Приятель мой Тимофей имел почти супер-геройскую черту встревать во всякое непонятное и выкручиваться из этого ещё более странными методами. Такому положению дел сильно способствовали две черты – Тимофей совершенно не следил за тем, что, как и кому говорит. В принципе одного этого уже могло бы хватить на постоянный абонемент в местный травмпункт, однако длинный язык успешно спасала вторая его черта. Феноменальная, почти кошачья живучесть.
Снимал в то время Тимофей комнатушку в бывшем общежитии. Теснота, болезненно-странная планировка и соответствующая маргинальная публика на роли соседей. Одним приятным зимним вечером вышел Тимофей на общий балкон покурить. Пепельно звездное небо, приятный морозец и прочая благодать средней полосы. Приему никотина, однако, помешали вышедшие на балкон двое граждан. Внешность их, в лучших традициях научных трудов Ломброзо, ярко свидетельствовала о крайне асоциальном образе жизни. В общем, эти двое граждан в ультимативной форме потребовали у Тимофей незамедлительно поделиться сигаретами. Он же, в свою очередь, склонности ни к каким деликатным политесам не имел, да и в целом не был настроен раздавать курево. Так что сразу им сообщил, что, во-первых, не курит, во-вторых им тоже не советует, а в-третьих хотят курить - могут идти и сами заработать на это пагубное дело.
Понятное дело, слово за слово, полемика мгновенно переросла в горячую фазу. Пошло рукоприкладство. А поскольку место для дуэли было на открытом балконе – каким-то неведомым путем Тимофей перевалился через перила и ухнул вниз. С четвертого этажа. Другой человек после такого падения если не провел бы остаток жизни прикованный к кровати, то как минимум пролежал бы, пока не приехала скорая помощь. Тимофей же, напомню, живуч был, как дворовый кот и так же удачлив. Вместо того, чтобы насадиться на какую-нибудь острую железку, или пробить голову об асфальт, он обтесал пару ветвей растущей рядом березы, а затем шмякнулся прямиком в большой сугроб. Утром трактор расчищал дворовый проезд – и вот такой удачей это обернулось. Ни падение, ни снег, однако, ни охладили тимофеев бойцовый пыл. Взревев, как раненный гризли, он бросился обратно в подъезд. Где нос-к-носу столкнулся с двумя его обидчиками. Они, смертельно бледные, явно пытались покинуть место преступления – будучи в полной уверенности, что только что выкинули человека с балкона четвертого этажа. И пережить такое с целыми конечностями – та ещё задачка.
Трудно даже представить их удивление, когда вместо переломанного человека они увидели злющего как черт Тимофея. Который, коварно воспользовавшись их полной ошарашенностью, отметелил приятелей по полной, и кинул остужаться в тот же сугроб, откуда сам минуту назад вылез. После чего пошел домой пить чай.
Но и на этом история не закончилась. Двум маргиналам, видимо, чувство социальной справедливости было совершенно не знакомо. Выкинули с балкона – получили по лицу, один-один. Но нет. Преисполненные гневом, утром следующего дня они нашли квартиру Тимофей. Вооруженные молотком и топором они быстро расписали, что сейчас ждет Тимофея.
- Не вопрос, - ответил тот, - давайте только на улице поговорим, чего соседей пугать.
Те согласились. Зря.
Тимофей спокойно оделся, обулся, закрыл квартиру, вышел в коридор. Разбежался, выбежал на тот же треклятый балкон и снова ухнул с него вниз. Соскользнул по березе вниз, плюхнулся в сугроб. Ввернулся в подъезд, наткнулся на уже окончательно офигевших «разборщиков» и физически убедил в неправоте их действий. После чего, те, видимо, поняли, что с таким психом лучше не связываться и больше никогда в жизни ему на глаза не попадались.
- Интересная история, - сказал я, разливая всякое по бокалам, - но на кой черт ты опять с балкона прыгал, вместо того, чтобы сразу им навалять?
- Черт его знает, - беззаботно отозвался Тимофей, - люди склонны к импульсивным поступкам.
Что ж. Действительно.