулов и Фарада...»
«Мы так не договаривались!» - сказал Геннадий Игоревич
«Да, не договаривались, но... Напиши! Чего тебе стоит?»
«И что это должно быть?»
«Я не знаю...»
Тогда Гладков запел: «Уно, уно, уно моменто...»
Потом редактура долго выясняла, нет ли в этой песне крамолы, антисоветчины, чего от Захарова периодически ожидали.
Еще Марк Анатольевич вспомнил, что Александр Абдулов сам спел эту песню, а Семен Фарада спеть не смог. Тогда Геннадий Игоревич, зажав нос, запел пронзительно-противным голосом: «Уно, уно, уно моменто...»
В самом конце разговора я спросил:
- Марк Анатольевич, а в чем все-таки заключается формула любви? Вы так и не дали ответа на этот вопрос в своем фильме...
- Формулу любви, - ответил Захаров, - будет также интересно разгадывать и после того, как нас не будет, не будет наших детей, а будут совсем новые поколения, которые тоже будут биться над формулой любви. Это какое-то чудо. Этим надо очень дорожить: увидеть человека и почувствовать, что он вызывает не симпатию, не влечение, а именно любовь – вещь дорогая. Это какое-то озарение. Какой-то особый человеческий контакт, который происходит достаточно редко...
Захаров еще отвечал на вопрос, но я уже почувствовал, что эта фраза – это наша удача. Этими словами Марк Анатольевич буквально подвел итог всему нашему фильму, будто бы он уже посмотрел его. Дальше интервью можно было не продолжать...
НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ СЪЕМОЧНАЯ ГРУППА ПРИЕХАЛА К ГЛАДКОВУ
- Ну, ребята, у меня сегодня рекорд! – воскликнул Геннадий Игоревич Гладков, встречая съемочную группу АТВ. – Самые большие телегруппы, которые тут у меня бывали, состояли максимум из пяти человек. А вас семеро! Да с вами еще и гримерша? Никогда еще меня перед съемками не гримировали!
Гладков живет в композиторском доме на Садовой. Три маленькие комнатки, одну полностью занимают круглый обеденный стол и комод красного дерева, вторую – старый черный рояль. Чтобы установить треножник с камерой, стол в гостиной пришлось сдвинуть к двери, ведущей на кухню. Софиты установили и вовсе в коридоре.
Когда начались съемки, оператор усадил Геннадия Игоревича на стул возле стола, но когда он по команде «Мотор идет!» начинал что-то оживленно рассказывать, то постоянно выпадал из кадра. Толя несколько раз останавливал съемку и возвращал Гладкова в это единственно возможное положение, где он входил в кадр целиком, а не частями.
- Да не могу я не двигаться! – смеялся Гладков. – Вон на стене висит мой портрет. Он не двигается. А я не могу не двигаться. Такой уж я импульсивный!
Геннадий Игоревич подтвердил, что он распевался под передовицы газеты «Правда»:
- Марк Анатольевич однажды спросил: «А ты на все можешь импровизировать?»
«Ну, я стараюсь!» - ответил я.
«А вот газету можешь спеть?»
И на спор он ставил газету, а я, значит, должен был импровизировать шлягер в стиле фестиваля в Сопоте.
А потом мы показывали этот фокус на вечеринках для наших жен и друзей. Смешно было.
«А чтобы ты не повторялся, я принес свежую газету!» - говорил Марк Анатольевич.
Научил меня этому Таривердиев. Однажды я ему пожаловался, что очень мучаюсь, когда приходится писать песни на переводные стихи. Например, у Пабло Неруды очень нестандартный размер, и я никак не могу сообразить, как положить их на музыку. Он взял первый попавшийся под руки журнал и попросил раскрыть его на любой странице. Я открыл, а он начал импровизировать.
«Запросто! - говорил он. – Меняй стихи, повторяй где-то слова. Ты – автор! Поэтому делай так, как тебе нужно!»
Я импровизировал, а Марк Анатольевич все записывал на магнитофон. Он это делал неуклонно, потому что однажды я забыл, что наимпровизировал, и он мне про это всю жизнь напоминал: «Ты же тогда сыграл гениальный кусок. И ты его не вспомнил!»
Потом Геннадий Игоревич поведал свою версию рождения суперхита «Уно моменто».
- Я даже не думал, что это войдет в картину! Марк Анатольевич пришел и говорит: «Знаешь, должна быть еще одна итальянская песня...»
«А где стихи-то?» - говорю.
«Да какие стихи! Пусть будет «рыба», а стихи потом допишем!»
«Ну и что будем делать?»
А он говорит: «Вот я хочу тебя проверить. Ты сочинял русские песни, сочинял джазовую музыку, написал много испанских и еврейских песен. А вот как ты насчет итальянской песни? Слабо?»
«Да почему же слабо?»
«Тогда давай!»
«Хорошо, - говорю, - давай! На спор!»
Он включил магнитофон, и я судорожно начал вспоминать, что же характерно для итальянской песни? Во-первых, запев должен быть в миноре, а припев – в мажоре, как в «Вернись в Сорренто». Это же типично итальянская песня. Я уж не буду раскрывать свои композиторские тайны, но есть в итальянской песне свои штампы. А чем я могу пользоваться с ходу? Только штампами.
Но ведь еще и петь-то что-то надо. И Марк Анатольевич подгоняет: «Пой!» А что петь-то? Мы в консерватории немного задевали итальянский, у нас же термины все итальянские: анданте, аллегретто... И я помню что-то такое: «Уно, уно, уно моменто...» Вот что-то такое в башку ко мне взбрело. Просто от фонаря. И я на это «уно моменто» стал импровизировать. А ведь могло и что-то другое в голову взбрести. И вот тупость этого сочетания «Уно, уно, уно моменто...», повторность этого дурацкого заклинания, оказалось огромной удачей.
Значит, все это я сымпровизировал, а Марк Анатольевич все записал. Но так как в запеве нужны были какие-то слова, то он потом нашел какую-то девушку, которая понимала по-итальянски и написала какой-то текст. Но припев «уно моменто» - это мое неотъемлемое право.
А я же за Фараду еще и спел ее в фильме. У Семена Фарады что-то не получалось, то ли в горле першило, то ли что-то еще. Вот Марк и говорит: «Твоя песня – вот ты иди и пой!»
А еще я даже снимался в «Формуле любви»! Я сыграл там слугу в одном эпизоде. И даже произнес одну фразу: «С кого это ее лепили?»
…А два года назад раздался у меня дома телефонный звонок: «Это звонит руководитель академического хора имени Шнитке. У нас – новогодняя программа, в которой мы исполняем вашу песню!»
Я спросил: «Какую?»
Отвечает: «Уно моменто»!»
Представляете! Хор имени Шнитке поет эту чушь собачью!
Я спрашиваю: «Да что же вы ничего другого не нашли?»
Он отвечает: «Да нам так нравится! И у нас это хорошо получается! И публика принимает!»
Это достойно анекдота. А все из-за того, что Марку Анатольевичу вздумалось надо мной подшутить…