Раз уж сегодня актуальна женская тема, добавлю и я свои пять копеек наблюдений. Домогательства. Мне никогда не давали пощёчин. Хотя поводы были. Может быть, все и не вспомню, а вот несколько.
Третий курс института, я вожатый в детском лагере на берегу Катуни. В моём ведении отряд первоклашек. Разбойники ещё те. Один, прямо как по классике, рыжий, конопатый, не давал скучать: то птенцов принесёт, то свинец за корпусом плавит на костре, то ночью намажет лица друзей по комнате повидлом и запустит им в постель муравьёв. Вот, где он хранил полночи этот муравейник, скажите мне, в пакете целлофановом что ли?
Однажды сбежал купаться на Озерки. Пришлось идти его искать.
А за мной полсмены ходила одна девочка, лет четырнадцати. Прямо неотвязно. Над ней уже и подруги хихикали, хотя потом привыкли. И записочки от неё мне приносили с рисунками сердечек, с умело начертанными личиками умильными и большеглазыми на манер тогда ещё неизвестных нам анимэ. Мы в отряде с моей напарницей проводим какое-нибудь мероприятие, игру там интеллектуальную или просто на площадке возле корпуса развлекаемся в Третий лишний. И она, девочка эта с длинной русой косой тут как тут. Стоит и смотрит на меня как на чудо дивное, заморское.
-Глаза, - говорю, - сломаешь!
-Мои глаза, - отвечает, - что хочу, то и делаю.
-Ну, ну.
Так вот, оставил я на отряде свою напарницу, и отправился искать Рыжего. А возле самых ворот догоняет меня девица моя неотступная.
-Можно я с тобой?
-Нельзя, - говорю, - Зина, без разрешения пределы лагеря покидать.
-Я же с вожатым?
-С каким вожатым? – не понимаю я.
Вздыхает Зина, и от бега запыхалась и, вообще, от мысли, что неужели же все мужики такие тупые. А грудь вполне развитая и даже прямо не по годам, вздымается. Господи, прости!
-Прости, - говорю уже отечески, - плохо соображаю, волнуюсь за Рыжего. Нельзя со мной, вдруг что там, придётся бежать или ещё что.
-А я могу, я могу и бегать и первую помощь оказать. И искусственное дыхание как делать знаю, - и тут щёки её запылали таким алым цветом, куда там закату над тайгой. – А вдруг, нужна будет помощь, вы же Рыжего не бросите, так вы меня в лагерь отправите, я быстрая, я приведу.
-Ладно, - говорю, только от меня ни на шаг, слушаться во всём.
Кивает, согласная.
Нашли мы Рыжего, теплого да на горячем камушке. Заметил он нас.
-Вы, - говорит, - мне обещали бассейн в лагере. А бассейна нет! А я купаться хочу! Лето проходит!
Философ малолетний. Беру я прутик с ближайшего кустика и иду так, не торопясь, к этому шкету. А конопатая эта бестия срывается с места со своими вещами, и даёт стрекоча по камням. Орёт ещё мне на ходу, оглядывась:
-Сергей Александрович! Я всё понял, я больше не буду! Я в лагерь! Вы придёте, а я уже там!
Побежал я за ним. А Зина за мной. По камням, по кочкам, по песку, по завалам прибрежным. Зараза эта мелкая, рыжая ушмыгала по кустам непроходимым, как братец Кролик от братца Лиса.
Что делать? Остановились мы, запыхались. На Зину лучше не смотреть – ещё краше стала.
-Будем надеяться, что Рыжий не обманет на этот раз и правда понёсся в лагерь.
Отдышались и пошли. Рядом. Молча. И чёрт дернул меня за язык. Ну, скучно же было по романтической тайге, дороге грязной вот так просто идти и молчать.
-Давай, - говорю, - девица красная, определим раз и навсегда дистанцию между нами. Понятно, что ты за мной ходишь, всё бывает, и у всех. Ничего, наверное, в этом плохого нет. И мне даже лестно и приятно. Но видишь ли, не все такие отношения одобряют. Да и я сам против. И ничего во мне такого нет. Вот в мальчишках из вашего отряда - да, в них будущее и счастье, возможно, твоё. На них надо смотреть, а ты смотришь - и не видишь. Приглядись. А я на что, я старый и больной…
На тот момент старому и больному мне шел двадцать первый год. А юная особа идёт рядом, голову на грудь повесила, хотя уместнее сказать – положила. Ах, давайте вообще про грудь не будем.
-Ты же, - продолжаю, - девочка… девушка умная, и со вкусом у тебя всё в порядке, судя по рисункам. Зачем тебе с такой рухлядью связываться? У меня вон нос кривой, зубы в разные стороны торчат, на прошлой неделе три прыща выскочило. И вообще, открою тебе страшную тайну у меня правая половина тела больше левой. Не веришь, вот, смотри!
Складываю две ладошки вместе – показываю. Действительно левая ладонь немного больше правой.
Хихикает. Смотрит на меня исподлобья своим небесно-чистым взглядом, улыбается.
Ладно, попробуем по-другому.
-А ты, девица, не дурочка ли? Чего это тебя к здоровым мужикам тянет? Что ты за мной ходишь? А, может, я маньяк, может, я таких, как ты, в лес заманиваю и там… убиваю и жарю на костре? Ты хоть знаешь, что такие, как я, могу сделать с такими, как ты? Тебе маму с папой не жалко?
Стоит. Мочит. Потом бросила мне:
-Я не дура! – и побежала в противоположную от лагеря сторону.
-Эй, - кричу, - этого ещё не хватало, я же пошутил, я не маньяк!
Вот чиканутая, теперь мне её ловить по всей тайге до утра.
Пришлось нам снова в догонялки играть, только бежали мы теперь в обратную сторону, к Озеркам. Всё-таки я оказался быстрее. А может Зина не слишком старалась убежать. Догнал и схватил. А как ещё можно схватить? Заключив в объятья. Только это были не объятья, а захват. Только вот четырнадцатилетнее сознание всё могло и по-другому понять.
-Пусти! – говорит Зина зло. Прямо так на «ты» и без всякой нежности в голосе.
-Не отпущу, пока не пообещаешь мне, что пойдешь со мной в лагерь.
-Пусти, мне больно, - шипит.
-А не больно буду держать – убежишь. Обещай не убегать!
Молчит. И тут она начала вырываться. И не слабая оказалась девочка. Вспотели оба, пыхтим, как дураки, честное слово. Хорошо я иногда могу увидеть себя со стороны. Мне стало смешно. А тут её глаза как раз перед моими оказались. Взял я и чмокнул её в сомкнутые злые губы. Отпустил и захохотал. Зловеще так получилось, даже немного с кашлем и уханьем. Ну, нормальный взрослый человек в ответ бы, наверное, тоже засмеялся, а тут ребенок, хоть и думающий, что она взрослая.
Метнула в меня такой злой взгляд. И уже я почувствовал, сейчас получу пощёчину. И тоже смотрю Зине в глаза, жду. Думаю ещё глупую мысль: «А при пощечине надо глаза закрывать, или они сами закроются? А при замедленной съемке получение пощечины, наверное, очень некрасиво выглядит, ну, особенно лицо того, кто получает эту оплеуху».
Остановилась Зина, тормоза какие-то сработали внутри, отвернулась, руками вытянутыми вдоль тела, сжатыми кулаками вниз такое движение резко сделала, характерное для людей, который что-то очень расстроило, и пошла в сторону лагеря.
И я выдохнул, и потихоньку за ней поплёлся. И с тех пор до конца смены ловил я на себе неприветливый презрительный взгляд голубых глазищ. Ну да - за косу выкуп, а смотрины даром.
© Сергей Решетнев, фото Ultra-Fiolet