Карабин (какой именно, не имеет значения) висел на верхней станции скалодрома, расположенного в одной из школ одного не очень провинциального города. Сколько висел, никто не знал. И не задумывался над этим. Как это обычно бывает, на смену первому тренеру (пусть довольно опытному, но не пожелавшему вести журнал учета СИЗ) пришел новый. Точнее пришла – молодая девушка, без опыта работы, которая и вовсе о подобной функции не подозревала.
Главной своей задачей она считала организовывать квазитренировочную деятельность разношерстной и разновозрастной группы ребят из 24 человек на весьма небольшом (4,5м*6 м) скалодроме. И, конечно, следить, чтобы все оставались живы – здоровы: футбольные ворота на себя не опрокидывали, под маты не залезали, в нужную веревку вщелкивались, и так далее, и тому подобное. Не до снаряжения. Да и привыкла она доверять веревкам, а уж «железу» тем более.
День за днем шли тренировки. В течение 7 лет. Четыре раза в неделю по 1,5 часа. Конечно, не всегда дети лазали с верхней страховкой. Бывали довольно длительные боулдеринговые периоды. Однако случалось и такое – воспользовавшись педагогической неопытностью тренера, ребята, веселья ради, раскачивались на веревках или намеренно резко протравливали друг друга на спуске.
Все это продолжалось (и наверно, продолжалось бы и дальше) до тех пор, пока молодой тренер не опомнилась и не поехала в Москву на курсы инструкторов по скалолазанию. Тут она и узнала, какую реальную нагрузку испытывает снаряжение при срыве и что, вообще, у каждого СИЗ есть сроки эксплуатации, что существует ежемесячное и ежегодное обследования скалодрома, и что следить, обследовать, проверять, допускать или не допускать должна именно она. Поскольку только она имеет доступ к снаряжению и скалодрому, а значит, и сама отвечает за все.
Первым делом, по приезду она отменила лазание с веревками. До полного обследования скалодрома и снаряжения специальной комиссией. Естественно это вызвало недовольство со стороны детей и непонимание окружающих. Но она держалась. Держалась даже тогда, когда на одну из тренировок пришли директор школы с внуком показать этому самому внуку «что такое скалолазание» и «как высоко ребята залезают». Что такое скалолазание, ему кое-как продемонстрировали, а вот со вторым вышел прокол.
-Извините, до обследования скалодрома я не могу пустить детей наверх.
-А мы вот специально пришли посмотреть…
Потом она, конечно, казнила себя за эту твердость. Ведь так хочется расширить скалодром, и зацепки новые хочется, и группу еще одну набрать. А тут такой случай подвернулся. Не давала покоя мысль, что может, осторожность эта излишняя, и ее, молодую и не опытную, просто запугали на курсах? Но что-то подсказывало – нет.
И вот, не дожидаясь обследования специальной комиссией, она полезла наверх сама. Заглянула за скалодром, осмотрела сочленения несущей конструкции, болты. Все в порядке. Теперь – станции. Взяла в руки первый карабин и – похолодела: корпус карабина в месте соприкосновения с проушиной пересекала колея в 2-3 мм глубиной.
Как такое могло произойти, она не знала. И на какой из тренировок он должен был разломиться, и с какой высоты полетел бы один из детей, тоже. Она никогда не списывала снаряжение – убытки! Строгий завхоз будет допытываться, покоя не даст. Но повзрослела наш тренер. От одного взгляда на этот карабин. И обратной дороги уже не было.
На самом деле, карабин был таким не один. В том же состоянии находились все карабины всех станций скалодрома. То есть всего шесть. У всех шести была почти одинаковая степень износа, плюс-минус миллиметр, что позволяло говорить о не случайности происшедшего.
Благодаря стечению обстоятельств, на этот раз удалось избежать тяжких последствий. Но история одного карабина – история тысячи других карабинов и всякого рода снаряжения, которое ждет своего обследования. И остается задаться вопросом: дождется ли?