У меня пил дедушка. Я жила в деревне только летом, родители отвозили меня из столицы, в далекую глухомань. Мне эти поезки, дорога, сама деревня оставили яркие, чудесные воспоминания. И даже то, что дед любил выпить не смущало, ни меня, ни бабушку, ни родителей. Как то пьянство на заре 90 -ых считалось нормой. В деревне пили почти все, подростки, мужчины и дедушки. Те мужчины которые знали меру в этом вопросе, жили на голову лучше остальных. Это явно бросалось в глаза, даже ребенку. У них была либо лошадь, либо автомобиль, либо мотоцикл. Много коров или свиней. Кто не пил вообще, те были богатыми фермерами. Поселок был в две улицы, обойти его можно было за пол часа.
Наш дед пил, но не запоем поэтому у бабушки были поросята, гуси, куры, небольшое хозяйство и огород. Сама она работала на дойке(доила коров) с четырех утра до полудня , потом ехала домой занималась хозяйством и возвращалась обратно к четырем и работала до десяти вечера. Так работали большинство женщин поселка. Дойка находилась за пять киллометров от поселка и старый трактор тарахтя и пуская клубы черного дыма, медленно ехал собирая доярок. Бабушка уже в платке допивала чай на кухне и как только слышала тарахтение трактора, бежала надевать калоши, брала свою газету с завернутым хлебом и выбегала из дома. Трактор полз медленно по ухабистой не ровной дороге. Из кузова свисала ржавая лестница по ней уже карабкались доярки из соседних домов. В кузове трактора были прибиты деревянные скамейки, на них весело подпрыгивая сидели доярки в пестрых платочках и громко переговаривались пытаясь заглушить тарохтение трактора. Я любила этот трактор! Я просилась на него каждый день и каждый раз меня и моего младшего братишку не брали. Тогда мы шли на хитрость и топали на дойку пешком. Идти было далеко, и долго, но это нас нисколько не пугало, мы весело болтали, срывали тросник, делали дудочки, сражались на палках. Иногда нас подвозили на телеге запряженной лошадью или на мотоцикле- это было большой удачей, если после столба пыли от пронесшегося мимо мотоцикла нас окликал грубый голос и грозно спрашивал - куда топаете, эх вашу мать, садить быстро, подвезу! Мы неслись со всех ног счастливые и довольные залезали в люльку мотоцикла или телегу.
Бабушка увидев нас всплескивала руками и говорила,- ну господи, ну вы что пришли? Дом то закрыли? Идите молоко пить!
И мы пили теплое парное молоко, ели ее хлеб припасенный для себя и играли в будке сторожа, смотрели на длинные ряды коров, играли со щенками, которые неуклюже бегали по дойке и учились быть новыми сторожевыми псами. А самое главное, что некуда было бабушке деваться и вечером мы со всеми доярками забирались в кузов и весело и долго тряслись до дома. Женщины шутили и смеялись, укоризнено глядя на нас, так как сидеть было тесно. Наступали сумерки и пока мы доезжали до дома, младший брат уже спал, а я все смотрела вокруг и не могла наглядется.
Но так же я хорошо помню то чувство, когда в колхозе выдавали зарплату. Женщины ехали притихшие и не веселые. Они почти не обсуждали выходки своих пьяных мужей. Что говорить и так было все на виду. Кто то хватался за топор и гонял всю семью ночью по улице их дети просились в чужие дома, кто то заранее прятал ножи и вилки, кто то тихо молился про себя что бы их муж уже спал. Я ехала и утопала в этом унынии сильных и взрослых женщин. Когда я стала старше меня удивляли их покладистось и вера в мужчин, вера в своих мужей, они были за Мужем.
- Пусть бьет, пусть пьет, зато мужик в доме - говорили они и искрене в это верили. А я не могла понять, всем своим детским умом, я силилась осознать это и не могла. Какая то вязкая темнота наваливалась на меня и я засыпала у бабушки на коленях. И мечтала только об одном, что бы дедушки сегодня не было дома..