Есть специальности, которые предполагают добычу зверя. Иначе ты как бы и не специалист вовсе. Тут больше не амбиции и адреналин, а традиция. Как бы понятнее сравнить. Это как IT-шник без попытки заработать удаленно и сразу.
Мой путь к зверю начался в 80-м прошлого века в тундрах. Там в основном его видишь – ночи белые все лето, места открытые, да он особо и не прятался. Контактов не было – зверь всегда уходил с дороги в заросли кустарников между морен.
В тайге горизонт сократился. Зверь оставлял следы, но на глаза уже не попадался. Как то по весне причалил пострелять на суп уток по лужам вдоль приречных болот, натянуло запах. Пошел проверить – из-за кучи, нагребенной мхом выскочил и убежал зверь. Подо мхом был лось – их было много и много тогда тонуло на переправах, или погибали от переохлаждения, уже выйдя из воды.
Второй случай с задранным оленем - той же осенью. Зверь поймал олененка, выел язык, что-то выгрыз из грудной клетки. Место было открытое – перекресток старых, сухих, долго не езженых лесных дорог, пришлось делать лабаз. Сидели всем колхозом, по очереди и, примерно на второй неделе, к приваде вышел зверь, не в мою смену. Не факт что тот, который оленя ловил.
Ежегодно следовала череда лабазов – звери охотно бродили вокруг деревни и пугали коров и лошадей. Под лабазы закладывался сбой. Зверь упорно меня избегал и охотно сдавался коллегам. Именно тогда отвращение к охоте с лабаза, видимо и закрепилось.
На первом моем, равнинном промысловом участке со зверем я сходился не часто. Вначале, в первый же год освоения, остатки добытого мной лося зверь смешал со мхом и сделал лежку прямо на куче. Тогда и кобель его учился облаивать и делать хватки, и я – к нему подходить. Тогда зверь ушел без выстрела, но я стал осторожнее и уважительнее к зверю, а кобель агрессивнее.
Делал попытки найти берлогу – все неудачно. Осенью зверь уходил с берега реки в гору – редко - под снег. Сделал единственную неудачную попытку тропить по снегу.
Пытался тропить весной в пяту ставшего зверя. Однако покидал берлогу зверь утренником – по насту – без следа - делал лежку, очевидно, в отдалении от берлоги - где-нибудь на берегу ручья – на солнцепеке. А потом уже начинал ходить по мокрому, давая след. Я все следы брал ближе к ледоходу, когда зверь напрямую шел в пойму широкой реки. Тропление в пяту всегда приводило к промежуточной лежке. Тем более что наст бывал краток, а хождение без наста - невозможным.
Затем пытался забрать зверя сплавом, когда они все, при урожае, выходили на черемуху – любят ее - и треск ломающихся черемух стоял всю ночь. Тоже неудачно – с лодки в сумерках в лесу ничего не видно. Зверь замирал, когда я сплывал дальше – снова начинал возиться, чавкать и ломать ветки.
Второй свой участок я взял уже в зрелом возрасте – в 27 лет. До меня на нем охотились только народности– на лося. Не каждый год – для оленя был глубок снег, для лошадки густ лес. О таких охотах свидетельствовали знаки о добыче лося на сушинах. Поперек берегов попадались канавы золотарей, уже заросшие деревьями.
Понятно, что зверь в таких условиях распустился и страх потерял.
А я потерял всякое желание добыть зверя, смирившись, что это не мое и лишний понт. Вот тут-то и началось.
Первый зверь был очень крупный. Это теперь знаю, что чем крупнее зверь, тем ему сложнее взять лося, и он перебивается мышью и муравьями с борщевиком.
Собак было три, и сработали его агрессивно – только в этом случае зверь останавливается, пытается изловить собак и не слышит, как приближаюсь. Если собаки лают его издали – зверь идет и контролирует территорию. Если услышит человека – побежит и смысла его преследовать нет.
Чтобы «занять» территорию, мне хватило трех сезонов. Тем более собаки были молоды и зверя активно работали. На четвертый сезон зверь держал дистанцию, менял места своих меток и пути своих перемещений. Смысл его добывания пропал. А шатуны не беспокоили, скорее их прибирали волки – в одном случае – был тому свидетелем.
Смысл забирать зверя остался только вблизи деревни, где он угрожает скоту и теряет страх к человеку.
Самый неприятный случай на участке произошел где-то вначале 00-х. С воды кто-то подранил некрупного зверя – это видно было по месту попадания пули – снизу по кишечнику. Зверь прямиком пошел на мою базу (тропил потом его в пяту - мало ли что на том конце следа). Я таскал дрова, не на привязи был только щенок – тогда ей было месяцев восемь. Зверя она стала рвать, когда он приблизился ко мне метров на тридцать. Зверь присаживался, пытался придавить ее задом. Я бросил топор, сбегал за «Севером», благо пули были где-то на виду. Думал, щенок не выживет. Но ничего, оправилась. спасло, что зверь был уже растерявший все силы. Потом зверя не боялась.
Это был единственный случай, когда зверь приближался незаметно и без «предупреждения», что ли. Вряд ли это была «месть». Хотя, кто знает. Резюмирую – с собаками зверя брать просто. Но это - стόит лишь когда вынужденно.