Автор: Burnedbylove
Лето перевалило за середину, созрело, как девушка, и стало жарким и влажным.
Я полюбил курить на задворках большого хаотичного дома Клавдии Ивановны. Комнату она мне сдавала с мая по август. За кровать и собственный выход из дома во двор я платил сущие копейки. Дом громадный, с пристройками, гаражами, довольно сомнительными галереями и — местами- двухэтажный, одновременно кирпичный и деревянный, где-то старый, где-то новый, и очень гулкий.
Других квартирантов не было. Клавдия Ивановна, ворча, ковырялась в огороде, питалась, по-моему, безграничными запасами кабачков и картофеля, а меня держала в качестве необременительной домашней зверушки.
Клавдия вдова. А я, вроде как, писатель. В общем и целом мы довольны друг другом.
Обычно после лета в Черниговке у меня появляется готовый роман. Третья часть «Арестантов будущего» уже была на подходе. Первая, правда, получилась за месяц отпуска — тогда я ещё трудился обычным клерком. Первую «черниговскую» девушку звали Карина, роман я назвал «Лебедь белая».
Приключения славян в космосе неожиданно быстро были приняты издательством.
С Кариной я познакомился случайно. Гулял по берегу моря в той части пляжа, где никто не купается из-за большого количества разнокалиберных лодок, «припаркованных» прямо в море: неглубокий Азов позволяет такие вольности.
Она сидела на гальке и строила дом из ракушек. Я поскользнулся и упал, домик сломался, а мне ракушкой рассекло щеку. Она бросилась помогать. Так и познакомились. От ракушки остался шрам.
Мы только гуляли, иногда целовались. По тонким намекам я понял, что Карина — девственница, живет где-то на краю Черниговки с очень строгим отцом. Мы расставались у берега там, где познакомились, всегда в половине девятого. Она шла домой одна, чтобы отец не увидел парня, а я шел к Клавдии.
Карина манила, смеялась, ластилась, но не давалась в руки. Не знаю, как и почему, но образ Зорянки из «Арестантов» сам собой появился в голове, перевернул с ног на голову всю мою давнюю затею с книгой, и я, влюбленный, хмельной, вдохновенный писал ночи напролет. Месяц писал, полгода доводил до ума, отправил в издательство и как-то умудрился попасть в струю популярности славянского фэнтези. При прочих равных добавил космос, и мою книгу взялись продвигать и рекламировать.
Я только хлопал глазами и вертел башкой. Ночами вспоминал Карину: её ласковые плечи, тонкие смуглые руки и карие оленьи глаза. Она дала мне понять, что неизвестный писатель, а тем более офисный клерк — не совсем тот, о ком она мечтала, поэтому мы расстались, неловко обнявшись. Я написал ей номер мобильного на клочке бумаги, она взяла, но свой не оставила.
***
На следующий год я приехал в Черниговку уже свободным человеком. Накопленных за время офисного рабства денег, гонорара и скромных отчислений от продажи книги хватило, чтобы снять комнату на три месяца. Я был настроен найти Карину и написать продолжение.
Но Карины не было. И никто про неё не знал. Я спросил Клавдию, я искал в том конце поселка, о котором Карина смутно упоминала, обошел все дома, денно и нощно дежурил на пляже. Ничего, никого.
Я стал пить. Писать не получалось.
Спасла меня снова женщина.
Фонарей в Черниговке немного, и с ней я познакомился тоже довольно травматично: стукнулись лбами. Кристина была совсем другая — круглолицая, невысокая, с длинной косой медового цвета.
Мы много гуляли ночами, я читал ей какие-то дурацкие стихи. Она сразу предупредила, что близости у нас не будет: в детстве ей пришлось пережить изнасилование, и с тех пор с мужчинами она может только общаться.
Я был так ослеплен её сверкающей косой и прозрачными серыми глазами, что считал за счастье просто говорить с ней, тем более что второй роман начал толкаться внутри, как созревающий человеческий плод.
Кристина ускользала под утро. Так уж получалось, что она провожала меня до дома и уходила в рассветную хмарь.
Когда роману оставалась одна глава до конца, она и вовсе исчезла. Перестала приходить. Я был сам виноват — перешел черту, набросился с поцелуями. Искал её, чтобы извиниться, но безрезультатно. Снова чуть не скатился в пьянку, и если бы не Клавдия с её успокоительными чаями и большой шипучей радиолой по вечерам, наверное, вторая часть так бы и осталась недописанной.
Уехал с разбитым сердцем, но живой. «Черный ворон» вышел из печати и стабильно раскупался. Я нашел какую-то работу, потому что в городе писать не получалось,а сидение дома сводило с ума. Из издательства трясли с третьей частью, и в этот раз в Черниговку я приехал в начале мая.
... и влюбился в её пустые улочки, ещё прохладный ветер и безлюдный морской берег.
Я был намерен в нынешнем году обойтись без курортных романов.
Ежедневно садился писать, но получалась какая-то постная безжизненная ерунда. Я пыхтел, курил, пил кубанский кагор, сидел с ноутом у моря, промаялся весь май и честно не обращал внимания на женщин.
Беда пришла, откуда не ждали — Клавдия уехала куда-то к родным в Мариуполь, дом оставила на мне. Чуть позже прислала телеграмму: «ПЛЕМЯННИЦА КАТРУСЯ ПОЖИВЕТ ДВА МЕСЯЦА ТЧК МЕШАТЬ НЕ БУДЕТ ТЧК ЕСТЬ ЖЕНИХ ТЧК»
«Катруся» оказалась серьёзной медлительной девушкой «из города». Врач посоветовал пожить ей у моря из-за проблем с дыханием. Жениху отпуска не дали, вот и поехала Катруся одна.
Поначалу мы почти не говорили. Она с утра уходила к морю, в обед готовила нам что-нибудь из неистребимых овощных запасов Клавдии, иногда жарила тонкую вкусную рыбеху, и снова уходила.
Почему-то с приездом Катруси книга потихоньку пошла. Я срисовал с неё забавного тонконогого робота, и вымученный план последней части вдруг обрел целостность, трогательную ноту, новое звучание...
Я отвлекся от романа, вышел во внутренний двор, курил, высматривал тихую гибкую тень Катруси. Лед вроде бы был сломан — теперь мы вечерами говорили о фантастике. Она, правда, в основном называла старые имена: Стругацкие, Беляев, Ефремов. Хвасталась, что прочитала всю «Современную фантастику». Мне эта серия впервые попала на глаза у Клавдии в доме, в одной из гулких прохладных комнат, под слоем благородной пыли : красные и бежевые книжки, со сборниками рассказов, томами, посвященными отдельным авторам (типа Брэдбери), и даже с литературоведческими статьями. Серия хорошая, но древняя.
***
— А современных русских читала?
Мы сидели в гостиной, под сенью радиолы, и пили какой-то травяной чай. Катруся его делала не хуже, чем моя хозяйка.
Девушка несмело улыбнулась:
— Только Князькина, «Лебедь белую» и «Черного Ворона». Хорошие книжки! Мне Клавдия посоветовала.
Я почувствовал, что краснею. Когда я из вежливости привез хозяйке два тома моих сочинений с автографами, я и подумать не мог, что она их прочтет, да ещё и посоветует кому-то.
— Она мне сказала, кто вы... только я стеснялась об этом говорить. Но теперь мне всё интересно!
Глаза у Катруси блестели, а щечки приобрели дивный ягодный оттенок.
Она стала спрашивать: о Зорянке, о Дажь-боге, о Ладе и Леле, о Ведуне и Белой Моране. Стала спрашивать о том, о чем я бы сам себя спросил, и даже о том, о чем я спрашивал себя постоянно.
Словно мы вместе писали эту книгу.
Словно мы...
Катрусины светлые волосы отливали серебром, а тонкие белые (ни грамма загара) руки были покрыты чередой маленьких веснушек.
Я бросился целовать эти руки с хрупкими холодными пальчиками, фарфоровые плечи, пряди волос за ушами, большие печальные глаза и выпирающие ключицы.
Она была — мой роботенок, она была — моя Зорянка, моя Белая Лебедь, моя Лада и моя Белая Морана...
Я унес её на руках в свою комнату, не слушая смешного лепета, уложил на продавленную тахту и позволил себе говорить с Катрусей на самом понятном людям языке.
***
Утром я проснулся от ощущения потери. ИЛи подмены.
У моей подмышки кто-то тихо сопел. Я вздрогнул, скосил глаза.
Уютно свернувшись калачиком, рядом спала Клавдия Петровна.
Клавдия.
Петровна.
Совершенно нагая.
С черными волосами над верхней губой.
С восхитительными старческими жировыми складками.
Со всклокоченными черными волосами с проседью.
С бородавкой на подбородке.
Я закричал.
Клавдия открыла голубые глаза, сощурилась и лениво проговорила:
— Не ори.
Я замолк, задохнулся, подавился собственным криком.
— Где... где Катруся? — наконец удалось мне выдавить.
— Я Катруся. — Клавдия заглянула мне в глаза, и я с ужасом заметил в них знакомую грусть.
— Чего??? — у меня закружилась голова, и перед глазами всё на миг поплыло.
— И Карина я. И Кристина я. Вот не надо было нам... — Клавдия вздохнула.- Ну да что теперь. Теперь любуйся такой, какая есть.
Она сползла с кровати, завернулась в одеяло и ещё раз посмотрела на меня.
— Ну чего ты пялишься? Знаешь как тут хреново одной живется? — Клавдия взяла сигарету, и я машинально протянул ей зажигалку.
Очевидно, заметив, что я не собираюсь больше орать, женщина села рядом.
Я онемел. Я думал о Карине с оленьими глазами и о Кристине с медной косой, полыхающей в лучах закатного солнца.
— Так вы это получается... — я проглотил комок в горле, откашлялся. — Ведьма что ли?
Просто не нашел, что ещё сказать.
Клавдия захохотала, запрокидывая голову. Такой я её ещё не видел. Удивительно, как ей шел этот дикий, утробный, но всё-равно девчоночий, смех.
— А ты что, думаешь, так только в книжках бывает? — спросила Клавдия, меняясь у меня на глазах. Сквозь облик Карины, Кристины и потерянной мной Катруси вырисовывалось какое-то новое лицо. И оно было страшным. И очень красивым.
— Всё могу, — пояснила она. — Уехать не могу. Сразу состарюсь и сдохну. Такие дела.
Трясущейся рукой я тоже достал сигарету и закурил.
Источник: http://litclubbs.ru/writers/1504-gekata.html
Ставьте пальцы вверх, делитесь ссылкой с друзьями, а также не забудьте подписаться. Это очень важно для канала.
