Этим летом между четвертым и пятым курсом архитектурного универа я подрабатывал тем, что копал могилы. Кому-то это покажется странным, а я решил – чем не работа, тем более временно. График у меня там удобный был. На кладбище я и с Митричем познакомился.
Митрич там уже лет 20 работал. Кем был до этого – не знаю, а после пенсии пришел сюда сторожем и могильщиком. Кладбище большое, старое, работы хватало. Новую могилу надо вырыть там или за давнишней какой за плату присмотреть. Один угол вообще заброшенный, чтобы не разрасталось это все, тоже заботился об этом Митрич. Вот это прям его было. Этот молчаливый угрюмый человек был тут, как рыба в воде. Разговаривал мало, ни с кем почти не общался. Наверное, работа на каждом отпечаток оставляет. А тут кругом одни мертвые да могилы.
Так вышло, что постепенно я к нему как-то подход нашел, мы изредка даже садились за кружечку чаю поболтать за жизнь. Ну и вот в свой последний день на этой работе я удостоился особого доверия. За чаепитием мы опять разговорились о том, о сем. Про смысл жизни даже, и кто какой след оставит. И вдруг дед как-то помрачнел и задумался. А потом выдал: «Парень, хочешь, покажу тебе одну штуку. Только если пообещаешь, что никому об этом не расскажешь. Но ты вроде не из болтливых. Так что скажешь?». Ну, я согласился, конечно.
Жил Митрич неподалеку. Шли молча. На подходе к дому меня что-то прям мороз по коже продрал, я уже даже подумал заднюю включить. Но решил, что все же покрепче его буду, смогу отпор дать, если что. На его пятый этаж поднимались, кажется, вечность. Он впереди, я за ним. Наконец, дошли до квартиры.
Маленькая «двушка», одна комната проходная, тут он, думаю, и жил. Диван старенький застелен аккуратно, шкаф, стол. Особо обстановку не разглядел, хоть на улице и солнечно было, но у него шторы темные и в комнате полумрак. Я заоглядывался, что же он мне там показать хотел. А дед дальше пошел, к двери во вторую комнату. И там уже посторонился, пропуская меня вперед. Я мимо него протиснулся и встал в проходе. Не знаю даже, как это словами и описать.
В той комнате шторы были раздвинуты. А напротив окна от пола до самого потолка высилось нечто. Фигура? Скульптура? Какое-то божество? Я не знаю. Сделано оно было из старых, высохших белых человеческих костей. Ребра, берцовые кости, кисти, ступни, черепа… Внизу было массивное основание из самых крупных костей, но чем выше, тем тоньше и ажурнее. Под верх вообще что-то нереальное. Много рук, ног, голов. И каждый череп смотрел на меня пустыми глазницами. Это было мерзко, жутко, отвратительно. Но величественно. У каждой кости свое место. Все они стали тут снова чем-то целым, но абсолютно новым. Сколько ж времени он сюда таскал чьи-то останки? Все 20 лет, наверное.
Митрич все это время смотрел на мое вытянутое лицо и усмехался. Видно было, что хотел, чтобы кто-то это увидел и оценить смог. Как выходили, я что-то невнятное сказать пытался, но он меня особо не слушал. До порога провел, удачи пожелал, еще раз усмехнулся и дверь за мной захлопнул.
Не могу об этом никому рассказать, обещал же. Но и вообще ни с кем не поделиться не могу, иначе точно свихнусь