И показалось мне на миг,
Что я, совсем седой старик,
Вновь ощутил сухой рукою
Мой милый берег над рекою…
Вновь травы сонные ко мне
Прильнули тихо, как во сне,
И по руке неспешно, робко
Гуляет божья коровка…
…Помнится, лет эдак 10-15 назад мне представлялось, как я, будучи уже дряхлым, седым стариком, почувствовав (обязательно заблаговременно почувствовав!) приближение смерти, приду на наше старое кладбище, лягу на земле рядом с дорогими сердцу могилками, и буду слушать щебет птиц и убаюкивающий шум сосен…и в какой-то момент услышу голос бабушки: «Ну здравствуй, Сашочек» - и пойму, что я уже ТАМ… Сейчас, конечно, смешно об этом вспоминать, но так было – именно такие мысли приходили в голову 18-летнему парню. Как же я был наивен тогда! Впрочем, наверное, не менее наивен я и сейчас, когда вспоминаю и это и все свои прожитые годы с теплой радостью и, вместе, неимоверной грустью...
***
Как говорят, «золотой век» - это понятие, относящееся равно к памяти и всего человечества в целом, и каждой отдельной личности. Таков один из многих архетипов человеческого мышления: прошлое, каким бы плохим оно ни было, всегда лучше настоящего. В прошлом всегда деревья были зеленее, люди добрее, а мы сами – счастливее… Возможно, это такое прикровенное воспоминание о настоящем, Первозданном Рае? А может быть и наоборот – именно этот, не до конца понятый, архетип и вызвал представление о некогда существовавшем идеальном обществе? Может быть – но это ведь и не важно; в конце концов, главное то, что единственное, что в этом мире по-настоящему реально (как-бы парадоксально это ни звучало) – это прошлое. Как сказал кто-то из мудрых, настоящее - это эфемерная тень будущего, обретающего конкретную форму в прошлом. И есть некая горькая ирония в том, что где бы на временной шкале мы ни находились, счастье, мир и покой всегда будут позади нас…
Именно поэтому мы не имеем права забывать – ибо забвение есть путь в небытие. Однако значит ли это, что мы должны тащить с собой бесконечный груз воспоминаний, часто совершенно бесполезных, а иногда и крайне болезненных? Однозначно ДА: ведь этот т.н. "груз" – это и есть мы сами! Всё, что происходило с нами в прошлом, каждый наш шаг, каждое ненароком произнесённое слово – всё это в конечном итоге сделало и всё человечество в целом, и каждого из нас в отдельности тем, чем мы являемся в настоящий момент. Поэтому прав был поэт, призывавший нас «не думать о секундах свысока» - ведь в жизни нет ничего случайного и ничего незначительного.
***
Как же хочется писать стихи – но разве сможет хоть одна рифма выразить всю ту неисчерпаемую горечь и всю ту невыразимую любовь, что переполняют ныне мое сердце, не находя выхода? Нет – все стихи, что я мог бы написать, давно утратили свою силу, и ритму слов и звуков не дано выразить того, что творится в душе. Безнадёжно томятся внутри все чувства, все мысли, все те преисполненные любовью слова, что я мог бы посвятить моей малой Родине, моему милому, навеки потерянному Раю… Мой милый Хутор! Мой Борок! Как описать твои маленькие приветливые хатки с узорчатыми резными наличниками, утопающие в зелени палисадов; твой старый покосившийся колодец –«журавль», порой скрипящий, кажется, на всю деревню; твой цветущий и благоухающий луг, широкой полосой протянувшийся от старинного маленького кладбища едва не до соседней Красички? А сколько настоящей поэзии, сколько прекрасной музыки в окружающих этот маленький рай названиях – Голубовка, Красичка, Пигаревка, Крутояки, Гутка… Конечно, чужому уху они покажутся странными, и для человека несведущего всё это – лишь точки на карте, ничем не лучше и не хуже сотен миллионов точно таких же точек, но для людей, в чьих душах этот маленький уголок Украины оставил свой навеки неизгладимый след, всё это – как зарубки, как незаживающие шрамы на сердце. И лично мне, честно говоря, совсем не хочется, чтобы они заживали. Почему? Наверное, потому, что сейчас единственное, что связывает меня с моей Родиной – это память. А память не должна умирать.
***
Как часто приходят на ум пушкинские строки:
«Два чувства дивно близки нам,
Мы в них отраду сердцу ищем:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам»
И вот именно эти два чувства всё чаще и чаще заставляют меня взяться за перо и перенести на бумагу всё то, за чем так неотступно следует мой мысленный взор…Забавно: порой так грустно становится от того, что я не художник – и тут же приходит сокрушенное понимание, что ни один тончайший карандашный набросок, ни одна палитра из миллиардов всевозможных красок не сможет передать того, что все эти годы согревает и живительными соками питает мою душу, того, на чем утверждается всё моё миро-ощущение и миро-видение; в конце концов, того, что дало мне величайшую в мире ценность – веру в Бога и любовь к Его Святой Церкви…"
***
Почему-то именно сейчас ярче и отчетливей, чем когда-либо ранее, встают передо мною светлые картины тех незабываемых дней. Может быть, от того, что физическая реальность этого рая канула в Лету, оставив лишь заросшую бурьяном дорогу с едва различимыми развалинами домов да печальный погост, всё яснее в моей памяти проявляет себя реальность метафизическая, в которой обитатели этого погоста ещё живы, ещё веселы, ещё молоды… Может быть, это моё подспудное желание снова видеть их – таких молодых, таких счастливых - и снова быть с ними побуждает меня вновь и вновь воскрешать в памяти их полузабытые образы и пытаться оживить их единственно доступным мне способом? Но зачем? Не лучше ли перестать мучиться и, как говорят в таких случаях, «отпустить их»? Но ведь как без прошлого нет будущего, так без Борка не было бы и меня. Возможно, будь он сейчас жив, я был бы покоен и мирен – но он ушел, и мой нравственный долг зовёт меня хоть как-то отдать ему должное и увековечить его память. К тому же, постоянно возвращаясь мыслями в те далёкие годы, я чувствую, что оставил там нечто существенное, без чего моя нынешняя жизнь несовершенна и неполна – какую-то очень важную частичку себя.
***
Первое, что я вижу, закрывая глаза – это бездонное голубое небо, окаймленное по краям легкой весенней зеленью берёз и клёнов. Чуть с краю темнеет крест на серебряной главке маленькой церквушки. Из её открытых дверей доносится чудесное благоухание ладана и важные возгласы священника – о каком-то «свышнем мире», о «благорастворении воздухов» и прочие непонятности, подхватываемые и заглушаемые старушечьим хором. Майское солнце светит так, что прям хочется купаться в его лучах…как же хорошо и привольно здесь шестилетнему мальчишке, успевшему за долгую воркутинскую зиму истосковаться по этой траве, по этим цветам, по этим деревьям - по всему тому, что мы зовём Родиной. Родина… Много было в тогдашних советских учебниках стихов и рассказов о ней – но все они, несмотря на всю их красоту, были какие-то слишком отвлеченные. Советская Родина – она ведь большая и общая, а тут нечто совсем другое: тут родились и выросли и дедушка с бабушкой, и мама с папой, и ты сам…это – своё, это то, что укоренилось в сердце, это то, что, действительно, никакому врагу не отдашь. Можно сказать, это конкретное воплощение того, о чем мы слышали на уроках «Родной речи». И вот сейчас вся та великая и могучая держава, что «полна лесов, полей и рек», сосредоточилась, сжалась для меня в этом маленьком церковном дворике, пронизанном тёплым майским солнцем, наполненным смехом бегающей вокруг беззаботной детворы и радостным ожиданием некоего долженствующего вскоре совершиться чуда… Ну конечно же Чуда, ведь сегодня – день моего Крещения! Я пока ещё совсем не знаю, что это, но мне всё-одно радостно от грядущего приобщения к чему-то важному и необыкновенно прекрасному
***
(продолжение следует)