В холодном фойе цирка разматывали пожарный шланг. Оцинкованный раструб тяжело упал на пол. Арена схватила глухой тревожный звук, разбила вдребезги, швырнув осколки в тысячу пустых кресел.
Тринадцатиметровое пространство багрового плюша окружали светло-зеленые сети. Сети висели мокро, устало.
-Проверь вентиль! – крикнул один из служителей цирка; он поднял раструб пожарного шланга и занял место в проходе возле арены.
Его напарник повозился в глубине пожарного щита.
- Норма…
- Никуда ни на шаг!
Я сидел в первом, самом пыльном ряду.
Присутствовал на редком – и весьма! – зрелище. Первая дрессировка молодого льва. Его зовут Мурзик.
С виду безразмерная рыжая плюшевая игрушка.
Увалень. Хвост - словно пришит не на то место. И в отличие от собачьего – ни одного слова.
Глаза подлые.
Нос в крупных опилках.
Мурзик часто оглядывается на партер. В третьем ряду сидит пожилой человек. Пожилой, не в смысле – старик. Человек, которого я рассматриваю, не определяется другим словом.
В силуэте циклопическая запятая.
Седые волосы непослушны и неопрятны.
Ясно, что бывший дрессировщик, с арены ушел давно. И здесь находится, употребляя фигуру речи, «с правом ношения мундира».
У него поцарапанные стальные часы.
Блестящие глаза. Плотный вчерашний запах вина.
Он горит от волнения и падает лицом на арену.
Его сосед повис на кресле, закинув ногу на ногу. Домашний тапочек привлекает взгляд львицы. В кисточке хвоста вспыхивает беспокойство.
Мурзик сидит на тумбе. Это приспособление не лишено смекалки, рожденной человеческим страхом. Верхнее сидение тумбы довольно мало. Четыре мохнатые лапы умещаются на нём с трудом. Упор для прыжка совсем небольшой. И нужно непрерывно поддерживать равновесие тела.
На двух соседних тумбах ещё восемь когтистых лап. Львица, которая в этой цирковой труппе "прима", бестолочь куда больше, чем Мурзик. Этот деятель, чей дебют вот-вот начнётся, пока должен только сидеть. Но слазит, кладет на тумбу глупую, но прожорливую морду; залазит – падает, вновь морда, зевок…
Огромная живая подушка.
Мурзика называли: «Лапочка» – и стегали двухметровой плетью.
Шамберьер – плеть особой конструкции. Кожаная косица с концентрацией зла на самый кончик.
Преобладание человеческой воли над силой.
У молодого парня, что получил над Мурзиком сеньорат, кроме свирепого, как янычар шамберьера, две длиннющие спицы. Я пристально рассматривал их. Неужели это изготовлено специально?.. Оказалось: да! Специально. Но только для других целей. Львов кололи лыжные палки, но со снятым упором для снега…
На острие одной из палок подается поощрение в виде кусочка мяса. Где-то с половину спичечного коробка. Остальная часть мяса хранится в кожаной торбе. «Гонорарный фонд» висит через плечо. Зев торбы открыт настежь – рука парня ныряет туда легко. Этот корм подают понемногу, и из-за сетки вокруг манежа.
Избегают соблазна!
Молодой парень чуть не попался. Оказывается, опаснее для дрессировщика нет, чем оказаться в углу. Как внезапно пробудилась сонная львица! И третий взъерошенный зубастик тоже мгновенно выпустил наружу свой нрав.
Шамберьер хлестко прошелся по их бессовестным мордам.
- Место!.. Место! - они получили изрядную пайку.
Главное в работе дрессировщика - держать дистанцию.
Самое главное! В абсолюте!
Парню постоянно кричат:
- Держи дистанцию!
А как же тогда ложиться на льва?.. Ведь номер задуман с таким душещипательным элементом.
Хлещут, а больше колют длинными спицами в определенные места. Судя по реакции зверей, очень больно.
Но в словах дрессировщика много теплого отношения.
Полное отсутствие мата.
Жесткая дрессура, - у неё есть другое, гораздо более выразительное название: "дикая" – норма для цирка.
Медведь на раскаленном листе!!!
Так учат танцевать.
В Словакии есть специальный санаторий для медведей, которых забрали у цыганских общин. И теперь пытаются возвратить к нормальному сосуществованию с людьми.
Человек с пожарным брандспойтом чрезвычайно напряжен. В 2003 году на этой арене произошла трагедия. Одна из многих, что случаются на аренах по всему свету. Затруднительно сказать, что послужило причиной, но во время дрессуры тигр передумал прыгать по команде на тумбу. В следующее мгновение его полосатое тело метнулось в дрессировщице Снежане Даутовой. Челюсти сомкнулись на горле. Смерть девушки наступила мгновенно…
И сегодня на арене тоже что-то не получается. Что – мне не ясно. Скорее всего, Мурзик не готов в «моральном плане».
Заканчивают всего через пятнадцать минут.
Ассистентка укротителя говорит:
-Промокла до трусов.
- А то… - он наконец-то надевает куртку на рифленое от мышц тело.
На сегодня это финиш. Я хлопаю в ладоши. Укротитель поворачивается и неожиданно церемонно кланяется:
- Спасибо.
Зверей загоняют в специальный решетчатый проход строго по одному. Оказывается, это достаточно ответственная операция. Можно было предполагать. Много шуму, криков, чрезвычайно громко лязгают металлические двери-решетки. Загоняя одного, остальных держат на расстоянии.
Львица передумала, у неё проснулась жажда моих аплодисментов. Круг по арене, второй, и третий. Она тоже знает: главное не оказаться в углу. Кожаная змея шамберьера гипнотизирует львицу. И жалит в морду. Она отпрыгивает к распахнутой металлической дверце. Змея делает ещё одну агрессивную попытку ужалить. О, нет, это слишком! Аплодисменты не та цена. И арматурный занавес падает следом за львицей.
Я уже побывал за кулисами. В том помещении цирка, где установлены клетки и оборудованы вольеры. Зрелище не лишенное тягостных воспоминаний.
Запах зверей назойлив, как голодная кошачья лапа.
И поднялся на верхний этаж здания по скрипучей деревянной петле из сотни ступенек. В просторном холле дюжина гостиннично-цирковых номеров.
Это клетки для гладиаторов - с поправкой на текущее цивилизационное время.
Двери в номер открыты настежь. Духота сочится в щель тюлевой занавеси. Внутри уют, не способный родить безделье. Минимальная достаточность вещей. Мне это знакомо по каютному бытию.
Примятое одеяло, четкий отпечаток тела - без всякой возни. Сказывается большая усталость.
- Как вы здесь?..
Отвечают: нормально…
Мне ещё говорят:
- Надо привыкнуть.
Вспоминаю, что этажом ниже сотни голодных зубов.
В рабочей группе укротителя участвует семь человек. В партере, где сидит пожилой дрессировщик, начинаются разговоры.
-А ты помнишь…
Он начинает стряхивать капли каких-то воспоминаний.
Я спрашиваю в фойе у служителя: что дальше?
Он цитирует Маршака:
-«По проволоке дама
Идет как телеграмма».
Уходя, вижу, как пожилой человек в партере замолкает.
Гаснет лицом.
Вот он уже старик.
И вот я его больше не вижу.
Из книги Евгения Гуфа " Рассказы".
