… Сорок лет Михаил Харитонович Тавалинский ловил рыбу из синего Кубенского моря-озера…
… Дом их стоит в селе Кубенском на улице Ленина. Вообще-то это старая Кубенская дорога и есть (он же Кирилловский тракт)… Домик за аккуратным забором, небольшой да и не маленький. Когда-то, говорят, было это конторское здание, а потом поселилась семья директора Кубенского рыбзавода. Здесь выросли все шестеро детей Михаила Харитоновича и Ольги Сергеевны Тавалинских, сюда и теперь приезжают или звонят из Вологды и других городов России дети, внуки, правнуки.
Вот уже и за девяносто перевалило Михаилу Харитоновичу Тавалинскому. Большая, неординарная жизнь. Взять хоть тот факт, что родился и учился он в Москве, а большую часть жизни прожил в небольшом селе на Вологодчине – уже судьба. А была ещё и война, и годы работы на Сахалине, и строительство завода…
Война опалила их обоих. Ольга Сергеевна родом – брянская. В начале войны с военным заводом она и её мать были эвакуированы, а после войны оказалось, что живой родни на Брянщине у них не осталась. Тогда-то и решили поехать на Сахалин, где и свела её судьба с будущим мужем.
- Я родился в Москве, - вспоминает Михаил Харитонович. - А корни мои – астраханские… Учился я в 623-й школе (замечательная школа!), это район Крестьянской заставы: Крутицкий переулок, Алёшинские казармы, Таганка… Мечтал о многом. Мама, конечно, хотела, чтобы я поступил в институт. Война всё перепутала. Сначала после школы я работал на заводе ЗИЛ, на испытании двигателей. Когда стукнуло 18 лет, меня взяли в армию. Сначала послали в военно-пехотное училище. Но доучиться там мы, курсанты, не успели – как раз была Сталинградская эпопея, и нас бросили под Сталинград. Мы туда приехали, когда там почти всё закончилось. Своими глазами видел я кучи трупов, эшелоны набитые пленными немцами…Кругом раненые, холод, голод… Всё это страшно вспоминать…
Михаил Харитонович остановил рассказ, будто погрузился в те далёкие страшные годы. И сказал неожиданно:
- А мы ещё были такие молодые!..
Из-под Сталинграда подразделение, в котором служил М. Х. Тавалинский перебросили, на Западный фронт под Смоленск, затем был Воронеж, Украина…
- Через Дон переехали, нас высадили на какой-то станции. Мы все были в зимней одежде, а там уже тепло. Мы шли через какую-то снежную равнину. Впереди ехал на лошади наш капитан, и на лыжах шёл какой-то проводник. Мы впряглись и тащили сани с пулемётами. Шли почти полночи. Пришли в деревню. Автоматы нам дали, а патронов нет… Вымылись там, побрились, постриглись… А потом начались бои. У них танки, а у нас даже гранат нет – вот как было…
Тут он вдруг обрывает рассказ и заводит разговор о том, что так беспокоит всех нас сегодня:
- Меня удивляет то, что сегодня творится на Украине. Я был рядовым солдатом, пешем протопал по тем местам. Трудное было время, но всегда украинцы встречали нас хорошо. Что же такое произошло?
Да, что-то произошло со всеми нами, если на земле обильно политой русской и украинской (родной!) кровью вновь война, но не с иноземными захватчиками, а между своими же…
В районе Харькова в 1943 году Михаил Харитонович Тавалинский был ранен в ногу и в руку (рука осталась искалеченной на всю жизнь). После долгого мытарства по госпиталям он был комиссован и вернулся в Москву.
Заканчивая рассказ о военных годах жизни М. Х. Тавалинского добавлю, что он награжден орденом Славы, орденом Отечественной войны, многочисленными медалями.
- Я приехал в Москву, - продолжил он рассказ. - Мама работала на вредном производстве – краски, лак. Я ей говорил: «Бросай, уходи…» А она: «Как я уйду, там зарплата, добавочные карточки». Так там она и подорвала здоровье. При Министерстве рыбного хозяйства было тогда организовано Высшее экономическое училище, в него я и поступил (мысли об институте пришлось оставить – надо было поскорее начинать зарабатывать, не мог я на иждивении матери жить). Училище я закончил в 1946 году и поехал на Сахалин. Когда у тебя одни штаны и шинель, а обещают хорошую зарплату, жильё… Поехал!
- Мы там восемь лет жили, - вставляет слово Ольга Сергеевна. Ой, сколько там рыбы было! Горы рыбы!
- Южный Сахалин был освобождён от японцев в 1945 году. Работали мы на базе в Холмске, которую оставили японцы. На самом берегу моря, без конца шум прибоя в ушах. Русских там было мало, много японцев и корейцев. Рыбаки они были замечательные, хорошо работали, по-русски мало говорили. Рыбы там было очень много, крабов! Ешь – не хочу… Там мы и встретились, - кивает он на жену, верную спутницу жизни на протяжении уже почти 70 лет.
- А потом в Министерстве рыбного хозяйства предложили на выбор – Каспий или Вологодскую область. Вот так мы здесь и оказались в 1954 году. Никакого завода не было. Было примитивное артельное хозяйство: деревянные бараки, старые деревянные лодки. Там, где сейчас завод – паслись колхозные бычки… Всё с нуля начинали, с оформления бумаг. Очень помогал мне первый секретарь Вологодского райкома партии Владимир Иванович Верейкин. Денег у нас не было ни копейки. И пока не занялись мы копчением океанской рыбы – жили бедно. На озерной рыбе много не заработаешь. Например, плотва стоила 30 копеек за килограмм, щука – 70 копеек, судак – рубль. А затраты большие – катера надо было новые покупать, невода… И вот мне подсказали, и стали мы строить коптилки деревянные, примитивные – в Кубенском, в Березниках, в Нефедове. Ленинград отпускал нам селёдку по дешёвой цене. Возникла необходимость строить пятидесятитонный холодильник и коптильный завод. Это тоже было трудно пробить. В то время как раз начали строить птицефабрики – «Сельстрою» не до нас было. Но помогло личное указание Анатолия Семёновича Дрыгина.
После строительства холодильника и коптильного цеха, завод стал выпускать до тонны копчёной продукции в сутки. Появилась прибыль, стала приобретаться новая техника, строилось жильё…
- Потом к нам присоединили озеро Воже. Там был рыболовецкий колхоз, но дела в нём шли плохо. Там тоже много было сделано – полностью обновили флот, завезли туда судака, сделали там коптилки… Ой, сколько там скандалов было! - Михаил Харитонович качает головой, машет рукой. Продолжает рассказ:
- Судака в Воже забрасывали вертолётами. Не хотели вертолетчики возить живую рыбу, и опять слово Дрыгина помогло. Катера рыбаков подходили с неводами в Ельму. Там на берегу опускался вертолёт. В него ставили брезентовый чан, наливали озёрную воду. Рыбаки черпаками вытаскивали судака килограмма на два-три и перебрасывали в этот чан, когда он наполнялся, вертолёт летел на Воже, там рыбу выпускали. Сегодня судака в озере Воже больше, чем в Кубенском.
Теперь уже нет, по словам Михаила Харитоновича организованного рыбного лова на озере Воже, практически нет его и на Кубенском озере. А лов – не браконьерский, а организованный, контролируемый – озеру нужен.
- Ёрш, самый страшный хищник – он съедает икру. А его сейчас никто не ловит. Конечно, это же не выгодно. И нам было не выгодно, но мы нашли выход – вылавливали ерша и делали из него фарш (в Березниках был цех), который покупала у нас «Красная звезда» для кормления свиней…Вообще, рыбы было очень много, до трёхсот тонн в год ловили. И зимой тоже. Сети ставили. Но около Каменного острова и устья реки Кубены сети ставить было нельзя, потому что туда попадала нельма, а её вылов был лимитирован… Ездили по озеру зимой на лошадях с санями. У нас было двенадцать лошадей. Летом несколько рыбаков снимали с промысла, и они косили для лошадей осоку. А потом стали покупать «Бураны»…
И сегодня Михаил Харитонович отлично помнит, где какой рыбы было больше:
- В Пучкасах много щуки, окуня, а леща больше было в районе Уфтюги. Нельма у Каменного острова… Нельма ведь морская рыба, поднялась когда-то в озеро по Сухоне, а плотиной её заперли, очень мало, где ещё в мире она живёт в пресных водах. А теперь её не стало у нас совсем…
Здесь приведу справку из книги «Реки севера» (издательство «Гидрометеоиздат», 1987 г.), подтверждающую и уточняющую рассказ М. Х. Тавалинского. Авторы Ильина и Грахов пишут: «Вполне вероятно, что до строительства плотины Знаменитой нельма поднималась по Северной Двине, а потом по Сухоне в Кубенское озеро… После строительства плотины на Сухоне, нельма не смогла скатиться в море и приспособилась к новым условиям. Кубенская нельма мельче обычной. Морем для неё служит Кубенское озеро, а на нерест она поднимается по рекам Кубене и Ельме. Кроме Кубенского озера, нельма встречается ещё только в одном внутреннем водоёме Советского Союза – в озере Зайсан (Казахская ССР)».
М. Х. Тавалинский утверждает, что нельма нерестится только в Кубене, интересно – он ошибается или авторы книга, утверждая, что и в Ельме нельма была?
На вопрос почему нельмы в Кубенском озере не стало он отвечает просто:
- Выловили! Уничтожили. Когда она шла на нерест, приезжали даже из Вологды, перегораживали Кубену и отлавливали нельму. И как инспекция по рыбоохране ни боролась – побороть это не смогла.
К словам Михаила Харитоновича рискну добавить и своё мнение. Изменились и условия обитания нельмы: по Кубене сплавляли лес – всё дно замостили, да ещё и песчаные карьеры где-то в верховьях Кубены раскопали, это же наверняка сказалось на состоянии реки. Да и озеро изменилось. Об этом сам Тавалинский лучше скажет:
- Озеро очень изменилось. Особенно, когда трубу водозаборную на Вологду сделали. Нельзя столько воды забирать. Лёд около берега ложится практически на грунт, примерзает, а потом он поднимается, и все микроорганизмы вместе с ним поднимаются, и кормовая база для того же леща пропадает. Водозабор для озера вреден. А уж откуда Вологде воду брать это пусть секретарь обкома думает! - по старому называет Михаил Харитонович главного руководителя области. - Но нельзя же бесконечно брать из озера!
- А сети? Особенно эти китайкие, «одноразовые» - продолжает он. - На том берегу от Сокола до Уфтюги не осталось ни одной деревни – так кто же сети ставит? Приезжие. Но кто эти приезжие-то? Из Вологды те же кубенские и приезжают. Это просто отсутствие культуры рыболовства!
И тут он с особенной теплотой и грустью вспоминает тех рыбаков, с которыми довелось ему работать.
- Раньше рыбаки были потомственные, у них деды были рыбаки, отцы – рыбаки, и они стали рыбаками. Династии. И они в сельское хозяйство уходить не хотели. Озеро – это была их жизнь… Но что плохо – все они пили. Страшное дело! Они водку не покупали – к ним приезжали, привозили водку в обмен на рыбу. И не простые, конечно, люди – начальство. После каждого улова уху варят и пьют. А я не пил с ними никогда, хотя они меня всегда уговаривали, мол, «за компанию». Я им: «Уху буду есть, а водку пить не буду, я на работе!» А они смеются: «Мы тоже на работе!» Бороться с этим было невозможно…
Помолчал, сказал:
- Никого нет, я один остался. Время…
Между прочим, по инициативе М. Х. Тавалинского на территории Кубенского рыбзавода был поставлен обелиск погибшим в годы Великой Отечественной рыбакам.
- Я каждое 9 мая езжу туда, кладу цветы. Посажены там ели, скамейки поставлены. Всё сделано. А погибло их человек тридцать – из Кубенского, Новленского, Шолохова, Березников, Нефёдова…
После разговора с Михаилом Харитоновичем, с его сыном Львом Михайловичем заехали на завод, посмотрели обелиск. К сожалению таблички с именами на нём не было. «Её сняли, потому что уже не разобрать было имен», - объяснил кто-то из работников.
Сейчас я обращаюсь к нынешнему руководству предприятия: пожалуйста, не забудьте восстановить табличку на обелиске. Будьте людьми…
Но вернёмся к рассказу М. Х. Тавалинского:
- У меня был хороший друг, который часто ко мне приезжал… - Тут Михаил Харитонович выложил на стол три книжки. Сборники стихотворений Виктора Коротаева, все с автографами. - Он часто приезжал – порыбачить, стопку выпить. Хороший был человек. Я ему говорил: «Виктор, ты чего маленькие книжки-то пишешь? Ты напиши большущую поэму». А он смеётся: «Нет, мне не написать большую…»
- Я все книжки-то его читаю, интересно, - вставляет слово Ольга Сергеевна.
- Да, всё читает, - подтверждает Михаил Харитонович. - А я уж теперь не могу, зрение плохое. - И продолжает:
- А ещё я был знакомом с Сергеем Владимировичем Ильюшиным. Он родом-то ведь из Березников (из деревни Дилялево близ Березников. – Д. Е.) . Когда приезжал из Москвы, обязательно на рыбпункт приходил. Вернее, приезжал на лошади. Он ведь в молодости-то был конюхом. Был там такой Сергей Раков, его друг. Вот оба они конюхами и были. Когда Сергей Владимирович приезжал, они обязательно встречались. Вот же судьба – одногодки, из одной деревни, один так и остался конюхом, другой – выдающимся конструктором стал. Какую надо было силу воли иметь, чтобы пробиться! Сергей Владимирович рассказывал кое-что про свои дела. Очень не легко ему всё давалось. «Я, - говорил, - работаю сутками, не знаю, бывает, день или ночь, всё время на работе. И все кто со мной – тоже всё время на работе. Создать самолет – это очень тяжело…» В Березники он приезжал на неделю-две. К рыбакам всегда приходил «с гостинцем». Я ему говорю: «Сергей Владимирович – не надо бы, ведь их потом не остановить». А он: «Это твоё дело – останавливать, но без угощенья я приехать не могу». Ну и мы, конечно, когда он уезжал в Москву, всегда дарили ему рыбу, коптили специально…
Впрочем, не только отдыхал, «гостинцы» для рыбаков привозил, да увозил копченую рыбу трижды Герой Социалистического Труда Ильюшин, но и помогал достать в Москве дефицитные запчасти для катеров.
- Он заказывал эти запчасти для своего конструкторского бюро, а мы потом у него забирали, иначе бы не достать, - рассказывает Михаил Харитонович.
Большая часть жизни М. Х. Тавалинского отдана Кубенскому – и селу, и озеру. Шестеро детей у него (один из сыновей умер в возрасте 58 лет), 11 внуков, 11 правнуков.
- Нет, ни о чем не жалею, - говорит он, вспоминая жизнь. - Конечно, можно было бы квартиру получше себе сделать. Но всё не до себя было… Да здесь и удобно. Хозяйство большое было. Она, - кивает на жену, - всегда поросят держала и сейчас куриц держит, огород есть… А рыбалку я любил… Нет, с удочкой – это времяпровождение, мне некогда было. У меня был выездной катер, был капитан, мы с ним выезжали. Пять-шесть неводов в озере находилось, и мы объезжали катера, рыбалку смотрели… Я в семьдесят лет ушёл с работы, в 1994 году, рыбаки меня ещё выбирали директором, но я уже отказался…
И будто опять туда, в озеро, внутренним зрением обратился Михаил Харитонович, а рядом сидела верная его Ольга Сергеевна…
