После этой статьи: Нашла у мужа два одинаковых подарка
мне стали приходить на почту письма от моих подписчиков о ситуациях сложившихся в их судьбах. Сегодня я расскажу историю одного мужчины.
Имена он просил не менять.
Он любил эти консервы с детства. Еще тогда, когда он мальчишкой жил с матерью и братом с селе под Саратовом. Мама работала почтальоном и тянула сыновей-погодков одна, как могла. Отец три года назад замерз по пьяной лавочке. Да и толку от него не было. Ничего кроме скандалов и побоев Юра про отца не помнил. Когда отец умер Юре было четыре года, а его брату пять. Жили совсем небогато. Крошечная зарплата матери, курятник да овощи с огорода - не зажируешь. Летом с братом собирали мать-и-мачеху и сдавали в заготовительный центр.
По воскресеньям мать доставала на обед заветные баночки. Брату сельдь в томатном соусе, а Юре в собственном соку. С мягким ржаным хлебом и горячей картошечкой в мундире... ммм, это была пища богов.
Так и пронес Юра через годы любовь к этой незамысловатой пище, даже когда прошла пора повального дефицит,а он не изменил привычек и часто покупал себе заветную жестянку.
Женился Юра на последнем курсе техникума на смешливой девчонке, провстречавшись почти год. К тому времени он уже начал работать в частной автомастерской, снимал с братом квартиру в Саратове и неплохо зарабатывал.
Свадьбу играть не стали. "Неча пузом народ смешить" - сказала будущая теща. Женились по залету, да Юра и не против был жениться, любил он Свету свою.
Только вот родителям её не нравился деревенский жених-нищеброд. О чем тёщенька не стеснялась говорить ему в глаза.
Прошло уже одиннадцать лет, а поменялось мало что. Все так же тёща называла его приживалой, несмотря на отстроенную им на свои деньги баню и пристройку, размером почти с сам старый дом. Да и жена все чаще стала поддакивать матери и все меньше выбирала выражения в его адрес. Юра молчал, превратившись в копию своего тестя - нелюдимого и забитого мужичка, бывшего у жены на побегушках. Начал вместе с тестем частенько закладывать за воротник, закусывая своей любимой сельдью из жестяной банки.
Пытался урезонить жену Юрий, поговорить, предлагал снять квартиру и уехать жить отдельно, но если раньше Света жалела его и пыталась хоть как-то защитить от матери, то теперь на такие разговоры ответ был один: "Не нравится? Уматывай!"
Про второго ребенка Света и слышать не хотела. После третьего аборта Юра запил и вовсе крепко, чуть работы не лишился.
В один из вечеров, вернувшись с работы, Юра сел на кухне, нарезал крупными ломтями еще тёплый ржаной хлеб и открыл баночку с рыбкой, плавающей в золотистом маринаде.
-- Я щи кому сварила?, - взвилась, влетев в кухню, Светлана, --
Опять свою вонючку жрёшь, скотина неблагодарная, нищеброд деревенский!...
От взмаха руки Светланы, банка с рыбой полетела Юре на грудь, уливая пахучей жидкостью майку и джинсы.
Слушать дальше вопли и злорадный смех жены Юра не стал.
Молча встал, снял в ванной грязные вещи, принял душ.
После, стоя перед шкафом со своей одеждой, он выбрал пару брюк, свитер, пару маек и несколько смен белья. Все поместилось в небольшой пакет. Одел чистые джинсы, рубашку и вышел на улицу, прихватив ключи от машины.
Юра ехал знакомым маршрутом к озеру по вечереющей трассе на своей старенькой ниве и счастливо улыбался от нахлынувшего ощущения свободы. А в багажнике позвякивали свежекупленные банки консервов, и шуршали пакеты с новенькими, купленными в том же магазине подушкой и одеялом.
Лето только начиналось и новая жизнь тоже.