Время и место действия рассказа: май 1987 года, Свердловск, военный городок, дивизионный узел связи "Коррозия".
По дивизии объявлены полевые учения. Все бегают, суетятся. Солдаты получают сухой паёк на неделю, водители проверяют свои машины, офицеры ходят туда-сюда чуть быстрее, чем обычно и с очень деловым видом. Наш батальон связи тоже выдвигается в поля, но тех кто на постоянном боевом дежурстве тянет лямку на узле связи "Коррозия" (в том числе и меня), это не касается.
Утром первого дня учений на узел связи явился наш комбат майор Остапенко и поразил всех своим внешним видом. На нём была надета очень странная военная форма, такой фасон я не видел больше никогда и нигде - камуфляжной расцветки комбинезон из ткани, чем-то напоминавшей трикотажную свитерную "лапшу". Комбинезон в обтяжку облегал могучую комбатову фигуру и Остапенко в нём напоминал то ли пловца-диверсанта без маски, то ли лётчика-истребителя в противоперегрузочном костюме.
Ноги комбата были обуты в начищенные берцы. Для того времени вид у него был весьма экзотический. Походив по узлу связи туда-сюда и насладившись произведённым эффектом, Остапенко прошествовал на пост дальней связи. - Слушай задание! - сказал он нам с прапорщиком Зелениным. - Необходимо установить связь с командно-штабной машиной батальона! Антенну узла связи надо направить точно на юго-восток!
Командно-штабная машина (все называют её просто "КэШээМ") - это военный грузовик ГАЗ-66, на котором вместо обычного кузова установлен так называемый "кунг" (кузов универсальный герметичный) - зелёная, обитая жестью теплушка с покатой крышей, в которой дверь и маленькие окошечки уплотнены толстой резиной. В кунге установлены несколько радиостанций разных типов и оборудовано рабочее место радиста, ещё там есть столик, две откидные койки и печка-буржуйка. Между кунгом и кабиной установлены вертикальные трубы телескопических антенн. По прибытии на место эти антенны раздвигаются на высоту до десяти метров и укрепляются растяжками.
Одна из связистских легенд гласит, что некий экипаж КШМ на полевых учениях решил переставить свою машину на другое место, не опустив раздвинутую антенну. В результате они умудрились задеть этой антенной высоковольтную линию электропередачи и за несколько секунд изжарились в своей машине, как в микроволновке.
В отличие от коротковолновой антенны, от которой радиоволны расходятся во все стороны, как свет от лампочки, антенна дальней связи бьёт сквозь пространство узким радиолучом, как гиперболоид инженера Гарина. Если две таких антенны, скажем, одну на крыше узла связи, а другую на мачте КШМ, направить точно друг на друга, то образуется канал связи, по которому можно разговаривать, используя обычную телефонную трубку, находясь на значительных расстояниях друг от друга.
Антенна дальней связи "Коррозии" находилась на крыше штаба дивизии, с которым здание узла связи соединялось коротким коридорчиком, и который, в отличие от двухэтажной "Коррозии" был четырёхэтажным.
- Всё понял? - спросил меня Зеленин. - Давай, иди разворачивай антенну, куда комбат приказал! И я пошёл...
Поднявшись на крышу, я осмотрелся вокруг. Бывал я там уже не раз, и мне на крыше очень нравилось. Была она выстелена серым рубероидом, который нагрелся на майском солнышке и излучал приятное тепло. На крыше было тихо и безлюдно, вокруг неё где-то там внизу раскинулся военный городок, а здесь я был совершенно один и предоставлен сам себе. Антенн на крыше было несколько, разной формы и назначения. Я подошёл к той, которая была мне нужна. Представьте себе уличную телевизионную антенну, увеличьте её в три раза и поставьте на мощную стальную мачту - вот такая она с виду и была. Надо сказать, что разметки по частям света под антенной никакой не было, а компаса мне дать никто не удосужился, поэтому и повернул я антенну как всегда на глазок. Дело было сделано, но сразу возвращаться на узел мне совсем не хотелось. На тёплой крыше под майским солнышком было так хорошо... И я не удержался. Подложив под голову пилотку, я улёгся на тёплый рубероид прямо под антенной и закрыл глаза. Сказав себе: - Вот полежу так пару минуточек, и пойду! - я мгновенно уснул.
В том, что я уснул на крыше, не было ничего удивительного. Солдат всё время хочет спать. Молодой солдат - потому что по ночам работает за себя и за того парня - если он в наряде, то моет полы, лестницы и сортиры в казарме, если нет - выполняет какие - то задания дедов. К примеру, один мой армейский друг, родом из молдавской деревни, был по профессии сапожником (да-да!). Так вот он по ночам тачал для дембелей из обычных офицерских сапог некое подобие ковбойских "казаков" на высоченном скошенном каблуке - эксклюзивный элемент дембельской парадной формы. Деды и дембеля по ночам не спят, потому что уже и привычка, да и вообще не принято это. Ночью они тусуются в каптёрке и бытовой комнате, пьют чай и лопают вкусняшки из посылок первогодков, а самое главное - походя контролируют работу салабонов. После отбоя в десять казарма затихает, но эта тишина обманчива. В двенадцать повсюду происходит тихое шевеление и койки пустеют одна за другой. Ночная жизнь казармы начинается...
По причине жуткого хронического недосыпа солдат способен днём спать где угодно и как угодно. Однажды меня угораздило уснуть во время боевой тревоги в генераторной, возле работающего танкового дизеля, среди адского грохота и солярной вони. Правда спал я в тот раз чутко и недолго, поэтому обошлось без последствий. Отдельной изощрённой дневной пыткой для молодых солдат были политзанятия. Надо вести конспект в тетрадке, а офицер читает лекцию так нудно и монотонно, что глаза сами закрываются и мозг отключается абсолютно помимо воли. В начале лекции я открывал тетрадь, успевал написать несколько слов и вырубался. Внезапно очнувшись, я с удивлением обнаруживал страницу, исписанную невообразимыми каракулями. Политзанятия выработали во мне чрезвычайно устойчивый рефлекс, и уже позже, когда я восстановился после армии в институте и сидел на лекциях, стоило преподу заговорить со знакомыми интонациями, я ничего не мог с собой поделать и отключался, попутно разрисовывая конспект разнообразными завитушками.
Проснулся я оттого, что кто-то довольно грубо тряс меня за плечи. Разлепив глаза, я увидел над собой испуганные физиономии Ваньки и Ары - наших узловских дедов-линейщиков. Увидев, что я вовсе не умер от теплового удара, а вполне даже жив, они радостно загомонили. Оказывается, спустя некоторое время после моего ухода, обеспокоенный тем, что посланный на крышу дальник до сих пор отсутствует, наш кэп выловил их в коридоре и послал меня разыскать. Причина моего отсутствия могла быть какой угодно - я мог, разочаровавшись в армейской службе, сигануть с крыши вниз или, скажем, получить тот же тепловой удар... Я вскочил на ноги и, подгоняемый тычками в спину, поскакал на узел связи.
Там меня уже встречали. Посреди коридора стоял, уперев руки в бока, наш комбат. За его спиной маячили Зеленин и Козлов, а за ними - весь наличный состав узла связи. На лицах офицеров явственно читалось облегчение - дальник шёл им навстречу сам, на своих ногах, живой и невредимый.
- Вы где были, товарищ сержант? - задал сакраментальный вопрос комбат.
- На крыше, товарищ майор! - честно ответствовал я.
- Что Вы там делали?
- Антенну разворачивал!
- А почему так долго?
- Уснул, товарищ майор!
- Где?
- На крыше, товарищ майор!
- ....!!! Два наряда вне очереди!
- Есть!
Потом я узнал, что прапорщик Зеленин, видя, что меня нет, а комбат пребывает в нетерпении, сам сел к радиостанции и настроил канал связи - антенну я развернул в этот раз удачно. Остапенко переговорил с командирами рот, успокоился, но вдруг обратил внимание, что на посту дальней связи прапор в наличии, а собственно сержанта-дальника нет! Меня, после случая с женскими трусиками (рассказ "Шмон"), он запомнил очень хорошо...
Дёшево я тогда отделался. После бесконечных затоптанных полов и лестниц казармы два наряда по уборке маленького уютного узла связи с его блестящими квадратами линолеума полов и лакированными панелями стен были для меня раз плюнуть!