Бывает такое время осенью, когда лист, приготовившийся сменить зелёный окрас на жёлто-красную гамму, ещё прочно держится на ветке дерева, а лес преображается прямо на глазах, день ото дня изыскивая всё больше и больше красок для своего наряда.
Поначалу деревья робко подыскивают собственный стиль, примеряя на себя различные украшения и наряды, с каждый днём становясь всё более смелыми и даже бесстыдными.
Так, на рослых основательных берёзах появляются длинные позолоченные серёжки, иногда напоминающие ленточки, которые девушки привязывают к веточкам в надежде приколдовать к себе суженого. В зелёных кудряшках листвы пробиваются разноцветные прядки, будто неизвестный лесной стилист использовал мелирование - сложную технику окрашивания волос. Другие клиентки того же лесного мастера пожелали покрасить себе лишь чёлку.
Уже прорежены ветрами багрово-розовые черёмухи, первыми во всём лесу теряющие пышность своей причёски. Нежными свадебными букетиками стоят они в открытом поле, и лишь декоративной атласной ленты не хватает их немудрёному наряду, чтобы усилить данное впечатление.
На еще зелёных ветках клёна, как в больших отцовских ладонях, удобно расположились резные листочки различных цветов, что придаёт необычайную красочность всему дереву. Золотые монетки осиновых листьев перемежаются редкими медяками, поблёскивают на солнце и, чудится, позвякивают, несмотря на полное отсутствие малейшего ветерка.
То тут, то там в травяной зелени леса проглядывают красные, оранжевые, жёлтые искорки листочков невидимых деревьев. Искусными мазками художника-импрессиониста выведены игривые жёлто-оранжевые завитки на изумрудной куще лесного хозяина. На телеграфных столбах на одинаковом расстоянии друг от друга, как дозорные домовладыки, расположились жёлтоклювые рябые ястребы.
Всполохами огней на общем зелёном фоне лесов вспыхивают огненно-рыжие клёны, отсвечивают золотом до боли в глазах аккуратные берёзки, обращают на себя внимание малиновые рябинки. А испарения, поднимающиеся к небу из зеленеющих ложбинок, напоминают дымки многочисленных костров.
И вот уже осмелели модницы, и вот уже загремели фанфары для приготовившихся к торжеству осени деревьев.
Разжелтелись основательные дубы, напоминающие собой небольшие копёшки, копны, а порой целые скирды сена. Раскраснелись опрятные рябинки, нежно обнимающиеся с телеграфными столбами. Медяные тополя выстроились величаво по периметру деревень, как стражи.
Пробились к небу розовые верхушки тонкоствольных берёз, родившихся в тёмной чаще хвойного леса, на фоне которого вкрапления других деревьев кажутся разыгравшимися в салочки огненно-рыжими змейками. Красно-жёлтые водопады лиственных массивов будто стекают с вершины лесной чащобы к ее подножию.
И уже кажется чужеродным неожиданно зелёное деревце внутри блещущего золотом в лучах солнечного света царства Мидаса. Тончайшая паутинка золотистых листочков поверх зелёных собратьев, расположенных внутри кроны юных берёзок, запрятавшихся в глубине желтеющего листвяника, смотрится, как вуаль на подвенечном платье.
Заплескались медово-жёлтые фонтаны и фонтанчики небольших вязов, заискрились салютами молодые липки, зазвенели золотинки ольхи. И лишь оттенками цвета мёда — от белесого липового, янтарного цветочного до почти коричневого гречишного - различается их листва.
Уже составлены роскошные букеты из величавых лип и дубов, предназначенные для особых гостей на этом балу. Поросль разноцветного кустарника, как кружевной подзор на пышной перине осени, опоясала леса.
Невозможно надышаться воздухом, напоённым ароматами грибов, палой листвы и с удовольствием отдающих свои запахи трав.
Распоясавшаяся в своём буйном жизнелюбии, хозяйка-осень расцветила и скромные уральские деревушки. Отдельно стоящие деревца охраняют их, как рыцари в золотых, бронзовых и медных доспехах. Разгорелись по сёлам костры пламенеющих клёнов. Притулившиеся к деревянным домишкам, разноцветные рябинки, кажется, специально посажены умелым садовником.
Клумбовое разноцветье лиственного леса иногда простирается на сотни метров, являя собою цветник, принадлежащий отлучившемуся по своим делам, великану, и по всему, созданный трудами лучшего ландшафтного дизайнера. Кроны деревьев похожи на кусты роз всех цветов на этой гигантской клумбе.
Ели-кипарисы, как офицеры в праздничных мундирах высятся над танцующими лиственными дриадами, разодетыми в пышные платья цвета белого и красного вина, розового шампанского и крепкого коньяка.
Бледно-серые ивы выделяются на фоне всего этого великолепия скудостью своего убора, и думается, что случайно оказались они на данном помпезном торжестве.
Багрово-мохнатый кипрей, по иному, иван-чай, другие багряные травы и п злаковые в пушистых метелках выписывают почти правильные фигуры округлой формы на пустеющих полях, образуя своеобразные островки от совсем белесых до бордовых вокруг телеграфных мачт. Мелкий цветастый кустарник вместе с разнотравьем образуют узорную кайму на платье разряженной тайги.
От невероятной красоты душа трепещет, дыхание сбивается и вспоминаются японцы, наотрез отказавшиеся от обширнейшей культурной программы ради съёмки осеннего уральского леса, а в голове рефреном звучат слова — то ли начала стихотворения, то ли припева какой-то песни: «Осенний лес — сама поэзия и музыка сама».
И думается, что человек, с достоинством подошедший к третьей четверти земного существования, уже переживший свою весну, своё лето и вошедший в осень покойно и радостно, оставив позади суетность мира, его тревоги и страхи, несколько отстранённо созерцающий биение жизни, несомненно, прекрасен во всепонимании, всепрощении, любви к людям и ко всему сущему.
И радуют глаз просветлённые лица обретших мудрость за годы жизни стариков. И неожиданно приходит осознание известного изречения: «Старость — это сто радостей». И возникает мысль, что коль скоро увядание человека может быть столь прекрасным, то стоит жить долго-долго.
3.02.2013г.