Террористические атаки и другие шокирующие вспышки насилия привычно трактуются большинством наблюдателей как аморальные и недопустимые проявления зла. На самом деле, большинство проявлений жестокости подкреплены моральными убеждениями, считают антрополог Алан Пейдж Фиск и психолог Тэг Рей. Об их новой книге рассказала газета The Guardian, в статье которой T&P выделили самое главное.
Существует распространенное мнение о том, что между приемлемым и аморальным поведением можно провести четкую разграничительную черту. Авторы книги «Нравственное насилие» антрополог Алан Пейдж Фиск и психолог Тэг Рей пытаются оспорить этот тезис: моральные законы, которые используются в реальной жизни, не обязательно всегда противостоят насилию. Часто они его провоцируют.
Результаты своего исследования ученые недавно изложили в статье для журнала New Scientist: при изучении культуры и истории можно назвать один основной мотив для причинения вреда или совершения убийства — люди проявляют жестокость потому, что это кажется им правильным. Широко распространенные объяснения для применения насилия — такие, как недостаток эмпатии, разрушение нравственных ориентиров или банальный садизм, — играют свою роль, но редко являются его единственными причинами.
Понимание моральной природы насилия чрезвычайно важно для его предотвращения. Лучший способ изменить чье-то поведение — понять его изначальную мотивацию.
Главная идея Фиска и Рея заключается в том, что мораль, в первую очередь, направлена на установление и поддержание социального порядка. Часто это означает противостояние насилию, но в других случаях — его необходимое применение. К примеру, когда родители наказывают ребенка поркой, обычно они не получают от этого удовольствия, но оправдывают свое поведение педагогическими мотивами, а также укрепляют сложившуюся иерархию отношений. Формируется логика «делая больно тебе, я делаю еще больнее себе». Можно осуждать практику физических наказаний и предпочитать ненасильственные методы воспитания, но очевидно, что порка в глазах таких родителей — моральна, ведь к ней прибегают исходя из заботы о будущем ребенка.
Подобную логику можно применить к по-настоящему ужасным событиям — таким, как недавние террористические атаки в Нигерии, Франции или Австралии. Они были продиктованы моральным кодом, который оправдывал преступления или даже делал их необходимыми. Объясняя психологию террористов, напавших на редакцию Charlie Hebdo, Рей утверждает, что это ужасные акты насилия были совершены, потому что преступники мстили тому, что казалось им мерзким, отвратительным и морально неверным.
Фиск и Рей считают, что понимание моральной природы насилия чрезвычайно важно для его предотвращения. Лучший способ изменить чье-то поведение — понять его изначальную мотивацию. Если насилие свершилось из эгоистического желания применить вред другим, то суровое наказание может действительно подействовать как сдерживающий фактор. Если же насилие имеет под собой моральный императив, наказание вряд ли будет эффективным — так как, по мнению исследователей, если причина будет казаться преступникам праведной, они будут делать то, что обусловлено моралью вне зависимости от последствий.
Легко называть любое насилие проявлением зла, но увеличивающийся объем исследований показывает, что такой подход слишком сильно упрощает реальность и не предполагает эффективных способов противостоять жестокости. Об этом говорит и психолог Стивен Пинкер в своей книге «The Better Angels of our Nature»: наиболее отъявленные приверженцы насилия были движимы не патологией, они действовали в соответствии с требованиями собственной системы ценностей. Пинкер указывает на один из тезисов своей книги: «Если вы сложите все убийства из самозащиты (когда человек сам вершит справедливость), потери в ходе религиозных или революционных войн, людей, казненных за проступки и преступления без наличия конкретных потерпевших, а также жертв идеологических геноцидов, их количество, без сомнений, превысит количество жертв от аморальных нападений и завоеваний».
О чем речь: Стивен Пинкер — о том, почему мы так часто говорим намеками