Полутьма жадно пожирает все цвета и краски, постепенно поглощая все предметы, убивая тенями их очертания.
Маленькая свечка в хрустальном бокале, лёгкое серебристо-синее освещение почти пустого кафе.
Круглый столик настолько мал, что сидеть вдвоем вокруг него можно только влюблённым, так как атмосфера сама по себе будет интимной.
Плюс – вид из окна на парк с едва уловимым отсветом шаров-светильников, которые освещают бело-розовые лепестки цветущей сакуры, которые уже начали рассыпаться, словно прах. Или дивный весенний снег, покрывающий чёрную землю.
Двое за столиком, так близко, что их руки соприкасаются, а ноги под столом почти соединились в одну целую фигуру.
Один – словно белый снег, внезапно ставший человеком, только не Снежной королевой, а королём льдов и холода. Идеальное лицо, едва уловимая розово-серебристый окрас губ, словно их розовая мякоть поддёрнута инеем, острый взгляд серых глаз.
Он в белом костюме и белой рубашке.
Вторая – полная его противоположность – загорелая, с лицом, которое кажется неизмеримо очаровательным, в основном благодаря большущим голубым глазами и небрежно расчёсанным каштановым волосам.
Коричневый деловой костюм, который кажется ещё большей дешёвкой, чем он есть, на фоне безупречного и очень дорогого белоснежного костюма её собеседника.
- Нет? – блондин убрал ладонь, которая уже почти легла на руку шатенки. – Почему нет?! – судя по выражению его лица, растерянному, изумлённому, почти ошеломлённому, он ожидал совсем другого ответа.
- Ты знаешь, Джастин, - тихо, с болью, с надрывом прошептала вторая, понурив голову. – Я люблю тебя, но мои родные… они не поймут, если я останусь с тобой. Ты же знаешь, у нас разная вера. И я всё-таки мусульманка, а ты – католик.
- Что-то я их тут не вижу, твои родных, - всё ещё злым голосом сообщил мужчина, демонстративно повертев головой. – Тут только мы вдвоём и заспанная официантка. Тут нет свидетелей, да и ко мне домой мы сможем приехать на такси. Никто не узнает, - его голос дрожат от нетерпения, надежды, в нём чувствовалась дрожь и сладость постепенно разгорающейся страсти.
На миг голубые глаза словно бы поймали это пламя и отразили его, безупречно, как зеркало, но… почти сразу же погасли.
- Нет, прости, - глухо добавила она, откинувшись на стуле, отводя взгляд. – Это буду знать Я. Моя душа и сердце.
- Ага, значит, этому твоему уродливому богатому женишку позволишь, значит, собой овладеть? Это твои принципы допускают? – отозвался взбешённый блондин.
- Джастин! – девушка подняла на него умоляющий взор, краснея.
- Что, Ариша? Я читаю твои мысли по твоему лицу. Я знаю тебя. Удивительно, что вы у себя принимаете ублюдка, который является ещё большей сволочью, чем я, но на него никто почему-то сезон охоты не открывает. Тебе самой не противно от себя, Ариша? – пытаясь говорить жестоко, чтобы отделиться от неё, сохранить своё я, заговорил он холодно.
- Моё тело, это что, всё, что тебе надо? – со слезами в голосе произнесла красавица, ощущая себя опустошённой.
- Нет, ты знаешь… мы уже пять лет встречаемся, и ты крайне редко позволяешь мне даже дотронуться до твоей руки, не говоря уже о поцелуях, - жёстко отрезал Джастин.
- И тебе это надоело? Скажи уж сразу всё.
- Нет! – явно злясь ещё больше, отозвался он. – Но меня БЕСИТ, что ты собираешься «дать» своему жениху… а мне нет. Как-то обидно, что ли. Ощущаю себя обделённым и… обманутым. Знаешь, я люблю тебя. Правда. Мне было тяжело, я ненавижу зависеть от кого-либо… даже от себя самого. И дело не в самом сексе, а в том, что он обозначает для… влюблённых. Слияние тел, слияние душ. А ты говоришь мне о морали, о том, что твоя совесть не позволит лечь со мной, а сама… собираешься лечь с богатым толстяком, который старше тебя на тридцать лет, но зато придерживается вашей веры.
Вот это я называю двойной моралью, а ещё… неуважением, плевком в мою душу. Я бы не стал тебе изменять – конечно, если б тебя это вообще волновало – ради чего угодно. Но я замолкаю – не хочу говорить с пустотой. Иди к своему уроду, Ариша… к любому уходи. И спи с кем, хочешь. Только не мучай меня, не морочь мне голову, не лги мне. Хотя бы себе.
Вскочив, блондин кинулся к стойке, швырнул купюру почти заснувшей девушке, вздрогнувшей от резкого приближения одного из последних клиентов, из-за которых она не могла пойти в заднюю комнату, чтобы упасть и заснуть.
Девушка недоумённо уставилась на вздымавшиеся, словно парус, полы пальто, которое незнакомец сдёрнул с вешалки, едва не опрокинув её и не разорвав плащ по шву.