Тишина из отделения ушла в один момент. В коридор ворвалась суета, гомон, крики. Персонал вдруг забегал, засуетился. Кто-то в проходе закричал. Протяжно, болезненно, по-звериному. Послышались глухие удары и истерический, с надрывом плач и причитания. Леха навострил уши. Медсестричка выбежала на звуки.
- Коли, живее, живее! – услышал он громкий крик заведующей. – Держи его, привязывай. Осторожнее. Валера, голову ей держи!
Суета приближалась. Топот ног, и протяжные крики перемещались по коридору и вот, дверь в его палату распахнулась и внутрь вкатилась кровать. Вокруг врачи, с гримасой ненависти и страха, удерживали новую пациентку. Охранник держал ее ремнем под подбородок и не давал дернуть головой. Прилагал все силы и сам боялся ту, кто лежала на каталке. А там, пожилая женщина. Она бесновалась, пыталась вырваться. Глаза пустые, бессмысленные, без искорки разума. Она дергалась, выгибалась дугой, рычала. Руки, казалось, жили отдельно от нее, мотались в стороны, пытаясь что-то схватить. Врачи наваливались на них, держали, но это мало помогало. Казалось, в женщину вселился дьявол.
- Да привязывай же ее скорее, - закричала Ольга Николаевна одной из коллег. – Накидывай же, ну! Вот так ее, туже! Чтоб пошевелиться не могла! А теперь другую. Крепче держи, не отпускай! Коля, твою мать! Держи ее, ослаб что ли?
Ее кое-как приковали. Затянули на запястьях и на лодыжках ремни и отступили. А та, и не подумала успокоиться, так и продолжала бесноваться. Дергалась, выгибалась, мотала головой, так, что каталка ходила ходуном.
- Надо бы голову привязать, - тяжело дыша, заметил охранник.
- Нечем, - ответила растрепанная заведующая. – Лиза, готовь инъекцию.
Женщине без сантиментов вогнали иглу в бедро. Это было больно – Леха помнил какого это. Но пациентка, похоже, и не заметила. Когда в очередной раз ее оставили на кровати, она так и продолжила метаться и дергаться. Рычала, скалила зубы, растягивала потрескавшиеся губы. И все никак не успокаивалась. Прошли долгие десять минут, прежде чем она начала сдавать обороты. Сначала движения ее замедлились, ослаб гортанный рык, сомкнулись губы. А затем и взгляд ее потух, на мгновения приобретя малую толику разуму. Она успокоилась, закрыла глаза и заснула.
- По городу уже сотый случай, - недовольно проговорила заведующая. Устало посмотрела на Алексея и словно для него пояснила. – И все как один – голод, жажда и головная боль. Как у тебя, Константинов. Ты сам-то как?
- Нормально, - испуганно ответил Леха. У него перед глазами до сих пор стояло то безумное выражение лица доставленной женщины. И это было страшно. Только теперь он понял, почему его тогда привязали и только сейчас он смог простить врачей. – У нее тоже грипп?
- Наверняка, - вздохнула она и, обратившись к одной из медсестер, приказала. – Кровь на общий анализ. Когда очнется – напоить и по возможности накормить. Да, и раздеть, как положено. А этого, - она кивнула на Алексея, - в общую палату готовь. Хватит ему разлеживаться.
И эта новость его ободрила. Лежать привязанным чертовски надоело, спина болела, и наверняка появились пролежни. Да и помыться хотелось. Ему хоть и меняли ежедневно постельное белье, однако ж тело оставалось грязным и уже попахивало. К тому же он уже в достаточной мере держал себя в руках и эти страшные приступы у него прекратились. А те волны, что накатывали вместе с головной болью, были ничтожны по своей силе и опасности уже никому не несли.
И вот вскоре он, с накинутым на обнаженное тело халатом, располагался в простой палате. Устраивался на самой обычной кровати с панцирной сеткой и самостоятельно застилал постель. И был довольный как слон. В палате два соседа – мужики по пятьдесят лет, настороженно за ним наблюдали. Смотрели на него угрюмо, даже слова не проронили. Леха застелился, присел счастливый на кровать и довольно потянулся. Потом, заметив странное отношение к своей персоне, пояснил соседям:
- Как же хорошо просто посидеть. Вы бы знали!
Один из них, тот, что был с короткой стрижкой и с недобрыми, злыми глазами, с вызовом ответил:
- Как же, знаем! Это же ты в реанимации почти неделю валялся?
- Я, мужики. Замучили меня эти врачи. Ну, давайте, что ли знакомиться? – и он, встав с кровати, сделал пару шагов и протянул руку. – Меня Алексеем зовут.
Мужчины не пошли с ним на контакт. Наоборот, даже отстранились от него, а тот, что с короткой стрижкой, поднял предостерегающе руку:
- Ну-ка, стой! К нам не вздумай подходить. Если подселили, то хрен с тобой – валяйся. Но к нам не подходи.
- Мужики, да вы чего? Что случилось?
Они ему не ответили. Смотрели на него грозно и недружелюбно. Могли и в морду дать. А второй, тот, что был лохмат и не стрижен, демонстративно достал из тумбочки свежую маску и нацепил на морду. Вторую такую же протянул стриженому.
Странно все это было. Леха остался в недоумении. Он растерянно вышел из палаты – хотел сходить на пост, чтобы разузнать, как бы позвонить матери, что бы та принесла что-нибудь из одежды. И пока он ковылял до дежурной медсестры, происходило странное. Народ шарахался от него. Люди прятались в палатах, обходили его стороной. И глаза их смотрели поверх масок на него со страхом, и в спину доносились проклятия.
Так продолжалось целый день. Его игнорировали. Он не мог выйти из палаты – больные как тараканы разбегались по своим щелям. Даже его соседи более в палате не появлялись. Забрали свои вещи и со скандалом подселились к другим больным. Даже на прием пищи никто из них ни пошел. Все терпеливо дожидались, когда Алексей насытит свой бездонный желудок.
Вечером пришла мать. Радостная оттого, что его наконец-то выпустили, и они смогли наконец-то встретиться. Принесла одежды, еды. Им разрешили выйти в коридорчик, где Леха без лишней скромности и уничтожил целую палку колбасы.
- Тебя здесь не кормят что ли? – спросила она обеспокоенно. – Ты голодный?
- Да нет, мам, кормят, - пробубнил он с набитым ртом и заливая глотку теплой колой. – Только что-то все время есть хочется. Прям жор какой-то.
- А-а, - протянула она. - И всегда ты так?
Он кивнул.
- А как был худющим так и остался.
Сидели они на лавочке, возле приоткрытого окошка. Жара на улице так и стояла невыносимая, на небе ни облачка. Кондиционеры не спасали, а в больнице вообще их было немного. Поэтому в палатах все обливались потом и все время ходили обмахиваясь газетами.
- Как Серега? – спросил он, прожевав.
- Работает на своем заводе. Через месяц у него отпуск. В Таиланд всем семейством полетят.
- Так он же уже был в этом году?
- Ну и что? – пожала мать плечами. – Брат твой богатый, почему бы не слетать?
- Да какой он богатый, - махнул Леха рукой. – Просто работа хорошая. Мам, слушай, а помнишь я тебе про девушку одну рассказывал?
- Это про какую?
- Про Евгению? Помнишь?
- Ну?
- Тут такое дело…, - он слегка замялся. – Приходила она тут ко мне, да только я ничего про это не помню. Без сознания был. Говорят, что укусил я ее за палец сильно. В общем…, позвонить бы ей надо, а телефон у меня дома остался. Можешь мне его принести сегодня?
- До завтра подождать не можешь? – хитро улыбнулась мать.
- Не могу, - ответил он со смущенной улыбкой. – Хочу узнать как у нее. Не заболела ли? А то говорят, что грипп ходит сильный по городу.
И тут она помрачнела. Тяжело вздохнула.
- Да, странно, что в такую жару люди заболевают. У нас бабка Клава заразу эту подцепила. Увезли на скорой. Родню к ней не пускают.
- И к нам вчера одну привезли. Вырывалась, орала. Еле привязали ее. Врачи все нервные ходят.
- Говорят, что кто-то с ума сошел.
- Да-да, от заведующей слышал, что психушки переполнены, - подтвердил Алексей.
- Да ты что?! – воскликнула мать. – А в газетах ни слова.
- Что-то скрывают, - сымитировав заговорщицкий тон, шепнул Алексей. А затем, улыбнувшись, напомнил. – Так как? Привезешь сегодня мой телефон.
- Ой, давай завтра? Куда мне старой мотаться? – отмахнулась она. – Завтра утром и привезу.
Она привезла телефон следующим днем, как и обещала. И взволнованным голосом сообщила сыну то, о чем ранее и не подозревала. Просветили старушки, что сидели на лавочке у подъезда. КГБ в юбках обмусоливая за эту неделю все доступные новости, пришло к единому мнению – в городе творится что-то странное. Что-то нехорошее.